Рубиновый венец 6
К дому подъехала коляска, запряженная парой гнедых лошадей в простой, но добротной упряжи. Возница в армяке и картузе осторожно придержал вожжи - дорога после дождей разбилась, и трясло немилосердно. Из кареты вышел статный седой господин в отставном полковничьем мундире с потускневшими от времени золотыми галунами - Сергей Иванович Волков.
Он был не один. Из коляски сошла девушка. Звали её Варварой. Русые волосы были аккуратно убраны под скромный чепчик, лицо миловидное, с правильными чертами и добрыми карими глазами.
— Поздравляю с рождением дочки, моей внучки! — торжественно произнес Сергей Иванович, входя в спальню, где Софья, бледная, но счастливая, держала на руках спеленованную новорожденную. Малышка мирно спала, изредка всхлипывая во сне.
— Машенька у нас красавица! – дед с нежностью и любовью смотрел на внучку.
Сергей Иванович нежно поцеловал лоб дочери, затем указал на девушку, скромно стоявшую у двери: — Варвара - мой подарок Машеньке. Пусть будет нянькой малышки. Сама знаешь, Варька воспитывалась при доме с малых лет - дочь покойного управляющего. Грамотная, добрая. — Голос его стал мягче: — Верная девушка, можешь ей полностью доверять. Так что , она теперь ваша. Варю тебе дарю навсегда - пусть растит Машеньку, как родную.
Варвара сделала изящный реверанс: — Буду верно служить барыне и малышке.
- Но это еще не всё, - Сергей Иванович достал шкатулку из красного дерева с медными уголками. — Вот тебе, Сонюшка драгоценности Волковых, — прошептал он, передавая сокровище в дрожавшие руки дочери. — Жемчужное ожерелье, колечки, золотые серьги с изумрудами. На будущее внучке оставляю - пусть будет у девочки приданое. Убери пока. Придет время – достанешь.
Лицо старого полковника слегка омрачилось.
— Больше помочь не могу, дочка. Почти все состояние отдал твоему брату Николаю на военную карьеру - он в гвардии служить мечтал. У меня теперь только пенсия полковничья да дом остался. Поделил вам все поровну. На остаток жизни мне хватит. Бедствовать не буду.
Софья прижала к груди шкатулку.
— Спасибо, папенька. Знаю, что от чистого сердца даете. — В глазах ее блестели слезы благодарности и печали одновременно.
***
В знойный августовский полдень усадьба Касьяновых дремала под нещадными лучами солнца. Воздух дрожал от зноя, липовые аллеи изнемогали от жары. На главной террасе, где тень от колонн давала желанную прохладу, трехлетняя Мария возилась со своими игрушками. Светлые волосы девочки выбились из косичек, белое батистовое платьице с кружевными оборками измялось от игр. Она серьезно кормила деревянную лошадку из крошечного ведерка, что-то важно бормоча себе под нос.
Варвара сидела тут же на низенькой скамеечке, штопала детское белье. Девушке исполнилось девятнадцать. Простое серое платье подчеркивало ее скромность. Она постоянно бросала взгляд на играющего ребенка, улыбалась ее игре.
Стук копыт во дворе заставил обеих поднять головы.
Пыль на дороге поднялась столбом — это ехала карета. Георгий поднял голову от журнала, всмотрелся в приближающийся экипаж. Карета была дорогая, упряжка добрая — значит, гости не простые.
— Кто бы это мог быть? — пробормотал он.
Софья тоже посмотрела в ту сторону. Неожиданные визиты её всегда тревожили — нужно было спешно готовить угощение, приводить дом в порядок.
Карета подкатила к крыльцу. Из неё вышли двое молодых людей в дорожных костюмах. Георгий присмотрелся и вскочил с места.
— Александр! Владимир! Какими судьбами?
Это были его московские приятели — Александр Никонин и Владимир Шершнев. Те самые, с которыми он проводил студенческие годы.
— Георгий, старина! — Никонин широко улыбался, обнимая хозяина. — Решили проведать, как поживает наш семьянин.
— Посмотреть на твоё семейное гнёздышко, — добавил Шершнев. — Говорят, ты теперь примерный?
Георгий повёл друзей к жене.
— Софья Сергеевна, познакомьтесь — мои старые товарищи. Александр Никонин, Владимир Шершнев.
— Очень приятно, — тихо сказала Софья.
Гости галантно раскланялись. Никонин достал свёртки.
— Это для дам. Вот для маленькой мамзели игрушка — конь-качалка, парижской работы. А для хозяйки дома — духи от самого Герлена.
Георгий с любопытством разглядывал красивую качалку - деревянного коня с настоящей сбруей. Софья благодарила за подарок, но во взгляде скользила настороженность.
— Проходите в дом, — пригласил Георгий. — Семён, вели готовить комнаты для гостей.
— Мы не надолго, — сказал Шершнев. — Дня на два. Хотим посмотреть, каков из нашего Георгия получился помещик.
Георгий сиял от радости. Несколько лет он не видел близких друзей, соскучился по их обществу, по московским разговорам. А теперь они сами приехали к нему.
Софья стояла рядом молча, но Георгий не замечал её беспокойства. Он был слишком рад встрече с товарищами юности.
За ужином гости рассказывали о московской жизни. Никонин служил в министерстве, Шершнев числился при губернаторе. Оба были холосты и вели весёлую жизнь.
— А ты, Георгий, действительно стал образцовым помещиком? — спрашивал Александр, потягивая вино. — Встаёшь с петухами, ездишь по полям, считаешь прибытки?
— Да что ты, — смеялся Георгий. — Не так всё скучно, как кажется. Хозяйство — дело интересное, когда в него вникнешь.
— Ну конечно, — усмехнулся Владимир. — Особенно когда рядом преданная половинка. Жена у тебя, вижу, надежная.
Софья покраснела от похвалы.
— Старается, — согласился Георгий.
— А помнишь, — вдруг сказал Никонин, — как ты в университете Трубецкого обыграл? Четыреста рублей за одну ночь! Талант у тебя был настоящий к картам.
Георгий почувствовал, как что-то дрогнуло внутри. Софья побледнела и опустила глаза.
— Это было давно, — поспешно сказал он. — Молодость, глупости.
— Да что ты! — воскликнул Шершнев. — Разве можно назвать глупостью такое искусство? Ты карту чувствовал, как музыкант ноты.
— Перестаньте, — попросил Георгий, видя лицо жены. — Это всё в прошлом.
— Конечно, конечно, — быстро согласился Никонин. — Мы же понимаем — теперь у тебя семья, ответственность.
Софья встала из-за стола.
— Простите, господа. Мне нужно Машеньку уложить спать.
Она вышла, не взглянув на мужа. Георгий проводил её беспокойным взглядом.
— Жена у тебя строгая, — заметили гости.
— Хорошая жена. Какая и должна быть.
— Считай, тебе повезло. А не скучно?
Георгий промолчал. В груди его что-то заныло — тоска по прежней жизни, по азарту, по тому опьянению, которое дарила игра.
Поздним вечером господа перешли в кабинет. Курили сигары, пили коньяк, вспоминали молодость.
— Скучновато у тебя, Георгий, — сказал Никонин, разглядывая портреты предков. — Тишина провинциальная.
— Мне нравится. Спокойно.
— А мы вот карты взяли, — небрежно заметил Шершнев, доставая из дорожной сумки колоду. — Думали, в дороге время скоротать. Может, сыграем разок? Для развлечения?
Георгий почувствовал, как сердце забилось быстрее. Карты. Как давно он их не видел.
— Нет, — сказал он твёрдо. — Я больше не играю.
— Да что ты! — рассмеялся Никонин. — Мы же не на серьёзные деньги. По рублю поставим, для смеха. Просто чтобы руку не забыть.
— Не стоит.
— Георгий, — Шершнев положил руку ему на плечо, — мы же друзья. Понимаем всё. Но одна игра ничего не значит. Жена спит, дом тихий. Часик-другой, и спать.
Карты лежали на столе. Георгий не мог оторвать от них глаз. В памяти всплыли ощущения — шелест колоды, дрожь от выигрыша, сладкое напряжение азарта.
— Ставки смешные, — уговаривал Никонин. — По рублю, не больше. Что тебе рубль?
Георгий колебался. Сколько лет он не притрагивался к картам. Дал слово жене. Но ведь это только одна игра, совсем небольшая...
— Хорошо, — сказал он, наконец. — Но только до полуночи. И ставки не больше рубля.
— Конечно, конечно! — обрадовались друзья.
Никонин быстро разложил карты. Зажгли ещё свечи. Кабинет наполнился знакомой атмосферой игорного дома.
— Ну что, Георгий, — сказал Шершнев, тасуя колоду, — посмотрим, не растерял ли ты мастерства.
Георгий взял карты в руки. Пальцы помнили их прикосновение. Кровь заструилась быстрее. Годы благоразумной жизни рушились в одну минуту.
Страсть проснулась.
Часы давно пробили полночь, а игра продолжалась. Свечи оплывали, коньяк в бутылке убывал, а ставки росли незаметно, словно сами собой.
— Пять рублей, — сказал Никонин, кладя карту.
— Принимаю, — отозвался Георгий.
Обещанный рубль превратился сначала в три, потом в пять, потом в десять. Георгий входил во вкус, забывая обо всём на свете. Руки не дрожали, разум был ясен, сердце билось знакомым азартным ритмом.
— Помнишь, как в том году Волконский проиграл имение? — болтал Шершнев, тасуя карты. — За одну ночь. Говорят, даже не моргнул.
— Характер, — согласился Никонин. — Настоящий игрок не считает деньги.
Георгий слушал вполуха. Он весь был поглощён игрой. Двадцать рублей, тридцать, пятьдесят... Суммы казались незначительными по сравнению с тем состоянием, которое лежало в сундуке.
— Сто рублей, — объявил он, ставя карту.
— О-о, серьёзно пошло, — усмехнулся Шершнев. — Принимаю.
Карта Георгия оказалась старше. Он сгрёб золото, чувствуя знакомое опьянение. Вот она — настоящая жизнь! Не скучные хозяйственные отчёты, а азарт, риск, борьба с судьбой!
Удача переходила от одного к другому. Георгий то выигрывал, то проигрывал, но общий счёт был не в его пользу.
— Тысяча рублей, — сказал Никонин, глядя Георгию в глаза.
— Тысяча? — Георгий на миг протрезвел. — Не многовато ли?
— Ты же хозяин богатый, — пожал плечами Шершнев. — Тысяча для тебя не деньги.
Георгий колебался. Тысяча рублей — большие деньги даже для него. Но отступить перед друзьями было стыдно.
— Принимаю.
Он проиграл. Потом ещё тысячу. Потом ещё. Долг Георгия составлял десять тысяч рублей.
— Довольно, — сказал Никонин, убирая карты.
— Нет, — Георгий был бледен, но упрям. — Дайте отыграться.
— Георгий, друг мой, — участливо проговорил Шершнев, — остановись. Не везёт сегодня.
— Ещё одну игру!
— С утра голова яснее будет. Поспи, а завтра подумаем.
- Нет, господа. Продолжаем. Я должен всё отыграть!