Порассуждаем о том, что лежит в основе нашего с вами мышления, можно ли уподобить мышлению то, как действуют нейросети, и есть ли у нас какие-то козыри в соревновании с машиной за будущее или мы это соревнование уже проиграли.
В летнем сезоне игр Что?Где?Когда? 1992 года знатокам был задан вопрос: «Виктор Гюго однажды заметил, что разум человеческий владеет тремя ключами, позволяющими людям знать, думать, мечтать. Два из них – цифра и буква. А какой третий ключ?»
Третьим ключом в загадке является нота. Буква, цифра и нота. Что объединяет их все? Всё это – знаки.
Глядя на записи, представленные на картинке выше, мы осознаём, что человек пытался закрепить на письме какую-то мысль, какие-то образы. Пусть даже мы не в состоянии прочесть все эти записи, тем самым вызвав в собственном сознании те образы, что мыслил себе человек, записавший их, но мы хотя бы можем идентифицировать то, каким ключом он при этом пользовался, к какой области человеческого духа относились эти мысли и образы: естественный человеческий язык, математика, химия, музыка.
Заметим, что знаки, приведённые здесь, неравноценны не только в плане того, к каким семиотическим системам они принадлежат. Мы видим здесь приветствия на грузинском и на хинди, некую музыкальную фразу. Это обозначения единичных представлений, которым в логике соответствуют понятия. Мы также видим формулу для вычисления определённого интеграла. «Переведя» её на вербальный язык, получим примерно такое высказывание: «Определённый интеграл от функции f(x) на отрезке [a, b] равен…». Это уже не понятие, а суждение. А уравнение гидратации оксида кальция буквально означает: «если соединить оксид кальция с водой, то получится гидроксид кальция». Выражения типа если…, то… в логике называют импликацией и относят либо к сложным суждениям, либо к умозаключениям.
Вообще наше мышление опосредовано знаками. Фраза «Понимаю, но не могу сказать» на самом деле равнозначна признанию «Не понимаю», иначе говоря «Не могу выразить в знаковой форме, сделав понятным другому». Знаковым мышлением мы отличаемся от животных. Знаки – элементы второй сигнальной системы. В отличие от животных, мы способны реагировать не только непосредственно на сами раздражители из физического мира, но также и на представления, вызванные в нашем сознании восприятием знаков, которые не являются простым слепком или копией таких раздражителей. Как остроумно отметил кто-то на просторах интернета, что такое чтение, как не галлюцинирование при разглядывании пятен на переработанной древесине?
Для формулирования мысли мы пользуемся знаками, принадлежащими различным знаковым системам. Объединяет их то, что все знаки обозначают что-то, помимо самих себя. И зачастую означают не конкретный предмет, а отвлечённое представление о предмете, т.е. являются абстракцией от абстракции. В случае алгебры, где для обозначения величин используются буквы, мы говорим об абстракции ещё более высокого уровня. Если в арифметической записи нам не важно, чтò именно мы считаем, то в алгебраической неважно даже то, сколько именно мы насчитали.
Знаки помогают нам мыслить, поскольку движение мысли осуществляется путём преобразований одних знаков в другие. Мысль стремится как-то интерпретировать исходное выражение, то есть вывести из него новое выражение, также представленное некой последовательностью знаков. И всякий раз, когда мы выводим одно выражение из другого и устанавливаем между ними отношения тождества, мы говорим о нашем понимании смысла этого выражения.
Смысл в свою очередь всегда раскрывается в каком-либо контексте. Для самого существования смысла принципиально важно наличие контекста, без него выражение – лишь совокупность знаков. Мы помещаем выражение в разные контексты, в результате получая разные смыслы. Чтобы осознать смысл выражения, мы подбираем контекст, который позволит вывести из выражения инференцию. Как только такой контекст находится и в нём из выражения выводится инференция, мы испытываем удовольствие от гармоничного соответствия между выражением и смыслом, это и есть знакомая каждому радость понимания. На этом, кстати, основан юмор и шире – феномен смешного, когда начало шутки заставляет нас воспринимать её в одном контексте, а в конце выясняется, что к сказанному также подходит и другой контекст, и с ним из текста шутки выводится уже совсем иной смысл. Такое ощущение завершённости, гармонии, которое мы испытываем, осознав замысел рассказчика, приносит нам радость.
Когда же мы не в состоянии подобрать такой контекст, в котором выражение обретёт для нас смысл, не можем вывести из него другое, тождественное по смыслу выражение – значит, мы его не понимаем, и это непонимание эмоционально угнетает нас.
Что же такое контекст? Его можно рассматривать как совокупность пресуппозиций. Пресуппозиция – это некое подразумеваемое утверждение, которое должно быть истинным, чтобы выражение имело смысл. Например, чтобы вопрос «Когда Петя перестал бить свою жену?» имел право на существование, должны одновременно выполняться как минимум три условия:
а). Петя женат (когда-то был женат);
б). Петя когда-то бил свою жену; и
в). Петя в определённый момент перестал бить свою жену.
Если хотя бы одно из этих утверждений ложно, то наше исходное выражение становится даже не то, чтобы ложным – оно просто лишается смысла. Такие подразумеваемые условия и есть пресуппозиции. Кстати, главной, базовой пресуппозицией считается экзистенциальная, то есть пресуппозиция существования. В нашем случае: «Петя существует». Если это ложно, то дальше вообще не о чем говорить. А, как заключил Людвиг Витгенштейн, о чём невозможно говорить, о том следует молчать.
Контекст включает в себя вопросы, подобные тем, что представлены на картинке. Как нетрудно заметить, все они относятся к тому разделу семиотики, который изучает отношения между знаками и теми, кто ими пользуется.
Напомним, что в семиотике (науке о знаках и знаковых системах), в частности, выделяются три раздела: синтактика, изучающая отношения между знаками; семантика – отношения между знаками и тем, что они означают (их содержанием, теми представлениями, которые за ними стоят); и прагматика – это уже про знаки и их пользователей (а также цели, с которыми их используют).
Так вот, машина, какой бы совершенной она ни была, оперирует знаками на уровне синтактики. Статистические модели, лежащие в основе нейросетевых алгоритмов, основаны на предиктивном принципе: на основе анализа сочетаемости слов в громадном корпусе самых разных текстов они составляют из слов цепочки, руководствуясь тем, какое следующее слово будет в получившейся цепочке наиболее вероятным. Машине как вычислительному устройству не важно, чтò мы считаем, «яблоки» или «груши».
Может ли машина выйти за пределы «одномерного» уровня знаков и оказаться тем самым на уровне семантики? В принципе, то, что делают программы типа знаменитой Midjourney, которая по вербальному промпту генерирует изображения, с натяжкой, но всё-таки можно уподобить тому, как у нас в сознании под воздействием слов формируется визуализируемый мыслеобраз.
Пожалуй, последним бастионом нашего с вами мышления остаётся прагматика. Продолжая аналогию с яблоками и грушами, в речи важно не только, что мы считаем, но и кто считает и зачем он это делает.
Напрашивается примерно такой вывод: машина сравняется с человеком в интеллектуальном плане тогда и только тогда, когда сможет соотносить знаки (синтактика) с их содержанием (семантика) и с намерением их пользователей (прагматика), а также фиксировать момент («удовольствие»?) установления гармонии на этапах преобразования выражений в разных знаковых системах и между ними.
Да, человеку доступна способность учитывать прагматический компонент коммуникации. Но всегда ли мы сами это делаем? Многие люди не понимают намёков, шуток, нелепо ведут себя в разных ситуациях социального взаимодействия, потому что не умеют правильно «считывать» контекст, намерения других участников общения. В переводе такая «слепота» приводит к появлению буквализма, когда переводчик механистически заменяет знаки (слова) одной системы (языка) знаками другой, фактически действуя в том же одномерном мире отношений между собственно знаками и не погружаясь на более глубинные уровни семантики и прагматики. На вопрос, которым задаются как минимум с 60-х годов прошлого века, «Когда компьютер заменит переводчика?» правильный ответ такой: плохого переводчика уже давно успешно заменяет.
Увидеть смысл, стоящий за дикторским текстом, увидеть намерение заказчика, а затем сделать так, чтобы нужный смысл возник в сознании целевой аудитории, которая будет воспринимать этот текст уже не в зрительной, а в аудиальной форме, – это серьёзная интеллектуальная работа. Способность задействовать прагматику при выработке решений, которые будут реализованы в аудиальном/аудиовизуальном продукте, – навык профессионалов.
Автор статьи: Кирилл Калинин. Продюсер международных проектов в Аудио-Реклама·ru
Спасибо, что дочитали до конца!
Ставьте лайки и не забудьте подписаться ✅
Другие статьи автора:
Перевод и дикторство — две гармоники одного мастерства. Рассказываю
Битва за смысл: Безжалостное изгнание симулякров
Производство знания: от «Ух ты! Как интересно!» до «Спасибо за внимание!»
Кухня аудиовизуального перевода: Не только о фильмах
Материал подготовлен Аудио-Реклама·ru
Использование всего текста или его фрагментов, разрешается только со ссылкой на эту страницу.