Предыдущая статья о дуэльной традиции посвящена была в основном дуэлям женским, однако, помимо раскрытия темы того размыто, но угадывается, на заглавной картинке, затрагивала и многие друге связанные вопросы. В результате, получилось несколько сумбурно, – примерно как предложение выше. Читатели остались довольны иллюстрациями, но несколько озадачены текстом.
Следовательно о дуэлях. Конкретнее же о российской или, шире, европейской традиции XIX столетия. Ведь, культура поединков очень сильно различалась не только по эпохам, но и по регионам. В частности, если в Североамериканских Штатах, не на восточном побережье, конечно, а в глубинке, в середине позапрошлого века обычаи оставались дикими, – об описанной Марком Твеном кровной мести можно вспомнить, – в Европе убивать людей давно уже считалось дурным тоном. На дуэлях в том числе. Плюс, как справедливо отмечает комментатор, это было ещё и незаконно.
Дуэли были частью дворянской культуры, как таковая допускались и даже в определённом смысле приветствовались, считаясь «благородным» способом разрешения конфликтов. Но только при условии что участники мероприятия не пострадают физически.
Между тем, классическая художественная литература рисует иную картину. Тем более убедительно, что в курс включается и изучение не только произведений Пушкина и Лермонтова, но и биографий поэтов, – известно чем закончившихся… Возникает вопрос, как одно сочетается с другим. И, вопрос ладно бы. Литература породила ряд связанных с дуэльной традицией мифов.
Первый из мифов гласит, что поднять брошенную перчатку являлось делом чести, – мужчина не мог не принять вызов, не прослыв трусом… Но так не было никогда и нигде, – даже в средние века. Дуэль происходила только по обоюдному согласию. Отказаться, не потеряв лицо, можно было почти всегда. Причиной, в глазах общества достаточной, являлось более высокое социальное положение вызываемого, – учитывались и чины, и возраст, – неадекватное состояние вызывающего, здоровье, очевидное преимущество одной (любой) из сторон… В случае если уж совсем ничего не шло в голову, вполне допустимым считалось отказаться от участия в дуэли и вообще без причин. Разве мало того, что это предприятие незаконное?
Примером тут могут служить обстоятельства проведения дуэли между Лермонтовым и Мартыновым. А именно предварительные заверения Михаила Юрьевича, что он примет вызов, если противник решится его бросить… То есть, сам Лермонтов вызывать Мартынова (гвардейского майора) никак не мог. Но отказаться, – если б стреляться не захотел, – даже несмотря на более высокий статус Мартынова, имел полное право.
...И более того. Отказаться принимать вызов джентльмен не просто имел право, но во множестве ситуаций был обязан. Иначе его бы не поняли. В данном случае можно вспомнить концовку «Скупого рыцаря» Александра Пушкина. Оклеветав собственного сына и будучи уличён в этом барон Филипп вызывает Альбера на поединок, тот поднимает перчатку… После чего сюзерен немедленно выставляет его вон. Потому что, скупой рыцарь – старик. И явно не в себе. Принимать его вызов – абсолютно недопустимо.
Второй миф – ненаказуемость участников поединка. В реальности, – и в этом легко убедиться, – убийство на дуэли преследовалось законом, как и всякое другое. Нельзя было пойти с каким-нибудь Ленским в лес, застрелить его, а потом, когда у полиции возникнут вопросы, оправдаться тем, что «это была дуэль»…
Другой вопрос, что участие в дуэли само по себе являлось преступлением, но тут, если обходилось без жертв, закон и общество смотрели на событие сквозь пальцы. Да и то – отнюдь не всегда. Например, Лермонтов отлетел на передовую за участие в дуэли с сыном французского посла. Сам Лермонтов, как положено, стрелял в воздух, но его противник Эрнест Бранд, как показалось секундантам, просто промахнулся. И если б попал, получился бы дипломатический инцидент, так что суда – по закону несправедливости мира, а также по причине частичного дипломатического иммунитета, – избежать удалось только криворукому Бранту.
После гибели Лермонтова на второй дуэли – в Пятигорске, – осуждены были все причастные. Несмотря на попытку свалить убийство на «злых черкесов». Следствие нашло данную версию неубедительной, да и пытаться уйти от ответственности за причастность к дуэли в любом случае было проблематично. Поединки организовывались публично, – все знали зачем Лермонтов и Марынов отправились в горы с друзьями… Так что, возникает вопрос, на что участники дуэли рассчитывали? Не на то что произошло. Мартынов потом и сам не смог объяснить, почему выстрелил на поражение.
...Третий миф заключается в том, что убийство на дуэли не порицалось, поскольку обе стороны «действуют в пределах необходимой самообороны»… Нет. Опять-таки, можно вспомнить о восприятии обществом действий Дантеса и Мартынова. В норме поединок угрожающей жизни участников ситуацией не считался, так что о «самообороне» речь не шла. Пушкин пару раз в год кого-то на дуэль вызывал, но далее выходя пара в свисток дело не заходило.
И, наконец, к заданному комментатором вопросу о причинах запрета дуэлей при их относительной безопасности. Ключевое слово здесь «относительной». Князь Васильчиков, князь Трубецкой, не князья Столыпин и Глебов, составляя компанию Лермонтову и Мартынову, тоже думали: да что тут может пойти не так? Взрослые люди, офицеры, оба владеют оружием, трезвые, ранее в странностях поведения не замеченные, ну, поэты, – но тогда это чем-то особенным не считалось, модно было стихи писать. А пошло же!
Не считая случаев действительно смертельной, имеющей веские и очевидные основания, вражды противников, – в таком случае смысл присутствия секундантов заключался в недопущении кровопролития, но они не всегда справлялись, – всегда оставался шанс, что всё может пойти не так даже без оснований.
