— Да иди ты куда подальше вместе со своим братцем, я вам не банкомат! — строго заявила Таня, кинув телефон на диван так, что тот подпрыгнул и едва не упал на пол.
Экран высветил последнее фото из Телеграмма: Миша в ярко-синих плавках обнимает двух загорелых красоток на фоне бирюзового моря. Рядом — её муж Борис в солнечных очках, с пивом в руке и довольной улыбкой идиота.
— Лечится, значит... Больной тут нашёлся!
Таня провела ладонью по лицу, чувствуя, как под веками начинает пульсировать знакомая боль. Двенадцать лет замужества, и только сейчас она поняла — живёт с двумя мошенниками. Братки чертовы.
А ведь всё началось так трогательно. Три дня назад Борис пришёл домой с кислой миной, сел за кухонный стол и долго молчал, уставившись в телефон.
— Что случилось? — Таня как раз доставала из духовки запеканку, и сладкий аромат ванили заполнил всю кухню.
— Мишка заболел... — Борис не поднял головы. — Серьёзно заболел.
Сердце ёкнуло. Миша был младшим братом Бориса, безбашенным парнем тридцати лет, который до сих пор жил с матерью и перебивался случайными заработками. Но Таня его любила — искренне, по-родственному.
— Что с ним?
— Доктор сказал... — Борис замялся, потёр переносицу. — В общем, операция нужна. Срочно. А денег... ты знаешь, у него денег нет.
Таня поставила форму на стол и присела напротив мужа.
— Сколько нужно?
— Сто пятьдесят тысяч.
Сумма била наотмашь. Таня мысленно прикинула: премия за прошлый квартал, отложенные на отпуск деньги, кое-что из заначки... В принципе, реально.
— А что за операция?
Борис отвернулся к окну.
— По мужской части... Деликатная тема. Он просил не распространяться.
— Анна Сергеевна в курсе?
— Мама? Нет... Ну ты знаешь её сердце. Зачем лишний раз расстраивать старушку?
Так и решили. На следующий день Таня сняла деньги и передала Борису. Тот был подчёркнуто благодарен, целовал руки, обещал вернуть через месяц.
— Ты — лучшая жена на свете. Миша тебе всю жизнь будет благодарен.
— Да ладно тебе. Мы же семья.
Борис с Мишей исчезли на два дня. Сказали, что едут в областной центр — там, мол, хорошая клиника, знакомый хирург. Таня не беспокоилась. Даже немного радовалась внезапной тишине в доме — можно было спокойно посмотреть сериал, принять ванну, не спеша поговорить с подругой по телефону.
А потом взорвалась эта бомба.
Утром Таня просматривала ленту в социальных сетях за кофе, и вдруг — Бах! — фотография Миши. Море, пляж, коктейли.
Следующее фото: Борис и Миша в ресторане с какими-то девицами. Дата — вчерашний день.
Третье: Миша делает селфи на фоне пальм. Подпись: "Когда жизнь кайф!"
Руки тряслись так, что кофе расплескался на белую скатерть. Коричневое пятно расползлось, как предательство по её жизни.
Таня листала фото за фото. Миша в бассейне. Борис на яхте. Оба — загорелые, довольные, абсолютно здоровые.
— Сволочи... — прошептала она. — Сволочи поганые...
Борис вернулся раньше в воскресенье вечером, усталый и притихший. Видимо, решил сыграть роль заботливого брата до конца. А Миша остался ещё на отдыхе.
— Ну как Миша? — спросила Таня, не поднимая глаз от вязания.
— Операция прошла хорошо. Врач сказал, через недельку будет как новенький.
— М-м-м.
— Устал я, Тань. Сил нет. Больницы эти... кошмар.
— А море как? Тёплое было?
Борис замер у порога спальни. Медленно обернулся.
— Какое море?
Таня подняла голову, посмотрела мужу прямо в глаза.
— То, на котором ты с братцем загорал, пока я тут как дура переживала за его здоровье.
Воздух в комнате сгустился. Борис открыл рот, закрыл, снова открыл.
— Тань, я не понимаю...
— Не понимаешь? — Таня отложила вязание и достала телефон. — А это что?
Экран засветился фотографией: два брата, довольные жизнью, поднимают бокалы с шампанским на фоне заката.
Лицо Бориса медленно менялось — от растерянности к пониманию, от понимания к панике.
— Тань, я могу всё объяснить...
— Объяснить? — Голос Тани стал тише, и это было страшнее крика. — Ты мне будешь объяснять, как взял деньги на лечение брата и поехал развлекаться?
— Не всё так просто...
— А как? Как просто, Борис?
— Мишка действительно болел! Просто... просто доктор сказал, что операция может подождать, а деньги уже были... И мы подумали...
— Подумали? Вы подумали?
Таня встала, и вязание упало на пол клубком белых петель.
— Вы подумали, что я дура? Что можно меня развести, как последнюю лохушку? Что я поверю в любую ерунду, которую вы мне скажете?
— Тань, успокойся...
— Не смей мне говорить успокоиться! Не смей!
Таня шагнула к мужу, и тот невольно попятился.
— Знаешь что, Борис? Знаешь, что меня больше всего бесит? Не то, что вы меня обманули. Не то, что спустили мои деньги. А то, что вы даже не удосужились скрыть следы! Выставили фотки в социальные сети, как малолетние идиоты!
— Это Мишка выложил, а не я...
— А ты где был? Где были твои мозги? Или ты настолько меня не уважаешь, что даже не думал — а вдруг увижу?
Борис молчал, глядя в пол.
— Отвечай! — рявкнула Таня.
— Я... Мы не подумали...
— Не подумали... — Таня медленно покачала головой. — Пятнадцать лет вместе, двенадцать лет в браке. А я для тебя так и осталась кошельком на ножках.
— Это не так...
— Это именно так! — Она развернулась и зашагала к выходу из комнаты. — И знаешь что? Завтра я иду к Анне Сергеевне и рассказываю ей всю правду про болезнь её драгоценного сыночка.
— Тань, не надо! Мама поверит тебе, у неё сердце...
— А обо мне ты подумал? О моём сердце?
Дальше был тот самый крик, который услышали, наверное, соседи на три этажа вверх и вниз:
— Да иди ты куда подальше вместе со своим братцем, я вам не банкомат!
Но это было только началом. Потому что через полчаса в дверь позвонили, и на пороге стояла Анна Сергеевна собственной персоной — с тортиком в руках и улыбкой на лице.
— Танечка, дорогая! Как дела? Как Мишенька мой поправляется?
Таня застыла в дверном проеме. За спиной чувствовала взгляд Бориса — тяжёлый, умоляющий. Анна Сергеевна стояла на площадке в своём старом синем пальто, с домашним тортом в руках и такой искренней заботой в глазах, что у Тани перехватило горло.
— Анна Сергеевна... проходите...
— Да я ненадолго, дорогая. Просто волнуюсь за мальчика моего. Он вчера звонил, голос какой-то усталый был. А сегодня вообще телефон не берёт.
Таня машинально взяла торт, механически пригласила свекровь на кухню. Борис виновато топтался у порога, явно не зная, куда себя деть.
— Ты что-то бледная, Танечка. Небось сама переживаешь?
— Переживаю...
— А где Мишенька лежит? В какой больнице? Хочу завтра проведать, суп куриный повезти. Он же с детства его любит.
Таня поставила чайник на плиту и обернулась к мужу. Тот стоял как статуя, только адамово яблоко нервно дёргалось.
— Борис, может, расскажешь маме, где её сын лечится?
— Тань... — еле слышно прошептал он.
— Что "Тань"? Анна Сергеевна спрашивает про больницу. Назови адрес.
Старушка насторожилась, перевела взгляд с невестки на сына.
— Боря? В чём дело?
— Мама... это... сложно объяснить...
— А что тут сложного? — Таня села за стол напротив свекрови, сложила руки и посмотрела ей прямо в глаза. — Анна Сергеевна, вы знаете, где ваш младший сын провёл последние три дня?
— Танечка, пожалуйста... — взмолился Борис.
— На море! — рявкнула Таня так громко, что Анна Сергеевна подпрыгнула. — На чёртовом море! С девками! С алкоголем! На мои деньги!
— Что... что ты говоришь?
— А говорю я правду! Ваши сыновья, Анна Сергеевна, развели меня как последнюю дуру. Сказали, что Миша болен, нужна операция, деньги. Я дала сто пятьдесят тысяч! А они... — голос сорвался, — а они поехали развлекаться!
Анна Сергеевна медленно побледнела. Старческие руки задрожали.
— Боря... это правда?
Борис стоял, опустив голову, и молчал.
— Я спрашиваю — это правда?
— Мама... мы не хотели...
— Не хотели? — Старушка встала из-за стола, и торт качнулся на краю. — Вы не хотели что? Обманывать? Воровать? Позорить меня?
— Мам, ты не поняла...
— Я всё поняла! Всё! — Анна Сергеевна развернулась к Тане. — Детка, прости их, дурачков. Прости старую дуру, которая таких воспитала.
— Анна Сергеевна, при чём тут вы...
— При том! — Слёзы потекли по морщинистым щекам. — Я их избаловала. Мишку особенно. Всё ему прощала, всё оправдывала. А теперь... Господи, что же я наделала...
— Мама, не надо так...
— Молчать! — Старушка обернулась к сыну с такой яростью, что Таня ахнула. — Молчать, говорю! Как вы могли? Как?
— Мы вернём деньги...
— Деньги? — Анна Сергеевна подошла к сыну вплотную. — Ты думаешь, дело в деньгах? В деньгах, Борис?
— Ну... а в чём?
Звонкая пощёчина прозвучала как выстрел. Борис схватился за щёку, смотря на мать широко раскрытыми глазами.
— В том, что вы предали человека, который вас любит! В том, что вы солгали! В том, что вы — мои дети — оказались ворами и обманщиками!
Таня сидела, не в силах пошевелиться. Никогда она не видела свою тихую, деликатную свекровь в таком состоянии.
— А теперь слушай меня внимательно, — старушка схватила сына за рубашку. — Завтра же, завтра, ты идёшь в банк и берёшь кредит. Всю сумму возвращаешь Тане. До копейки. А потом будешь работать как проклятый, пока не отдашь банку всё с процентами.
— Мам, но ведь...
— Без "но"! И чтобы Мишка тоже работал! Хватит мне его содержать! Пусть съезжает и сам зарабатывает на жизнь.
— Анна Сергеевна, не надо из-за меня...
— Не из-за тебя, дорогая, — старушка повернулась к невестке. — А из-за них. Я тридцать лет одна их поднимала, отца у них не было... Видимо, где-то ошиблась. Где-то дала слабину.
Она достала из сумочки платок, вытерла глаза.
— Танечка, ты меня прости. И если захочешь от них уйти — я тебя пойму. Более того — поддержу.
— Мама! — ахнул Борис.
— А что "мама"? Ты хочешь, чтобы я ещё и враньё твоё поддерживала? Чтобы делала вид, что ничего не было?
Анна Сергеевна направилась к двери, остановилась на пороге.
— А Мишке передай — пусть даже не думает домой возвращаться, пока не вернёт Тане каждый рубль. И пусть не надеется на мою пенсию. Я её лучше в приют для животных отдам.
Хлопнула дверь. В кухне повисла тишина.
Борис медленно сел за стол, уткнулся лицом в ладони.
— Тань...
— Что "Тань"?
— Я всё понимаю. Понимаю, что ты меня теперь ненавидишь...
— Ненавижу? — Таня горько усмехнулась. — Знаешь, что хуже ненависти?
Он поднял на неё глаза.
— Разочарование, Борис. Полное, абсолютное разочарование. Я думала, что живу с мужчиной. А оказалось — с подростком. Которому тридцать пять лет, но мозги так и не выросли.
— Я исправлюсь...
— Исправишься? — Таня встала, подошла к окну. — А ты знаешь, сколько раз за двенадцать лет ты мне это говорил?
— Не помню...
— А я помню. Семьдесят три раза. Я считала. Когда ты пропил мою премию — исправишься. Когда потратил деньги на машину, которую через месяц разбил — исправишься. Когда...
— Тань, хватит...
— Нет, не хватит! — Она резко обернулась. — Не хватит, Борис! Потому что в этот раз ты переступил черту. В этот раз ты не просто потратил деньги. Ты обманул меня. Цинично, расчётливо обманул.
— Но ведь деньги можно вернуть...
— Деньги? — Таня подошла к мужу, наклонилась над ним. — Ты думаешь, дело в деньгах? А в чём дело, по-твоему?
Борис молчал.
— В доверии, идиот! В том самом доверии, которое ты растоптал своими дурацкими ботинками!
Она выпрямилась, прошла к холодильнику, достала бутылку воды.
— А знаешь, что самое поганое? Что я тебе поверила. Сразу, без вопросов. Потому что ты — мой муж. Потому что я думала — мужья жёнам не врут. Особенно по таким вопросам.
— Тань, дай мне шанс...
— Шанс? — Она засмеялась, и смех этот прозвучал страшно. — А сколько их у тебя было, шансов-то?
Борис поднялся с места, попытался подойти к жене.
— Не подходи, — тихо сказала она. — Не подходи ко мне, Борис. Сейчас я могу сделать то, о чём потом буду жалеть.
— Что ты имеешь в виду?
Таня медленно повернула к нему лицо. И Борис отшатнулся — таких глаз у неё он ещё не видел.
— Я имею в виду, что сегодня ты спишь на диване. А завтра мы поговорим. Серьёзно поговорим.
— О чём?
— О том, есть ли у нас будущее. Или всё, конец сказке.
И в эту самую секунду зазвонил телефон. На экране высветилось: "Миша".
Таня взяла трубку.
— Алло?
— Танька, привет! Слушай, мы тут с Борькой...
— Где "тут", Миша?
— Ну, в аэропорту. Вылетаем через час. Слушай, у нас деньги кончились, можешь ещё тысяч двадцать перевести? На такси и...
— Миша, — очень спокойно сказала Таня, — а ты в Телеграмм сегодня смотрел?
— А что?
— Посмотри. И после этого больше мне не звони. Никогда.
Она отключила телефон и посмотрела на мужа.
— Вот теперь точно всё. Поздравляю, Борис. Ты потерял жену. Хотя бы вы с Мишкой врать научились!
Прошло две недели
Борис действительно взял кредит и вернул деньги. Молча положил конверт на кухонный стол и ушёл к матери. Анна Сергеевна его не пустила на порог.
— Снимай квартиру, — сказала через домофон. — И думай над своей жизнью.
Миша вернулся загорелый и довольный, но радость быстро испарилась. Мать встретила его собранными вещами в коридоре.
— Мама, что это?
— Твои вещи. Съезжай.
— Ты серьёзно?
— Более чем. И ищи работу. Настоящую работу.
— Из-за этой истории с Танькой? Да брось, мы же деньги вернули!
Анна Сергеевна медленно подошла к младшему сыну. В её глазах было что-то такое, что Миша невольно попятился.
— Мишенька, родной мой. Тебе тридцать лет. Ты ни дня в жизни не работал честно. Ты врёшь, как дышишь. Ты думаешь только о себе. И самое страшное — ты втянул в это своего брата и разрушил его семью.
— Мам, не драматизируй...
— Я тебя люблю, — перебила его мать. — Но любить не значит потакать. Я слишком поздно это поняла.
Миша хотел что-то сказать, но Анна Сергеевна подняла руку.
— Когда станешь мужчиной — приходи. А пока что ты мне не сын.
Дверь захлопнулась.
Таня тем временем переехала к своей сестре Кире. Временно — так она себе говорила. Просто чтобы подумать, принять решение.
— Подавай на развод, — советовала Кира за вечерним чаем. — Что тебя держит?
— Двенадцать лет жизни.
— Неудачно прожитые годы — не повод продолжать неудачную жизнь.
— А если он изменится?
Кира посмотрела на сестру с жалостью.
— Тань, ты сама сказала — он обещал измениться семьдесят три раза. Что изменилось?
— Ничего, — тихо признала Таня.
— Вот и ответ.
Через месяц Борис снял однокомнатную квартиру на окраине города. Устроился грузчиком в супермаркет — других предложений не было. По вечерам писал Тане сообщения:
"Прости меня."
"Я понимаю, что был сволочью."
"Дай мне шанс всё исправить."
Таня не отвечала.
А потом написала одно сообщение:
"Борис, я подала документы на развод. Не ищи меня."
Полгода спустя Таня сидела в кафе с коллегой Мариной. Рассказывала о новой должности, о планах на отпуск, о квартире, которую снимала в центре города.
— А как дела у бывшего? — спросила Марина.
— Не знаю. И знать не хочу.
— А не жалеешь?
Таня задумалась, глядя в окно на весеннюю улицу.
— Знаешь, Мариночка, я жалею не о том, что ушла. Я жалею о том, что так долго терпела.
— А что изменилось?
— Я перестала быть банкоматом. И поняла, что это... приятно.
Марина засмеялась.
— И что дальше?
— Дальше? — Таня улыбнулась. — Дальше я живу. Для себя. Наконец-то.
В это время в маленькой квартире на окраине Борис сидел перед телевизором с банкой пива. Работать грузчиком оказалось тяжелее, чем он думал. Спина болела, руки в мозолях, денег едва хватало на еду и кредит.
Миша иногда звонил — жаловался на жизнь, просил денег. Борис отказывал. Не потому что жадничал — просто не было лишних денег.
— Слушай, а может, попробуем с Танькой помириться? — предложил как-то Миша. — Скажем, что мы изменились...
— Отстань, — устало сказал Борис. — Она права была. Мы — лентяи. И поделом нам.
— Ты че, поехавший? Из-за бабы так убиваться...
Борис повесил трубку. И больше на звонки брата не отвечал.
А в небольшой квартире в центре города Таня готовила ужин и напевала что-то под нос. В последнее время она часто пела — просто так, потому что хотелось.
На столе лежали документы о разводе. Официально всё закончилось две недели назад.
Зазвонил телефон — звонила Анна Сергеевна.
— Танечка, дорогая, как дела?
— Хорошо, Анна Сергеевна. А у вас?
— У меня тоже. Слушай, а не хочешь в воскресенье в театр сходить? Представляют "Евгения Онегина", я билетики купила.
— С удовольствием!
— Вот и славно. А то одной как-то скучновато.
— Анна Сергеевна... а как мальчики ваши?
Старушка помолчала.
— А знаешь, Танечка, не хочу о них говорить. Пусть сами разбираются со своей жизнью. А мы с тобой — живём.
— Правильно, — улыбнулась Таня. — Живём.
После разговора она подошла к зеркалу, посмотрела на себя. В отражении была женщина сорока лет — не юная, но ещё полная сил. С ясными глазами и прямой спиной.
— Здравствуй, Таня, — сказала она своему отражению. — Очень приятно познакомиться.
И впервые за много лет улыбка на её лице была искренней.
Через год в том же кафе Таня встретилась с бывшей соседкой.
— А ты знаешь, что с твоим бывшим? — спросила соседка.
— Нет. И не хочу знать.
— А я расскажу! Работает он теперь на стройке. Бригадиром стал. Бросил пить совсем. И, говорят, какая-то женщина у него появилась. Вдова с ребёнком.
Таня кивнула равнодушно.
— А Мишка твой... тьфу ты, не твой... в общем, младший брат, устроился в службу доставки. На велосипеде по городу катается, еду развозит. Постройнел даже.
— Значит, всё-таки изменились, — спокойно сказала Таня.
— А ты не жалеешь, что не дождалась?
Таня допила кофе, посмотрела в окно, где светило весеннее солнце.
— Знаешь что? Хорошо, что они изменились. Правда, хорошо. Значит, люди всё-таки способны становиться лучше.
— Но ведь ты могла...
— Я ничего не могла, — перебила её Таня. — Я не обязана была их исправлять. Я не обязана была ждать, пока они станут людьми. У меня одна жизнь. И я имею право прожить её счастливо.
Соседка замолчала.
— А счастлива? — тихо спросила она.
Таня улыбнулась, встала из-за стола.
— Очень. Впервые за много лет — очень счастлива.
И, надев пальто, вышла на солнечную улицу, где её ждала собственная, честно заработанная жизнь.