Что такое концлагерь? Прежде всего это инструмент террора, но в то же время это своеобразная лаборатория, в которой тоталитарный режим проводит свои безумные эксперименты над обществом. В институте концлагерей воплощается антигуманистическая сущность тоталитаризма.
Именно в концлагере происходит радикальная переоценка ценностей и "смещение масштабов". Именно здесь мы наблюдаем расщепление привычной морали и возникновение на её месте морали лагерной, концентрирующей в себе всю мерзость человеческих отношений.
Это особый мир, в котором поощряется жестокость и насилие, а сострадание и взаимовыручка караются. В концлагере виноват обиженный, а не обидчик. Чем лучше человек работает, тем больше от него требуют, чем он порядочнее, тем больше его навьючивают и бьют.
Унижения и убийства превращаются в повседневную рутину. Производство смерти становится нормой жизни для всех: и для охранников, и для заключенных.
Концлагерь стирает границы: его жертвы порой неотличимы от палачей. Многих уцелевших даже спустя десятки лет после освобождения терзало чувство вины за то, что выжили. И почти все признавали, что какая-то часть их души навсегда осталась там, за колючей проволокой, в грязных бараках.
Концлагерь клеймит своих жертв на всю оставшуюся жизнь. В каком-то смысле из него нельзя освободиться. "Никто из нас не вернётся" - таков вывод женщины, прошедшей через концлагерь.
Физические раны со временем затянутся: заживут флегмоны и цинготные язвы, переломанные кости срастутся и обрастут мясом и жиром. Но что делать с памятью? Куда спрятаться от воспоминаний? Невозможно вернуть доверие к миру, в котором стал возможен концлагерь.
Нет ничего удивительного в том, что бывшие заключённые писали мощнейшие книги о своём лагерном опыте. Страдания и горе - хорошее топливо для литературы. Другой вопрос, зачем нам всё это читать?
Мне кажется, что литература о концлагерях учит ценить свободу. Читая её, человек взращивает в себе Гражданина.
Старый колымчанин Варлам Шаламов считал, что концлагеря - это главный вызов, брошенный человечеству тоталитаризмом, нерв истории XX века:
"Лагерная тема в широком ее толковании, в ее принципиальном понимании – это основной, главный вопрос наших дней. Разве уничтожение человека с помощью государства – не главный вопрос нашего времени, нашей морали, вошедший в психологию каждой семьи?"
Я подобрал на свой вкус 30 жестких книг, которые заставят "увидеть череп под кожей".
1. Вольфганг Лангхофф. "Болотные солдаты".
Эта небольшая книга - одно из первых свидетельств о зарождающейся системе концентрационных лагерей в нацистской Германии. Вольфганг Лангхофф был профессиональным актёром. 28 февраля 1933 года (почти сразу после прихода Гитлера к власти) его арестовали за принадлежность к марксистскому кружку.
С этого момента для него начинается "весёлая жизнь". Его перебрасывают из одной тюрьмы в другую, пропускают через подвалы, где он наблюдает страшные избиения своих товарищей, а в тюрьме "Ульмерхее" ("Ulmer Höh") ему крепко достаётся самому, после чего он месяц приходит в себя, просыпаясь по ночам от пережитого ужаса.
Вот как он сам об этом рассказывает:
"Я мог двигаться только с огромным трудом. Я мочился под себя. Встать я был не в силах. Приходилось лежать в собственных испражнениях. Это была ужаснейшая ночь моей жизни".
Лангхофф с горечью признаётся, что именно в ту ночь его представления о мужестве и достоинстве человека рухнули под ударами эсэсовских дубинок. Однако ему ещё предстояло пройти через лагеря "Бергерское болото" ("KZ Börgermoor") и "Лихтенбург".
Книга передаёт бешеный темп лагерной жизни: хаотичный, бессмысленный труд и изнурительная муштра. За малейшее нарушение режима заключённый рискует быть избитым до полусмерти. Однако в лагере нет голода и отсутствуют "капо" - это потому, что система ещё не отлажена.
2. Вальтер Хорнунг. "Дахау".
Ещё одна книга, рассказывающая о первых месяцах существования нацистских концлагерей. Настоящее имя её автора Юлиус Зерфасс. В 1936 году, находясь в эмиграции в Швейцарии, он издаст эти мучительные воспоминания о пережитых унижениях под псевдонимом Вальтер Хорнунг.
Талантливый писатель и журналист Хорнунг работал в социал-демократической газете "Мюнхен пост". После прихода Гитлера к власти газету закрыли, а её сотрудников арестовали. 22 марта 1933 года нацистами был организован новый концлагерь Дахау. Туда-то и отправили несчастного Хорнунга.
Условия содержания в Дахау были очень жесткими. Тяжелый физический труд использовался как пытка для заключенных и не имел никакого экономического предназначения. К этому добавлялись ежедневные избиения и оскорбления, бесконечные построения, переклички, маршировка под солдафонские песни.
Люди жили в постоянном напряжении из-за непредсказуемости насилия - никогда не знаешь, что с тобой произойдёт в следующую минуту. Заключённые находились на пределе физических и психических возможностей человека.
Каждый день охранники придумывали новые издевательства. В ход шли резиновые дубинки, металлические прутья, ремни из бычьей кожи.
Цитата:
"Друзья окружили Феттерле. Два товарища увели его в умывальню, раздели. - Что они с тобою сделали! Мясо висит клочьями! Как теперь быть?"
Хорнунг запечатлел момент, когда комендант Дахау Теодор Эйке придумал использовать голод для управления заключёнными. Эта система станет образцом для Бухенвальда и Освенцима.
Автор старается максимально подробно и объективно фиксировать все аспекты лагерной жизни. В книге чувствуется твёрдая рука профессионального журналиста.
3. Тадеуш Боровский. "Прощание с Марией".
Книга Тадеуша Боровского - одна из вершин лагерной прозы. В неё входят два сборника невероятно жестоких рассказов, способных перевернуть мировоззрение читателя. Кто-то из критиков точно подметил, что о книгу Боровского можно обжечься.
Тадеуш Боровский был студентом подпольного Варшавского университета, когда в феврале 1943 года его арестовали и отправили в Освенцим. Там он пробыл больше года, а затем его угнали вглубь рейха - сначала в Даутмерген, потом в Дахау-Аллах. На момент освобождения он весил 35 килограммов.
В чём особенность его рассказов? Описывая лагерный опыт, Боровский принципиально отказывается от морализаторства и оценочных суждений. Его литературное альтер эго - "средний заключённый" Тадек, циничный прагматик, приспособившийся к лагерю, а не мученик или герой сопротивления.
Боровский отбрасывает психологизм: он не пытается показать "характер в развитии", не заглядывает во внутренний мир героев. Он фиксирует только внешние действия персонажей, избегая рефлексии и литературной "сложности". Язык его рассказов аскетичен и прост.
Писатель хочет сказать, что в лагере надо стать проще, если хочешь выжить. Культурные ценности, совесть, воспоминания и надежды только мешают в борьбе за существование. В лагере нет места для "духовной" жизни.
Боровский очистил повествование от всего лишнего и нашёл в лагерной повседневности свою собственную "философскую формулу", согласно которой концлагерь является порождением европейской цивилизации, а не её ошибкой. Человечество потерпело в Освенциме сокрушительное поражение.
Цитата:
"Мы, смакуя, рассказывали всевозможные случаи из нашей многострадальной и суровой лагерной жизни, убедившей нас, что весь мир подобен лагерю: слабый работает на сильного, а если у него нет сил или он не хочет работать - ему остается или воровать, или умереть.
"Справедливость и нравственность не правят миром, преступления не караются, а добродетель не награждается, и то и другое забывается одинаково быстро. Миром правит сила, а силу дают деньги. Труд всегда бессмыслен - ведь деньги добываются не трудом, их добывают, грабя и эксплуатируя. Если ты не способен эксплуатировать как можно больше, то, по крайней мере, трудись поменьше. Нравственный долг? Мы не верим ни в нравственность отдельного человека, ни в нравственность какого-либо социального строя. В немецких городах в магазинах продавались книги и предметы религиозного культа, а в лесах дымили крематории...
Мы не виноваты в том, что мир устроен так скверно, и не хотим умирать ради того, чтобы его изменить. Мы хотим жить, вот и всё".
4. Густав Мортинек. "Письма из-под шелковицы".
Польский писатель Густав Мортинек находился в нацистских концлагерях Заксенхаузен и Дахау с 1939 по 1945 год. После освобождения он оказался во Франции, где за полтора месяца написал эту потрясающую книгу. Первое её издание вышло в том же 1945 году.
Лагерные впечатления Мортинек оформил в виде писем своей давней подруге Владиславе Островской. Письмо, наряду с дневником, - самый удобный способ высказаться.
Писатель сосредоточил своё внимание на изменениях, происходящих с человеком в лагере. В отличие от Боровского, его интересует психология и мораль. Мортинек рассматривает "человека в лагере" с разных ракурсов, желая высветить все аспекты его нравственного падения.
В результате получилась впечатляющая картина. Сцены лагерной жизни переданы с шокирующим натурализмом. Чёткие, осязаемые и рельефные, они впиваются в сознание, как занозы. Плавный поэтический язык автора усиливает детализацию изображения.
Цитата:
"Жажда мести затмевала наши глаза, убивала наши сердца, разжигала пламя в мыслях, заглушала радость даже при виде немецкого малыша, несмело приближавшегося ко мне с букетом полевых цветов. Она порождала желание плюнуть в лицо той немецкой девушке, что мимоходом одарила меня доброй и сочувственной улыбкой... Жажда мести была так велика, что я не возмутился, даже когда молодой католический священник, мой лагерный товарищ, в бешенстве выдавил сквозь зубы, что надо бы убивать даже зародышей во чревах немецких матерей!.."
5. Имре Кертес. "Без судьбы".
Шедевр лагерной прозы от венгерского писателя, удостоенного Нобелевской премии по литературе. В основе сюжета книги - личный опыт Имре Кертеса, прошедшего через Освенцим и Бухенвальд в юношеском возрасте.
Кертес развивает художественные принципы Тадеуша Боровского. Он отказывается от эффектных метафор и морального пафоса и сосредоточивается на внешних обстоятельствах, которые лишают человека выбора.
Физиология у него вытесняет психологию. Автор с документальной точностью описывает процесс физического истощения героя-рассказчика. Эти станицы - одни из самых жестких в мировой литературе.
Кертес показывает лагерь как сплошную череду серых будней, наполненных скукой и всяческими заботами. Это не место ужаса, а место унылой повседневной рутины. Здесь всё как в обычной жизни. Антигуманен и абсурден мир, в котором лагерь стал возможен в принципе.
Цитата:
"Я только поражался, наблюдая ту скорость, тот сумасшедший темп, с которыми, что ни день, уменьшалась, таяла, пропадала куда-то покрывавшая мои кости плоть с её упругостью и надёжностью. Каждый раз, когда мне приходило в голову взглянуть на себя, меня что-нибудь удивляло: какой-нибудь новый неприятный сюрприз, какое-нибудь новое безобразное явление на этом всё более странном, всё более чужом мне предмете, который когда-то был мне другом, был моим телом. Я уже и смотреть на него не мог без некоего двойственного чувства, некоего тихого отвращения; со временем я ещё и по этой причине перестал снимать одежду, чтобы помыться, - конечно, свою роль тут играли и страх перед лишними движениями, и, позже, холод, ну и, конечно, мучения с обувью".
6. Примо Леви. "Человек ли это?"
Итальянец Примо Леви оказался в Освенциме в начале 1944 года и пробыл там до освобождения советскими войсками в январе 1945-го. Он считал себя химиком, а не писателем. Однако его книга - один из лучших образцов лагерной прозы.
Её сила заключается в аналитичности, свойственной научному подходу. Примо Леви всматривается в окружающих его людей и старается понять их психологию, выявить законы человеческой природы, которая в условиях лагеря прорывается наружу через тонкий слой культуры.
Он исследует Освенцим как этнограф, попавший в какую-то неизведанную страну. Его интересуют быт, нравы и обычаи местного населения, всё, что связано с лагерной повседневностью: жильё, еда, работа, отдых, медицина, социальная иерархия и стратегии выживания.
Примо Леви стремится проникнуть в суть явлений и дать убедительное философское объяснение увиденному и пережитому, обобщить и классифицировать.
В лагере все живут по формуле "кто имеет, тому дано будет, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет". Умирают там одинаково, а выживают по-разному.
Заключённые условно делятся на две категории - канувших и спасённых. Первые - неудачники, не сумевшие приспособиться, не научившиеся отнимать и воровать в силу особенностей личности. Вторые - оборотистые люди, способные перешагнуть через мораль ради собственной выгоды.
Примо Леви видел свою задачу в том, чтобы свидетельствовать и спасти от забвения "канувших".
Цитата:
"С приспособленцами, с сильными и хитрыми даже капо охотно поддерживают отношения, а иногда и приятельствуют, ведь в будущем такое знакомство может пригодиться. Что касается доходяг, людей конченых, то с ними и разговаривать нет никакого смысла, поскольку, кроме жалоб и воспоминаний о домашней еде, от них ничего не услышишь. И уж совсем нет никакого смысла с ними дружить: выгодных знакомств через них не заведешь, едой у них не разживешься, они сами ничего, кроме рациона, не видят, на тёплых местах не работают, "организовывать" не умеют. Но самое главное - все знают, что они здесь долго не задержатся: через несколько недель от таких доходяг не останется ничего, кроме горстки пепла в одном из близлежащих лагерей и вычеркнутого из картотеки номера".
7. Хорхе Семпрун. "Подходящий покойник".
Эта книга принадлежит перу не просто профессионального писателя, а признанного классика французской литературы. За плечами у Хорхе Семпруна опыт Бухенвальда, куда его отправили в 1944 году за участие в движении Сопротивления.
На тот момент Семпрун уже состоял в испанской компартии, что помогло ему быстро занять привилегированную должность в отделе рабочей статистики лагеря. Все ключевые посты во внутренней администрации Бухенвальда занимали немецкие коммунисты. Они же составляли костяк местной "аристократии", руководили лагерным подпольем и активно помогали "своим".
Семпрун всё же успел побывать и в шкуре рядового заключённого, прочувствовать все прелести здешней каторжной жизни. Несмотря на своё привилегированное положение, он очень внимателен к так называемым "мусульманам", - сломленным, истощённым людям, потерявшим волю к жизни. Он много размышляет о них и сам едва не оказывается в их числе.
Семпрун рассказывает о трагедии бухенвальдских коммунистов - после войны многие из них оказались в советских лагерях, а кое-кто и погиб там, как, например, Эрнст Буссе.
Драма XX века показана писателем через призму Бухенвальда, где сталкиваются идеологии и перемалываются человеческие судьбы.
Цитата:
"Когда мы замечали, что кто-то пренебрегает утренним туалетом и его взгляд затухает, надо было действовать немедленно. Говорить с ним, заставить его говорить, снова пробудить интерес к миру, к себе самому. Отсутствие интереса, отсутствие любви к себе, к некой идее о себе становилось первым шагом по пути, откуда не возвращаются".
8. Голоса. Воспоминания узниц гитлеровских лагерей.
Под этой серой невзрачной обложкой скрываются тексты, способные потрясти до глубины души. Их авторы - три француженки, прошедшие ад Равенсбрюка, гитлеровского концлагеря для женщин.
Все три француженки были участницами движения Сопротивления. Жаль, что здесь приведены лишь отрывки их воспоминаний, - на русский язык в полном объёме они никогда не переводились.
Ещё находясь в лагере, Жермена Тильон начала делать заметки для своей будущей книги "Равенсбрюк", которую она издаст после войны и будет дополнять всё новыми сведениями о нацистской машине истребления.
Тильон прежде всего интересуют факты (она этнолог по образованию). Её книга напоминает научную монографию: сдержанный, академический тон, сухие цифры, статистика. Она стремится выйти за рамки личного опыта и увидеть лагерную систему целиком, понять закономерности её функционирования.
Книга Шарлотты Дельбо "Никто из нас не вернётся" написана совсем по-другому. Это страстный и поэтичный текст, с беспощадной ясностью рисующий картины лагерной жизни. Это краткие, но выразительные зарисовки с натуры. Они бессюжетны и похожи на стихотворения в прозе.
Перед читателем мелькают сцены, как кадры кинофильма: вот колонну заключённых гонят на работу, вот эсэсовцы натаскивают своих собак на заключённых, а вот капо наказывает дубинкой в чём-то провинившегося узника.
Шарлотта Дельбо желает передать внутреннее состояние заключённого. Она хочет заставить нас ощутить всю безнадёжность нескончаемого рабочего дня, почувствовать запах, исходящий от тех грязных, истощённых женщин, которые расположились в погожий весенний день возле барака, чтобы почистить свои лохмотья от вшей.
"Самый обычный лагерь" - так называется книга Мишлин Морель, повествующая о концлагере Нойбранденбург, филиале Равенсбрюка. Это, пожалуй, самый пронзительный текст сборника. Простыми словами Мишлин рассказывает, как лагерь постепенно, день за днём, истирает человека в труху. От симпатичной молодой девушки, преисполненной высоких чувств, не остаётся ничего.
Цитата:
"Никакая философия, никакая религия не осознает, что такое - лагерные мучения. Никакими преступлениями отдельных людей объяснить это нельзя. Никакое дело не может оправдать таких жертв. Отмщение невозможно и нежелательно. Конечно, можно загнать в лагеря тех, кто их создавал, но тогда всё опять начнётся сначала.
Чтобы возместить столько мучений и страданий... нужно было бы столько радости, что даже у Бога её бы не хватило на всех..."
9. Генрих Маляк. "Клехи".
В польском языке слово "клеха" имеет оскорбительный оттенок. Клехами обзывают католических священников. Молодой ксёндз Генрих Маляк был арестован гестапо 2 ноября 1939 года. Он прошёл через три концлагеря: Штутгоф, Заксенхаузен и Дахау.
Свою книгу Маляк написал по горячим следам. Её первое издание вышло в 1948 году и использовалось в судебных процессах как свидетельство. Перевод на русский сделан со второго издания 1961 года, дополненного автором.
Этот двухтомник погружает в самую гущу концентрационного мира нацистской Германии. Клехов целенаправленно уничтожали, подвергая неслыханным издевательствам. Условия, в которые их бросили, невозможно себе представить. Автор свидетельствует, что самым грязным лагерем был Штутгоф.
Маляк рисует портреты эсэсовских палачей и уголовников-садистов, в чьё полное распоряжение отдали несчастных польских священников. Матезиус из Штутгофа, Шуберт и Железный Густав из Заксенхаузена - эти белокурые бестии запомнятся вам на всю жизнь, как и Кровавый Хуго, Бертольд и его верный помощник Осси - худшие представители преступного мира гитлеровской империи.
Цитата:
"Буквально чудовищем в человеческом теле является ославленный капо Кноль, "занимающийся" бедными евреями. Он сам признаётся, что до сих пор убил их восемьдесят восемь, но собирается вскоре довести число до круглой сотни!"
10. Людо ван Экхаут. "Это было в Дахау".
Автобиографический роман участника бельгийского Сопротивления. Как видно из названия книги, её автор прошёл через Дахау, однако прежде чем попасть туда, ему пришлось провести несколько месяцев в антверпенской тюрьме на Бегейненстраат, а затем в каторжной тюрьме Байрет.
Экхаут подробно описывает арест, допросы в гестапо, тюремные будни, сокамерников и охранников. Спокойным, ровным тоном нам повествуют об условиях содержания за решеткой: клопах, хроническом недоедании, грубости тюремщиков, расстрелах. Условия трудные, как, наверное, во всех тюрьмах.
Но вот героя-рассказчика вместе с группой товарищей отправляют в Дахау. Бац! и внезапно вы оказываетесь на другой планете или, лучше сказать, в другом измерении, которое не имеет точек соприкосновения с миром, находящимся по ту сторону колючей проволоки. Человек, попавший сюда, изменится навсегда, если выживет.
С помощью этого разительного контраста писатель добивается мощного художественного эффекта: он передаёт непередаваемое, заставляя нас почувствовать "дух концлагеря".
Цитата:
"Я вышел из лагеря стариком, хотя мне было всего двадцать три года. С тех пор я ни разу не танцевал, ни разу не сыграл в футбол. Езда на велосипеде изнуряла меня. Я не мог держать в руках удочку".
11. Рихард Глацар. "Ад за зеленой изгородью".
С Рихардом Глацаром случилось самое худшее - он попал в Треблинку, которая и концлагерем-то не была. Это учреждение создавалось нацистами с одной единственной целью - уничтожать евреев. Оно не предназначалось для трудовой эксплуатации заключённых.
Прибывающие в Треблинку люди сразу же отправлялись в газовые камеры. По мере необходимости эсэсовцы могли отобрать пару десятков человек для выполнения грязной работы (сортировки вещей убитых, поиска различных ценных предметов, выламывания золотых зубов и т. п.), а затем избавиться и от них.
По мановению руки эсэсовца Рихард Глацар избежал газовой камеры. Очень сдержанно и без лишних предисловий он описывает весь "производственный процесс" этой фабрики смерти.
" -Через два-три дня, если ещё будешь жив, поймёшь, что в Треблинке есть всё - всё, кроме жизни".
Итак, автор оказывается в числе обслуживающего персонала небольшого предприятия, превратившего в пепел не менее 800 000 человек. Заключённые Треблинки не носили полосатую униформу, не подвергались террору уголовников-капо и не испытывали иссушающего голода, как узники трудовых лагерей СС.
Но каково же им было копаться в чужих вещах, ещё сохраняющих тепло живого человеческого тела? Примеривать пиджачок и знать, что сейчас происходит с его настоящим владельцем?
А если транспорт прибыл из твоих родных мест, а если в нём твои друзья и знакомые, твои пожилые родители, братья, сёстры? Глацар рассказывает обо всём с беспощадной честностью.
Цитата:
"Все мысли вертятся только вокруг "наследства", вещей и ценностей, которые останутся после сотен тысяч людей. Мародёрствуют и спекулируют все. Господа эсэсовцы и охранники нацелены в первую очередь на золото, украшения, деньги, шубы; это пригодится в любом случае, кончится ли война для них хорошо или плохо. Рабы хватают еду, а также ценности - на один-единственный случай".
12. Йожеф Дебрецени. "Холодный крематорий".
В моём блоге уже есть небольшая заметка о "Холодном крематории" (ссылка на неё в самом низу).
Русское издание имеет странный подзаголовок, который отсутствует в первом, венгерском, издании 1950-го года, - "Голод и надежда в Освенциме". Голода в книге предостаточно, а вот чего в ней нет, так это надежды.
Венгерский писатель Йожеф Дебрецени побывал в нескольких филиалах Освенцима, а затем оказался в больничном лагере Дёрнхау, который заключённые прозвали "холодным крематорием" из-за высокой смертности. Тот, кто туда попадал, терял шанс на выживание.
Дебрецени в красках передал всё, что там творилось. Ему нет равных в изображении чудовищной антисанитарии, в которой медленно умирали "пациенты". Я не знаю другой книги, где бы смачно описывались реки нечистот. Автору удалось выплыть оттуда живым. Но надежды на спасение у него не было.
Цитата:
"Значит, не газовая камера. Снова рабский труд. Без передышки. Осознав это, я не испытал особенного удовлетворения. Меня совсем не вдохновляла перспектива долгой череды дней, которые ничего не обещают и ничего не дают. Двух суток пешего марша без еды, воды и нормальной одежды вполне хватило для того, чтобы примириться с мыслью о скорой смерти".
13. Александр Неймирок. "Дороги и встречи".
Автор этой брошюры Александр Неймирок принадлежал к "незамеченному поколению" детей первой волны русской эмиграции. Он боролся с большевизмом и состоял в НТС (Народно-трудовой союз российских солидаристов), за что и был арестован гестапо в 1943 году.
Его путешествие по концлагерям агонизирующей нацистской империи началось с образцово-показательного Заксенхаузена, где царили идеальная чистота и железная дисциплина. По рассказам старожилов, с недавнего времени здесь отсутствовал произвол капо, и били теперь только "за дело".
Неймирок пробыл в этом замечательном лагере два месяца, а затем его отправили во Флоссенбург, но и там он не задержался. Настоящие испытания начались для него в Герсбруке, филиале Флоссенбурга.
Опыт Неймирока показывает, что небольшие вспомогательные лагеря, которые не на слуху, вроде Герсбрука, были более смертоносными, чем лагерные "столицы". Там было больше беспредела со стороны начальства и меньше возможностей для спекуляции и коррупции, которая помогала человеку раздобыть дополнительные калории.
"В лагере невылазная грязь. В образцовых "санаториях" Саксенхаузена или Дахау замощена каждая дорожка. Здесь ноги тонут в вязкой глине. В умывалке хронически нет воды. Впрочем, и умываться некогда. Забитые, примитивные уборные - рассадник дизентерии. В "санаториях" существовала "лестница наказаний". Экзекуция производилась лишь по постановлению соответствующей инстанции: "спорт" и резиновые палки присуждались в писарской, виселица - в канцелярии Гиммлера. Здесь произвол. Блокман, капо, любой из "власть имущих" может в любой момент отправить человека на тот свет, а затем пройти в свою комнату и доесть свой завтрак".
К концу 1944 года нацистские концлагеря оказались переполнены и представляли собой вавилонское столпотворение, невероятную мешанину языков, национальностей и профессий. Книга Неймирока открывает для нас окно в этот "концентрационный мир".
14. Балис Сруога. "Лес богов".
В 1943 году литовский писатель и драматург Балис Сруога, человек высокой культуры, знаток искусства, попадает в Штутгоф - один из самых гнусных лагерей гитлеровской Германии.
За три недели писатель превращается в доходягу, чей шанс на выживание равнялся нулю. Внезапно ему улыбается удача - его назначают на привилегированную должность в лагерной канцелярии, откуда открывался "панорамный вид" на весь Штутгоф.
Сруога заглянул во все закоулки и тупики этого мрачного лабиринта, показав лагерь как сцену, на которой разыгрывается глупая и жестокая комедия. Он использует чёрный юмор для тотальной дегуманизации.
Этот "юмор висельника" отличает его книгу от большинства воспоминаний бывших заключённых. "Лес богов" погружает читателя в атмосферу невероятного цинизма. Жемчужина лагерной прозы.
Цитата:
"И еще умер наш соотечественник адвокат Кярпе. Целую неделю ходил он скрючившись, – видно, надорвался на непосильной работе. Есть он не мог ничего, только изнемогал от жажды. А так как из зараженного колодца нельзя было пить, то Кярпе обменивал у других заключенных свою порцию хлеба на минеральную воду. Позже, однако, выяснилось, что они покупали эту воду не в лагерной лавке – «кантине», – а черпали её из того же колодца. Отравляли человека за ломоть хлеба. Кярпе пил целебную воду и усмехался. – Есть, – говорил он, – в лагере и хорошие люди. Не все нас бьют".
15. Мартин Нильсен. "Рапорт из Штутгофа".
Датский политик Мартин Нильсен находился в Штутгофе в то же время, что и Балис Сруога. Он написал свою книгу в классическом стиле. Это очень жесткий текст, подробно рассказывающий о быте и нравах обитателей самого грязного концлагеря. "Рапорт" можно назвать энциклопедией Штутгофа.
Нильсен рисует яркие портреты эсэсовских палачей, но особый колорит книге придают гротескные образы уголовников-капо, напрочь лишенных морали. "Подвиги" этих существ настолько отвратительны, что трудно поверить в их реальность. Но, увы, всё описанное Нильсеном происходило в действительности.
Например, капо Вацек Козловский. Убил в лагере родного брата, чтобы выслужиться перед начальством. Уморил тысячу заключённых, заставляя их таскать тяжеленные камни. Регулярно принимал участие в официальных казнях в качестве палача.
В Штутгофе, кажется не было такого преступления, которое не совершил бы Вацек Козловский. В лагере о нём ходили легенды. Балис Сруога в "Лесе богов" посвятил этому аморальному типу целую главу.
Нильсен рассказывает об ужасной судьбе детей, попавших в Штутгоф. Они очень быстро дичали в условиях лагеря и превращались в опасных зверьков. Многие капо держали при себе "мальчиков для радости".
"Рапорт из Штутгофа" содержит в себе столько насилия, что не каждый читатель согласится пройти через эту книгу.
Цитата:
"Страшнее всего было видеть, как обращаются с заключенными в других бараках, особенно в 18-м, где правил человек-горилла. Он чинил суд и расправу над несчастными, которые прибыли в лагерь одновременно с нами или за несколько месяцев до нас. В бараке были главным образом русские и поляки. Он калечил их одного за другим, бил ногами, стегал хлыстом, с которым никогда не расставался, наносил удары по лицу металлическим половником, которым разливал "суп" из большой вонючей бочки; бочку эту мы получали на кухне. Особенно он любил выплеснуть горячую, дымящую паром жижу прямо в лицо заключенному, вместо того, чтобы налить "супу" в миску".
Продолжение следует...
Автор: Дмитрий Гребенюк.
Подписывайтесь на канал и ждите вторую часть. Ставьте лайки, пожалуйста!
Читайте мою заметку о книге Йожефа Дебрецени "Холодный крематорий":