Лето 1944 года. Советские войска ведут наступление, но враг еще очень
силен. Летчик-истребитель Михаил Девятаев попадает в плен. Ему
предстоит сделать выбор — вернуться в небо, продолжив войну на стороне
врага, или отправиться в концлагерь на остров Узедом. Отчаянный ас
Девятаев выбирает третье — побег. Но с засекреченного острова, где идут
испытания немецких крылатых ракет, нельзя убежать. Зато можно улететь —
на аэродроме стоит новейший вражеский бомбардировщик с «оружием
возмездия» Третьего рейха на борту. Улететь — и совершить самый дерзкий
побег в военной истории.
В этом блоге я решил сравнить сцены, показанные в фильме «Девятаев» с
оригинальными местами в Германии и книгой, написаной Девятаевым, «Побег
из ада» — концлагерь «Заксенхаузен» и концлагерь «Карлсхаген» на
острове Узедом.
Тескт в «ковычках» — это цитаты из книги «Побег из ада», которая была
написана Героем Советского Союза М.П.Девятаевым еще в 60-е годы.
«… В сентябре 1944 года меня, Пацулу и Цоуна увозили из лагеря. Переводчик сказал нам:
— Отправляетесь в «Заксенхаузен». Оттуда живыми не возвращаются…
Оборванных, босых, избитых до полусмерти, нас привезли в
концлагерь «Заксенхаузен». Раньше, когда я читал о концлагерях, о
зверствах фашистских палачей, у меня кровь стыла в жилах, по телу
пробегали мурашки. Но то, что довелось мне узнать, увидеть и испытать на
себе в этом мрачном застенке, превзошло все мои самые мрачные ожидания
…»
У концлагеря «Заксенхаузен» не было такой жд-платформы как показано в фильме.
На аэроснимке видно, что жд-путь проходит на большом расстоянии от лагеря.
««Заксенхаузен» — это был центральный политический
экспериментальный концентрационный лагерь смерти, находившийся под
непосредственным руководством главаря СС Гиммлера. Здесь изобретались и
испытывались на заключенных самые дьявольские способы умерщвления людей и
затем распространялись во все другие лагери. Небольшая территория была
обнесена трехметровой бетонированной стеной, поверх которой натянуто
несколько рядов проволоки, по которой пущен ток высокого напряжения. В
нескольких метрах от стены лагерь опоясывала проволочная сетка, в
которую также был пущен ток. Вдоль стены через определенные промежутки
были сооружены каменные вышки, а на них установлены мощные прожекторы и
станковые пулеметы, направленные в сторону бараков. В промежутке между
стеной и решеткой — полоса тщательно взрыхленной земли. Если мышь по ней
пробежит, и то след оставит. Приближаться к решетке не разрешалось. По
нарушителю без предупреждения открывали пулеметный огонь.»
Фотографии сделаны мною во время посещения в 2011 и 2017 году.
Вид на плац из окна лагерной комендатуры.
«Каждое воскресенье лагерь выстраивали на плацу перед
комендатурой, отбирали полторы-две тысячи узников, потерявших
трудоспособность, якобы для отправки в другой лагерь на лечение.
Подъезжали «душегубки» и перевозили их в крематорий. Попасть на такой
«транспорт» мог каждый заключенный. Людей использовали на самых тяжелых
работах, содержали на голодном пайке, поэтому они быстро выбивались из
сил и, как здесь говорилось, «летели в трубу».
У центральных ворот перед окнами лагерной комендатуры
была оборудована специальная площадка для экзекуций. В строго
установленные дни сюда со всех бараков строем, с немецкой песней на
устах, сходились провинившиеся для получения «фюнф унд цванцихь нах аш»
(«двадцать пять на задницу»). Создавалась длинная очередь. Каждого в
порядке очереди клали на скамью или «козла» и жестоко пороли. Получив
свои двадцать пять, наказанный должен был поклониться палачу в ноги и
сказать спасибо, а не сделаешь этого, получишь «добавку».»
«В лагере перед огромной площадью для построения
заключенных веерообразно, в несколько рядов, расположены низкие, похожие
на свинарники, фанерные бараки — 67 жилых и много служебных и
хозяйственных. В каждом бараке, рассчитанном на 100–120 человек,
размещалось 600–700 человек, а всего здесь постоянно находилось 40–50
тысяч узников. Одних уничтожали, других привозили.»
«Все здесь было приспособлено для постоянного истязания и
массового истребления заключенных. Достаточно сказать, что из 200 тысяч
человек, прошедших через ворота «Заксенхаузена», уничтожено и сожжено в
крематории 100 тысяч. Каждый второй был убит. Эшелоны обреченных
поступали в лагерь ежедневно и назад уже не возвращались. Часто их даже
не заводили на территорию лагеря, а прямо из вагонов гнали в крематорий,
и там они находили мучительную смерть. Партиями по нескольку сот
человек загоняли в специально оборудованный тир для массовых расстрелов и
там поливали их шквалом пулеметного огня. Других заводили в помещение
крематория, приказывали раздеться и идти мыться в душевую залу. Затем
дверь герметически закрывали и вместо воды пускали ядовитый газ.
Несчастные умирали в страшных муках. Кроме того, функционировало два
газовых автомобиля-«душегубки» с передвижными крематориями при них,
стационарная и передвижная виселицы с блоковыми механизмами. Постоянно
производились отравления заключенных ядами, которые давались в пище и
вливались в вены. На людях испытывались новые медицинские препараты,
боевые отравляющие вещества, бризантные гранаты и многое другое. Для
этих «опытов» при санчасти была оборудована специальная комната.»
Трасса для испытания обуви.
«Сырой холодный воздух пронизывал насквозь. Мысленно я
переносился в родное село Торбеево, в наш простой крестьянский дом.
«Давно, — думал я, — проснулась моя старушка-мать. Вряд ли она и спала в
прошедшую ночь. Верно, все глаза давно уже выплакала. Ведь шестерых
сыновей проводила на фронт! И думы у нее не только обо мне. Ей и в
голову не придет, что одного из ее сыновей поведут сейчас на смерть».
Надсмотрщик приказал нам повернуться лицом к стене. За
спиной простирался плац, окруженный низкими бараками. По кругу строевым
шагом двигалась длинная колонна пестро одетых людей. На спине у них, на
груди и выше колен на брюках были нашиты белые квадраты материи с
черными кругами наподобие мишени. Они пели какую-то немецкую песню. Что
это за люди? Почему они поют? Вот они поравнялись с нами, и я увидел,
что за плечами у них ранцы, наполненные чем-то тяжелым, пригибавшим
людей к земле. Но рассмотреть их хорошо я не мог, потому что эсэсовец
каждый раз, когда я поворачивал голову в их сторону, бил меня по спине
палкой. Потом уж я узнал, что это маршируют с шести утра и до пяти
вечера заключенные-штрафники, отбывающие наказание за нарушение
лагерного «орднунга» — порядка. Каждый день они маршировали по
булыжникам, грязи, щебенке с пудовым грузом за плечами, испытывая
прочность обуви немецких фирм. Одиннадцать часов без передышки они
должны были маршировать и всё время петь. Того, кто не пел или пел не в
ногу, отставал, выбившись из сил, били палками.»
Девять различных покрытий трассы вокруг плаца, по замыслу нацистов,
были необходимы для испытания обуви. Выбранные узники должны были
преодолевать с различным темпом сорокакилометровые дистанции каждый
день. В 1944 году гестаповцы усложнили данное испытание, вынуждая
узников преодолевать дистанцию в обуви меньших размеров и с мешками
весом в десять, а зачастую и двадцать-двадцать пять килограмм.
Заключённые приговаривались к подобной проверке качества обуви на сроки
от одного месяца до года. За особо тяжкие преступления назначалось
бессрочное наказание. Таковыми преступлениями считались повторные
попытки побега, побег, вторжение в другой барак, саботаж,
распространение сообщений иностранных передатчиков, подстрекательство к
саботажу, педофилия, совращение или принуждение к гомосексуальным
контактам гетеросексуальных мужчин основного лагеря, гомосексуальная
проституция, совершаемые по взаимному согласию гомосексуальные действия
гетеросексуальных мужчин. Такое же бессрочное наказание ожидало
прибывших в Заксенхаузен гомосексуалистов. wiki
«Было раннее утро, когда нас, как на молитву, поставили у
ворот лагеря — без головных уборов, по команде «смирно». Стоим уже
битых пять часов, не меняя положения. Еле держимся на ногах. Косим
глазами по сторонам: кругом бараки, бараки, бараки… Справа, за каменной
стеной, возвышается труба крематория. Из нее валит густой черный дым,
заволакивающий даже солнце. В воздухе стоит удушливый смрад горелого
мяса. «Неужели здесь оборвется и моя жизнь?» — думал я и отвечал себе: —
«Нет, я должен отсюда выбраться!» Мои размышления прервал переводчик:
— Что смотришь? Все равно не убежишь! Отсюда не уходят, а
вылетают через трубу, — он указал рукой на крематорий и громко
захохотал.»
Фундаменты от «Station Z».
Станция «Z» — здание за территорией лагеря, в котором производились
массовые убийства. В нём находилось устройство для произведения выстрела
в затылок, крематорий на четыре печи и пристроенная в 1943 году газовая
камера. Иногда транспортные средства с людьми, минуя регистрацию в
лагере, отправлялись туда напрямую. В связи с этим установить точное
число жертв, уничтоженных здесь, не представляется возможным.
На старой фотографии — справа вход, слева, в небольшом гараже «выход» из газовой камеры.
Провалившиеся полы газовых камер.
Печи крематория.
Фотографии советских военнопленных.
«В конце 1941 года сюда привезли 18 тысяч советских военнопленных. Их
расстреливали из пулеметов во дворе крематория под звуки мощной
радиолы. Через несколько дней они все до единого были уничтожены.»
«В бане среди обслуживающего персонала из заключенных оказался русский парикмахер.
Парикмахер бросил взгляд по сторонам и, работая бритвой, нагнулся и шепнул мне на ухо:
— Доберемся скоро и до него… Я сам вот этой бритвой горло ему перережу за все его злодеяния над людьми.
— Если он нас раньше не прикончит, — заметил я.
— Не мы, так другие сделают это. Всех не перестреляет. А
ты, дружище, за что попал? — спросил он и посмотрел в мою карточку.
Увидев причину моего направления в концлагерь, он вздохнул, покачал
головой. — Понятно… Организация побега и саботаж. За это — крематорий.
Точно…
Хоть я и знал, что меня ожидает, от этих слов мне стало не по себе, точно ушат ледяной воды вылили мне на голову.
— Не робей, браток, выручим из беды, — сочувственно сказал парикмахер. — Только выполняй всё, что скажу.
Новый друг взял у меня бирку с номером, вышел куда-то и через минуту вернулся и подал мне бирку с новым номером:
— Вот возьми… Забудь пока свою собственную фамилию. Теперь будешь Никитенко. Карточку я тоже подменил…
— Бирка-то чья? — забеспокоился я.
— Только что умер один человек. Пусть думают, что это ты. Понимаешь?..»
«Запомни: ты теперь Никитенко. Бывший учитель из Дарницы – Степан Григорьевич Никитенко«.
Как видно в фильме поменены местами имя и отчество: Григирий Степанович Никитенко.
Сделано это специально или по ошибке — не понятно.
«Человек пятьдесят нас, новичков, построили между 13 и 14 бараками
карантинного блока-изолятора, огороженного особым высоким забором и
представлявшим собой лагерь внутри лагеря. Рапортфюрер Зорге передавал
нас блокфюреру Шуберту.»
Как видно на это плане, карантинные бараки имели номера 11, 12, 35 и 36. 13 и 14 находятся рядом.
«Отбой ко сну измученные узники встретили со вздохом облегчения. На
трехэтажных деревянных койках с матрацами, набитыми древесной стружкой,
устраивались по четыре-пять человек.»
Прачечная. Место встречи подпольного комитета сопротивления,
руководивший разветвлённой, хорошо законспирированной лагерной
организацией, которую гестапо не удалось раскрыть.
«Я познакомился, а затем и подружился с двумя смертниками:
полковником Николаем Степановичем Бушмановым и политруком Андреем
Дмитриевичем Рыбальченко. Это были мужественные советские люди.
Доведенные фашистами до полного изнеможения, приговоренные к смертной
казни, они никогда не падали духом, внушали людям веру в нашу победу,
организовывали массы заключенных на активную борьбу с врагом в условиях
концлагеря.
С болью в сердце расставался я и со своими старыми
друзьями, Иваном Пацулой и Аркадием Цоуном, которые делили со мной горе и
радость на протяжении всего тяжелого пути от лодзинского лагеря до
«Заксенхаузена». Теперь я остался один среди чужих, незнакомых людей,
увозимых вместе со мной в неизвестном направлении.»
«В двухосный товарный вагон набили нас семьдесят
человек. В страшной тесноте невозможно было ни прилечь, ни повернуться.
Поезд тронулся. У меня была мысль: только бы попасть на аэродром!»
В фильме, пленников на остров доставляют на корабле, но на самом деле
это было обсолютно не нужно, так-как туда вела железная дорога. Остров
Узедом находится всего в нескольких сотнях метров от материковой части
Германии и соеденён с нею двумя мостами.
Большое здание на заднем плане — скорее всего электростанция ракетного полигона.
Это здание находится в местечке Пенемюнде, ставшее во время второй
мировой войны центром испытания «оружия возмездия» — крылатых ракет V-1 и
баллистической ракеты A4 (V-2), ставшей основой первой советской
тяжёлой баллистической ракеты Р-1, главным конструктором которой был
С.П.Королёв. Сейчас в Пенемюнде находится военно-исторический музей, с
экспозицией, посвящённой мечтам о космосе и развитию ракетной техники,
на открытой площадке представлены ракеты V-1 и V-2, авиационная и
военно-морская техника.
Надпись на висилице «Rette dich vor dem Leiden» переводится дословно
как «Спасайся от страданий». Исторических аналогов не нашел, скорее
всего выдумка художника-постановщика.
Фотографии сделаны во время моей поездки на остров Узедом.
На карте исторических мест, это место указано красным перевёрнутым треугольником с буквами «KZ», между цифрами 5 и 6. Остатки этого лагеря находятся у дороги
в аэропорт, сразу за поворотом. Здесь нет парковочных мест или
какого-то указателя, только небольшая инфо-доска, так что едте небыстро и
не бросайте машину на дороге, так как здесь опасный участок.
Душевой домик (сверху на карте справа, нем. Dusche), на многих
фотографиях, сделаных пару лет назад, можно увидеть, что двери здесь не
было и можно было спокойно пройти внутрь, сейчас здесь запертая дверь с
табличкой — чт-то вроде «Небеспокоить, здесь живут летучие мыши».
Бункер для охраны лагеря, таких здесь несколько, они были расположены рядом со сторожевыми вышками.
Здесь раньше находилась кухня.
Здесь так-же обноружился торчащий из под земли ботинок и переносная бочка (для еды?).
Похожие бочки видны в одний из сцен в фильме.
Кадр из фильма.
Столбы ограждения.
Здесь, если присмотреться, то можно разглядеть 4 столба стоящих в одну линию.
«Остров, покрытый лесом и болотами, был отрезан от суши
широким проливом Балтийского моря. Серое осеннее небо сливалось с
бескрайней водяной пустыней, которой, казалось, нет ни конца, ни края.
Шел мокрый снег, дул промозглый морской ветер. Нас привели в лагерь,
состоявший из шести бараков, обнесенный многорядным забором из колючей
проволоки. Здесь содержалось три тысячи заключенных, которых немцы
использовали на разных тяжелых работах.»
Фундамент жилого барака.
«В разговорах со «старожилами» лагеря я получил самые
неутешительные сведения об условиях жизни и обращении с заключенными.
Лучшего, конечно, я и не ждал. Но была и хорошая новость: на острове
есть военный аэродром! Из лагеря туда ежедневно гоняют на разные работы
команду из заключенных в 45 человек. Каждое утро эсэсовцы насильно
подбирают людей в эту команду, потому что все избегают ее. Труд там
каторжный, целый день на ветру, дующем с моря, да еще на голодный
желудок.»
В реальности, лагерь нахофдился примерно в 1,5 километрах от аэродрома.
«На другой день меня, точно по заказу, взяли в аэродромную команду.
На аэродроме мы разгружали цемент, подвозили песок, засыпали воронки
после бомбежки, бетонировали взлетные дорожки.»
«В первых числах января 1945 года советская бомбардировочная авиация
во время ночного налета разбомбила два ангара, вывела из строя
взлетно-рулежные дорожки и сожгла 11 или 12 самолетов врага. Это очень
обрадовало всех нас, заключенных, вселило уверенность в скорое
освобождение.
…Володя Соколов. В лагере его звали просто «курносый». В
плен Володя попал в начале Отечественной войны, прошел через многие
тюрьмы и лагеря, был удивительно находчив и изворотлив. Владея немецким
языком, он даже вошел в доверие к немцам и был назначен помощником
«капо» (бригадира), что давало ему возможность облегчать участь
товарищей.
До случая с песком я серьезно остерегался с ним
разговаривать, брезгливо сторонился, думая, что он фашистский
прислужник, но глубоко ошибся. На самом деле «курносый» был пламенным
советским патриотом, питавшим жгучую ненависть к фашистам.
Корж, как выяснилось, была вымышленная фамилия
советского пограничника Ивана Кривоногова. Военную службу он начал в
Шепетовке, где прошли годы боевой молодости писателя-коммуниста Николая
Островского. В этом городе молодой патриот прочитал книгу «Как
закалялась сталь», а из рассказов местных жителей узнал о боевых
подвигах ее автора. Образ Павки Корчагина стал вдохновляющим примером
для воина-пограничника.»
«Кривоногов был одним из тех, кто принял на себя
внезапный, вероломный удар фашистских полчищ. Командиру взвода
Кривоногову было тогда 24 года. Вместе со своими подчиненными он занимал
дот на берегу пограничной реки Сан в районе Перемышля. О мужестве, с
каким Кривоногов и его бойцы отражали атаки врага, говорит тот факт, что
гарнизон дота продержался под ураганным артиллерийским огнем и
бесчисленными атаками фашистов до третьего июля, когда фронт уже был
далеко позади него.
Я начал внимательно присматриваться к немецким машинам, используя
малейшую возможность для ознакомления с ними. Особенно тянуло меня в
кабину самолета. Хотелось забраться в нее и сидеть до тех пор, пока не
запомню хотя бы в общих чертах ее арматуру. А кто мне позволит такую
роскошь? Ведь мы и шагу не ступали без конвоира! Пришлось пускаться на
всякие хитрости. Стал изучать детали разбитых самолетов, хотя без риска
быть застреленным их невозможно было взять. Часто нам поручали убирать
обломки самолетов. Во время этой работы я выдирал с приборной доски
разные таблички, прятал их в карманы, в котелок, а вернувшись в барак,
старался разобраться, что к чему, изучал назначение приборов. Володя
Соколов был у меня за переводчика — все надписи переводил с немецкого на
русский язык. Так по крупицам накапливались знания об устройстве
приборной доски немецких самолетов, преимущественно бомбардировщиков,
которых здесь было больше всего.»
«Но как-то едва мы отошли от ворот лагеря, я почувствовал облегчение.
Это Петр Кутергин, человек богатырского телосложения, поспешил мне на
помощь. Он уроженец Сибири, и сам под стать сибиряку-кедру. Даже суровые
условия фашистского плена его не сломили. Такой силач нам очень нужен,
подумал я. Ведь придется расправляться с конвоем, чтобы захватить
самолет.
Примкнул к нам и Володя Немченко. Еще шестнадцатилетним
парнишкой фашисты угнали его на каторгу. Сам он из Белоруссии. На
чужбине всё время тосковал по родному краю. Несмотря на юные годы,
Володя выглядел стариком, лицо его было суровым. Во время пытки
гитлеровцы выбили ему глаз и изуродовали лицо. Он до того был худ, что
полосатая одежда заключенного буквально висела на нем.»
«Фашист, увидев подозрительное, перемигивание
заключенных и то, что они без его разрешения на мгновение нарушили
строй, пришел в ярость. Приказал бежать бегом к ангару, сопровождая
приказ ругательствами и ударами приклада. У меня мелькнула мысль: «У
ангара будем расстреляны»… До ангара было далеко, и он загнал нас в
ближайший капонир. Несколько минут стояли мы в капонире перед
направленным на нас дулом винтовки конвоира, который блуждал по нас
растерянным взглядом, как будто чуя свою гибель. Наконец он опустил
винтовку к ноге, закурил, бросил Соколову зажигалку:
— Фойер махен! (Разжечь костер!)
Костер запылал. Фашист стал греться, приказал нам не подходить близко.
Володя попросил у него разрешения посмотреть, не везут
ли нам обед, и, получив таковое, взобрался на земляной вал капонира,
посмотрел вокруг и подал нам знак, что вблизи никого нет. Мы с Иваном
Кривоноговым переглянулись. «Действуй!» — моргаю ему. Кривоногов обнажив
свою железную клюшку, начал приближаться к фашисту с тыла. Остановился,
примерился… Гитлеровец увидел его, обернулся и направил на него дуло
винтовки, быстро загоняя в ствол патрон. Я выхватил из котелка отвес и
ринулся на конвоира сзади, рассчитывая ударом по голове опередить
выстрел. Он оглянулся и побледнел от ужаса, видя, что нападают на него
со всех сторон. Кривоногов в это время прыгнул к нему, взмахнул клюшкой…
Тупой удар в правый висок — и фашист повалился замертво.»
«Пятеро военнопленных, не знавших о нашем плане и целях
убийства конвоира, пришли в ужас и отчаяние. Ведь за убийство солдата
всех повесят немедленно!»
«Самолет стал медленно выруливать к взлетной полосе. Тут мы увидели,
как два самолета один за другим совершили посадку и начали рулить нам
навстречу. Я немного уклонился, приказав своему «экипажу» спрятаться в
фюзеляж. Во время рулежки во всем копировал фашистских летчиков. Одно
только не по-гитлеровски сделал: установил самолет от стартера-финиша
метров на двести дальше. Эту должность выполняла женщина в черном
комбинезоне. В приподнятой правой руке она держала ракетницу и
беспрерывно давала мне какие-то сигналы, стреляя ракетами. Трудно было
понять, то ли она разрешала, то ли запрещала взлет, но меня это не
интересовало.»
«Налегаю на штурвал всем корпусом, сильно упираюсь
ногами. Чувствую, что самолет отделился от земли и тут же из-за
отсутствия подъемной силы с шумом падает с небольшой высоты то на левое,
то на правое колесо шасси. Снова повторяется отрыв, и снова — падение. И
взлетная дорожка кончается. Неужели не смогу взлететь? Да, до конца
взлетной полосы самолет уже не взлетит… Что же делать? Сделать
прерванный взлет?.. Нельзя из-за близости морского берега.»
— Братцы! Один раз помирать!.. Держитесь!..
Резко убираю газ. Машина по инерции стремительно мчится
под уклон. Десятки метров отделяют нас от моря. Я знаю, что пользоваться
тормозами на больших скоростях нельзя, но нельзя и медлить — сейчас
врежемся в морские волны. Вопреки сознанию ноги инстинктивно нажали на
педали тормозов. Самолет потерял прямолинейное направление, но корпус
его по инерции устремился вперед, хвостовое оперение отделилось от
земли, и вся машина стремилась перевернуться (скапотировать) через
моторы. «Всё кончено», — подумал я, резко ослабив давление на тормоза.
Хвостовое оперение с грохотом ударилось о грунт. По инерции самолёт с
бешеной скоростью продолжает бежать на трех точках. Как его остановить?
Опять нажал на тормоза — машину повело на капотирование, снова отпускаю
тормоза, как и первый раз, но ничего из этого не выходит. Машина
продолжает свой стремительный бег. Еще миг — и мы будем в море.»
«Не знаю, что быстрее сработало, мысль или инстинкт, но я
с неимоверной силой нажал ногой на левую педаль тормоза и увеличил
обороты правому мотору. Словно в смерче, самолет приобрел бешеное
вращательное движение левого разворота с правым креном, у самого
обрывистого берега моря сделал такой разворот, что консольная часть
правой плоскости вспахала землю, а левое колесо шасси поднялось вверх.
Тело самолета подвинулось на правом колесе в сторону моря, оставив
глубокий след на грунте. В кабине самолета стало темно от поднявшейся
тучи пыли. Машина покачалась на двух точках — правого колеса и костыля —
и… медленно опустилась на левое колесо. С сильным треском самолет
принял нормальное положение.»
«— Давите на руль! — призываю на помощь товарищей.»
«Кривоногов и Кутергин усердно нажали. Чувствую, что
хвост самолета начинает отрываться от земли, фюзеляж приобретает
горизонтальное положение. Скорость начала заметно возрастать, от чего
земля покрылась сплошными линиями. Четыре удара колес о цементную
дорожку. Наконец, более плавный, последний толчок — отрыв от земли.
Самолет в воздухе! Какие радость и волнения охватили наши сердца! Я был
на седьмом небе. Ведь колеса шасси уже не катились по земле, а самолет
громадным размахом крыльев разрезал воздух. Земля уходила вниз. Мелькнул
обрывистый берег и остался позади.»
«— Ищите карту, — говорю «экипажу», — она должна быть где-то в кабине.»
«И действительно, карту нашли, но не ту — это была карта
Западной Европы, а мне нужна была Восточная Европа, карта нашей родной
советской земли. Пришлось всё время ориентироваться по солнцу. Да, как я
и думал, само сердце, без карты и компаса ведет меня туда, куда были
устремлены наши мысли и взоры во все дни фашистской неволи!»
Никакого воздушного боя не было. Это выдумка Бекмамбетова.
«Откуда-то неожиданно вынырнул «Фокке-Вульф» и привязался к нам.
Фашистский летчик, летевший со стороны фронта, наверно, был удивлен: что
за авиатор летит к линии фронта с выпущенным шасси? Он поднялся выше
нас и нахально стал заглядывать ко мне в кабину. Очевидно, его удивление
было еще большим, когда он увидел за штурвалом немецкого самолета
летчика в диковинной полосатой форме. Он всё кружился и смотрел на меня,
как на обезьяну. А у нас дух захватывало от его любопытства. Сейчас,
думаем, даст сразу со всех пулеметов, и конец нам. Жизнь наша висела на
волоске. Когда фашист в третий или четвертый раз повис надо мной, вокруг
нас стали рваться снаряды зениток. Это советские батареи встречали
вражеские самолеты. «Фокке-Вульф» оставил нас и пошел на запад.»
«Белые дымки рвущихся зенитных снарядов вспыхивали
вокруг самолета. Осколки стучали по кабине, по фюзеляжу и плоскостям.
Потом самолет вздрогнул от сильного толчка. За спиной у меня раздались
крики членов «экипажа».
— В правом крыле пробило дырку больше метра!
— Правое шасси перебило!
— Двое ранено!
— Михаил, садись скорее!..
Выбираю место для посадки, пока вас не встретили и не
взяли в оборот советские истребители. Вижу вспаханное поле. На нем —
лужи, местами снег. Нелегко посадить здесь бомбардировщик, но делать
нечего, дальше лететь нельзя.
Иду на посадку… Сильный удар, треск. «Подломилось шасси», — мелькнуло в голове. Самолет на брюхе пополз по грязи, остановился.
— Здравствуй, родная Отчизна! Мы дома!
— Вылезайте, черти полосатые! — кричу «экипажу».»
«И впрямь, трудно сказать, на кого мы походили тогда в
полосатой одежде, с бирками на груди, перемазанные грязью. Еще совсем
недавно гитлеровцы на нас кричали: «Русские свинья, плохо работаешь!» И
вот мы на свободе! Не вышли, а выпорхнули из самолета, все упали на
родную землю, целовали ее и плакали, не стесняясь друг друга.
С автоматами, ручными пулеметами и гранатами приближались к нам советские воины.
— Эй, фрицы! Сдавайся!..
— Хенде хох! — доносились до нас их голоса.
— Братцы, мы не фрицы! — отвечаем мы. — Мы свои, советские! Из плена бежали на фашистском самолете!..»
Карта, на которой Девятаев указывает цели для бомбардировки, очень
странная. Во первых судя по контуру, то, что нарисовано на карте, не
похоже на северную часть острова Узедом, а во вторых, надписи набросаны в
хаотичном порядке и не отвечают действительности.
Сравните со скриншотами гугл- и яндекс-карт:
Следующие кадры не возможно сопоставить с реальной местностью.
П.С. Что такое Stein-Deich Rack? Откуда взяли это название?
«Никогда не забыть мне того дня, когда в 1945 году я вернулся домой,
встретился с матерью и женой. Сколько радости и счастья принесла нам
всем эта неожиданная встреча! Ведь семье сообщили, что я пропал без
вести. Не было никаких надежд на мое возвращение. И все-таки мать и жена
не переставали меня ждать и дождались. Снова я был в родной Казани.
Поступил на работу в речной порт, откуда уходил когда-то в авиацию. Там и
сейчас работаю капитаном «Метеора» — быстроходного катера на подводных
крыльях.»
В сентябре 1945 года Девятаева нашёл Сергей Королёв, назначенный
руководить советской программой по освоению немецкой ракетной техники, и
вызвал его в Пенемюнде для консультаций.
Поскольку Девятаев служил в аэродромной команде, а ракетный полигон
находился в отдалении, ничего сверхсекретного он поведать не мог, но
сообщил примерное расположение построек и различных объектов на острове.
Летом 2002 года, во время съёмок документального фильма о нём,
приехал на аэродром в Пенемюнде, поставил свечи своим товарищам и
встретился с немецким пилотом Г. Хобомом (который должен был догнать и
сбить угнанный беглецами «Хейнкель»).
