Глава ✓ 146
Начало
Продолжение
Прошу простить моих читателей за хронологический сбой, опять сорвалась рука и статья про Машу в сгоревшей первопрестольной вышла раньше самого пожара.
Обугленными пустыми окнами смотрит на Москву особняк вдовы фельдмаршала Михаила Каменского.
Черны закопчёные его стены, окна закрыты почерневшими от огня ставнями, ветер уныло свистит и скипит сорванной с петель парадной дверью. Обгорелые и порубленные деревья в парке производят устрашающее впечатление мёртвых пальцев, вцепившись в небо. И невдомёк проезжающему мимо голодному французу, что всё это - мистификация.
В парадных комнатах действительно пусто, нечем привлечь мародёров и возможных квартирантов. Зато в черной его части, в дальних комнатах, вовсю жизнь бурлит, готовится еда на хитрой речке с заглублённой в землю трубой, чтобы не привлекать внимание. Выходит она недалече - в обгорелых развалинах, где слабый дымок ничьё внимание не привлечёт.
А кругом особняка бесформенные развалины домов, еще кое где дышат огнем и дымом. Дорога усыпана сплошь какими-то обломками, узлами и брошенным то ли мародёрами, то ли беженцами скарбом.
Столбы дымного пламени над домами и улицами напоминают исполинские факелы или колонны у входа в ад. Ужас запустения встает отовсюду и угнетает душу, ибо некому бороться с огненным подарком наглецу, посмевшему вступить в Кремль, а те, кто бороться пытался, так в нём и сгинули. Созерцая пожар из окон Кремлевского дворца, Наполеон обронил: «Это сулит нам самые большие беды».
И не ошибся в провидении силы, которую ни предотвратить, ни сломить невозможно. Ибо предвидеть, что неприятель, вынужденный отступить, дотла сожжёт родной город, старую столицу великой страны, было невозможно, невероятно. Москва, предмет стольких вожделений, обратившаяся в считанные дни в пышущую жаром печь, стала ловушкой для захватчиков.
Маша, домочадцы Каменских и немногие оставшиеся в городе москвичи сделали всё, чтобы эти обгорелые развалины стали ловушкой для мородёров. Стоило затрещать веткам на подъездеой дорожке, как мальчишки, дежурившие у окон, бежали предупредить домашних и тени убиенных, удаленных и зарезанных в этих комнатах никогда не смущали покоя владельцев. Глубоки подвалы Москвы и речки подземные всё так же несут свои воды под сводчатыми потолками времён Ивана Грозного и Смутного времени.
Солдатам непобедимого императора были обещаны отдых на полном довольствии, которого они так жаждали и вполне заслужили, а тут... какой же отдых в пламенных развалинах, какое же довольствие, когда вот находят бочки дорогого вина, мешки с кофе и другие ненужные предметы, но нет хлеба, нет мяса, нет сена и овса для лошадей? Гигантская мышеловка — вот чем оказалась Москва для французского императора и его Великой армии.
Действительно, эта «старая северная лисица» — Кутузов, как выразился Наполеон, узнав о назначении его главнокомандующим, хорошо распорядился: заманил французов в Москву, а сам спрятался в какую-то нору. Куда еще он заведет Великую армию своим беспрерывным отступлением?...
Он ещё не знал, что его путь проляжет вдоль стылых, сгоревших сёл Старой Смоленской дороги. Ломать - не строить и их так весело было жечь и грабить. Теперь тут гулял только стылый ветер и шайки партизан во главе с весёлым задирой Денисом Давыдовым. Франтом, обряженным в деревенский тулуп, ибо простым селянам было сложно отличиь своих от чужих.
Есть нечто, превосходящее все силы ума, талант, рассчет, храбрость. Это — высшая Справедливость, которая, не допуская отклонений в логике событий, блюдёт мировое равновесие. И в этом потрясающем пожаре древней столицы России, впервые для Наполеона, прозвучал предостерегающий голос рока. Он так же проявил себя здесь, как спустя два года при Ватерлоо отвернулась от Наполеона, предавшего свою Жозефину, его удача.
Участь императора была решена. Начался исход Великой армии, поверженной и раздавленной, а вслед за ними двигались обозы российских госпиталей, где неустанно трудился военно-полевой хирург Николай Фёдорович Арендт.
Продолжение следует...