— Катя, ну кто так лук режет? Слишком мелко! Весь сок выйдет! И в суп надо было лавровый лист раньше класть, чтобы он аромат отдал. Я своего Толика с детства приучила к правильной, здоровой еде.
Ближе к концу рассказа есть аудиоверсия. Для тех, кто любит ушами!
Голос свекрови, Тамары Игоревны, звучал за моей спиной, как назойливое жужжание. Я стояла на собственной кухне, в своей же квартире, и в тысячный раз сдавала экзамен на звание «хорошей жены».
— Я всегда так режу, Тамара Игоревна, — сказала я, не оборачиваясь. — Толе нравится.
— Нравится ему! — фыркнула она. — Что он понимает, мой мальчик? Он ест, что дают. Мужчину надо баловать, удивлять, а не кормить одной и той же бурдой изо дня в день.
Два года она жила с нами. Два года назад, после ухода свекра, мой муж Анатолий привез ее к нам. «Маме одной тяжело, Катюш. Пусть поживет с нами, ей уход нужен, внимание».
Я согласилась. Я думала, поступаю правильно, по-человечески. Я не знала, что моя жизнь превратится в вечный экзамен. Мой дом, моя уютная трехкомнатная квартира, доставшаяся мне от родителей, перестала быть моей. Она стала территорией, где я постоянно должна была что-то доказывать.
— Катя, зачем ты купила такие шторы? Безвкусица. Слишком пестрые, от них в глазах рябит. Надо было однотонные, бежевые. Классика!
— Катя, почему ты поставила фикус в угол? Ему нужно солнце! Я лучше знаю, я всю жизнь цветы развожу.
Я пыталась говорить с мужем.
— Толя, я так больше не могу. Почему твоя мама ведет себя так, будто я у нее в гостях? Она командует всем.
Анатолий издал свой фирменный, страдальческий вздох.
— Катюш, ну пойми. Она пожилой человек. У нее характер. Она не со зла, ей кажется, что помогает. Будь мудрее, уступи. Она же мама.
«Будь мудрее». Фраза означала: «потерпи молча». Я и терпела. Сжимала зубы, когда она без спроса перекладывала вещи в моем шкафу. Улыбалась, когда она критиковала моих подруг.
Точкой кипения стала мелочь. Я давно мечтала о новом чайном сервизе. И вот я купила его. Изящный, тонкий фарфор, с нежным рисунком лаванды.
Я с любовью расставляла чашки на полке, когда на кухню вошла Тамара Игоревна. Она взяла в руки одну из чашек, покрутила.
— Что за убожество? — спросила она тоном эксперта.
— Новый сервиз, — сказала я, стараясь сохранять спокойствие. — Мне кажется, очень красивый.
— Тебе кажется! — отрезала она. — Безвкусица. Тонкий, как яичная скорлупа. Убрать немедленно. Мы будем пить из моего, старого. Он надежный.
И тут она произнесла ту самую фразу. Фразу-детонатор. Она посмотрела на меня сверху вниз, властно, как генералиссимус на новобранца.
— Запомни раз и навсегда. Пока здесь живет мой сын, Анатолий, хозяйка в этом доме – Я! Потому что я его мать. А ты — просто его жена.
В комнате повисла тишина. Я увидела, как в дверях кухни замер муж. Он все слышал. Испуганно смотрел то на свою мать, то на меня, и на его лице была написана одна мольба: «Катя, только не начинай».
А я и не собиралась. В тот момент в моей душе наступила удивительная, кристальная ясность. Туман рассеялся. Я посмотрела на свекровь. В душе не было ни испуга, ни злости. Даже с какой-то долей иронии.
— Хорошо, Тамара Игоревна, — сказала я спокойно. — Я вас поняла. Ваша логика безупречна.
Свекровь победно выпрямилась. Сын облегченно выдохнул.
— Раз хозяйка здесь вы, потому что здесь живет ваш сын, — продолжила я тем же ровным тоном, — то я не смею вам мешать. Я уважаю ваши правила. Поэтому предлагаю вам начать собирать вещи.
— Что?! — не поняла она.
— Вещи, — повторила я. — Ваши. И сына. Раз вы тут хозяйка, а я в квартире, по вашим же словам, никто, то не вижу причин терпеть мое присутствие. Вы с сыном остаетесь хозяйничать, а я съезжаю.
Я сделала паузу и добавила, глядя прямо в глаза мужу:
— Правда, не знаю, куда вы потом денетесь, когда я эту квартиру продам. Потому что по документам, по закону, единственная хозяйка здесь все-таки я.
До свекрови и, что гораздо важнее, до мужа наконец начал доходить смысл сказанного. Его конструкция «я хозяйка, потому что тут мой сын» с оглушительным треском рухнула.
— Катя, ты… ты что такое говоришь? — залепетал Толя, его лицо стало бледным. — Ты же не на полном серьезе… Мама погорячилась…
— Я говорю на полном серьезе. Более чем за два года. Ты просил меня быть мудрее. Я и стала. Я поняла, что мудрость — это не терпеть к себе неуважение, а отстаивать личное пространство.
— Но… это бесчеловечно! — выкрикнула Тамара Игоревна, переходя в контратаку.
— Я никого не выставляю, — парировала я. — Я лишь согласилась с вашими правилами. Вы сказали, что хозяйка здесь вы. Я не спорю. Но тогда я, как гостья без прав, вынуждена покинуть территорию. А поскольку территория по документам моя, я заберу ее с собой. То есть продам. Все логично.
Я посмотрела на мужа. Он смотрел на меня испуганно, как на незнакомого человека, который вдруг заговорил на чужом, но очень понятном языке ультиматумов.
— Катя, давай поговорим, — сказал он. — Только спокойно. Без мамы.
Это была его первая правильная фраза за два года.
Вечером состоялся решающий разговор. Он начался с привычных упреков. «Ты была слишком жестока с ней. Она пожилой человек».
— А я, по-твоему, кто, Толя? — спросила я, глядя ему в глаза. — Робот? Я не чувствую, как меня два года методично выживают из собственного дома? Как обесценивают все, что я делаю? Твоя мама — мастерски дергает за ниточки. А ты ей потворствуешь.
— Я не потворствую! Я просто не хочу скандалов!
— Именно! Ты так опасаешься ее недовольства, что жертвуешь моим душевным равновесием. Ты всегда выбирал ее, а меня просил «быть мудрее». Моя мудрость закончилась. Настало время твоего выбора.
— Какого выбора? — прошептал он.
— Очень простого. Либо ты в течение недели находишь для своей мамы отдельное, комфортное жилье. Либо мы разводимся, делим совместно нажитую машину и гараж, и ты уходишь вместе с мамой. Искать квартиру, где она будет хозяйкой. Выбирай, Анатолий.
Он смотрел на меня, и я видела, как в его голове идет отчаянная борьба. Борьба между привычкой быть «хорошим сыном» и внезапным, леденящим осознанием, что он может потерять все, к чему привык: уют, комфорт и женщину, которая больше не собирается быть удобной. Осознание победило.
Через неделю, после множества звонков, споров и ее слез, они нашли для Тамары Игоревны хорошую съемную однокомнатную квартиру в соседнем доме. «Чтобы можно было каждый день заходить, помогать», — объяснил мне Толя. Я кивнула. Главное было — не жить вместе.
День ее переезда был похож на финал долгой, изнурительной пьесы.
Когда я закрыла за ними дверь, я осталась одна посреди своей квартиры. И наступившая тишина была не пустой, а наполненной.
Я медленно прошла на кухню. Взяла свой новый, с веточками лаванды, сервиз. Смахнула с него невидимую пыль и с любовью расставила чашки на самой видной полке. Они сияли.
Потом мой взгляд упал на солонку, которая два года стояла на «правильном» месте. Я взяла ее и решительно поставила туда, куда было удобно мне.
Я открыла окно. Июльский воздух ворвался в комнату.
Я глубоко вздохнула. И впервые за два года я почувствовала запах собственного дома.
Я снова была хозяйкой в своем доме. И больше никто и никогда не посмеет оспорить это право.
Аудиоверсия рассказа:
Популярные рассказы: