Андрей Соловьев: Хочу подчеркнуть - это воспоминания моего отца. В рассказе есть перелеты по времени. Как папа изложил, так я и рассказываю. Я в этой квартире появился только в конце 1950-х годов.
Возвращение состоятельной публики
Когда дед ушел из Совнаркома, семья должна была освободить ведомственную жилплощадь на улице Станиславского. Ему предложили посмотреть несколько квартир. Они с бабушкой выбрали коммуналку на улице Грановского, дом 5 (раньше Шереметевский, ныне Романов переулок).
Дом этот, выстроенный в 1914 году в качестве доходного, предназначался для заселения благородной публикой. Остатки старых жильцов (в основном из бывшей прислуги) рассказывали, что перед революцией здесь проживали весьма состоятельные люди.
Похоже, те времена вернулись: на Циане есть объявление о продаже квартиры за 325 миллионов рублей. Это или наша перестроенная квартира, или соседняя - судя по подъезду и 2-му этажу.
В нашей квартире перед революцией жил некто Вахромев - известный в России табачный и махорочный фабрикант. В соседней, расположенной на нашей же лестничной площадке (всего было по две квартиры на каждом этаже в одном подъезде), жил управляющий Казанской железной дорогой фон Мекк.
Дом с обычными коммуналками
К началу 1940-х это уже был обычный московский дом с коммунальными квартирами в отличии от соседнего - 5-го Дома советов (Грановского, 3). Самой известной жительницей нашего дома была будущая звезда отечественной оперы Ирина Архипова. Но когда она жила в соседнем подъезде со своими родителями, то была еще студенткой консерватории Ирой Ветошкиной.
В первые дни сентября 1940 года дед с бабушкой и их трое детей (мой отец и две его младшие сестры) поселились в 44-й квартире. Они стали в ней девятой семьей, а общая численность населения была порядка 40 человек. Временами только одних детей, от новорожденных до старших школьников, жило числом до десяти.
Чтобы пришедшему постороннему человеку открыли дверь, он должен был дать определенное количество звонков, от одного до девяти. Но в действительности открыть входную дверь ничего не стоило. В дверях стоял еще дореволюционный, но хорошо «разношенный» английский замок. Этот замок был все время, пока мы жили в этой квартире, и открывался любым ключом. Если ключа не было, замок свободно открывали двухкопеечной монетой.
60-метровая комната и печь в цветочек
Квартира была огромная. От входной двери по правой стороне шла анфилада комнат, которые соединялись двустворчатыми дверями. Высота потолков - 4 метра. Разумеется, вся эта конструкция при советской власти была ликвидирована и двери между комнатами забиты и заштукатурены наглухо.
В каждой из этих комнат жило по семье, а двери выходили, как и положено в коммуналке, в общий длинный коридор, впадавший в огромную кухню - главное место всей коммунальной жизни. На службу вновь были призваны керосинки, уволенные в запас на улице Станиславского. Саратовский газ провели в доме только после войны. Ha кухне были большая дровяная плита и множество столов, на них и располагались керосинки.
Мы получили очень большую комнату - площадью в 60 метров, которую фанерными стенами разгородили на три помещения. Деду с бабушкой досталась спальня без окон. Достопримечательностью у нас была огромная печь «голландка» в белых изразцах, которые дед восковыми карандашами разрисовал букетами цветов. Гости, приходившие первый раз, часто говорили: «Умели же раньше делать изразцы», и когда им объясняли, что это не «раньше», а «теперь», многие не верили.
Продолжение:
Начало:
Еще: