— Хватит свои дурацкие щи варить! — Раиса Викторовна ворвалась в кухню, как ураган. — Опять мясо перевела! Думаешь, я не вижу?
Дождь стучал по стеклу, словно кто-то невидимый требовал войти. В квартире пахло щами и надвигающейся грозой...
— Твоё дело — молчать и сопеть в две дырочки, а я с сыном буду общаться! — она швырнула половник в мойку так, что брызги разлетелись по всей кухне.
Снежана замерла у плиты, держа в руках кастрюлю. Её пальцы дрожали, но она не произнесла ни слова. Тридцать лет жизни научили её терпеть. А вот свекровь... свекровь умела превращать любой день в ад.
— Мам, ну что ты опять? — Филипп поднял голову от газеты, но голос его звучал устало, как у человека, который уже давно сдался.
— Что "опять"? — Раиса Викторовна развернулась к сыну всем своим грузным телом. В её маленьких глазках плясали злые огоньки. — Я что, не имею права поговорить с родным сыном в собственной квартире?
Собственной... Снежана сжала губы. Квартира была записана на Филиппа уже пять лет, но свекровь упорно считала её своей.
— Слушай, Райка, — раздался голос из прихожей. Баба Настя, соседка снизу, появилась в дверях кухни без стука, как обычно. — Чего ты орёшь? Весь дом слышит.
— А тебя кто звал? — огрызнулась Раиса Викторовна, но тон её стал чуть мягче. С бабой Настей она не решалась скандалить — та могла дать отпор.
— Да никто не звал. Просто поднялась чайку попить, — баба Настя прошла к столу, уселась на табуретку и внимательно оглядела всех присутствующих. — Ну и обстановочка у вас тут...
Снежана поставила кастрюлю на стол. Руки её всё ещё дрожали, но она старалась выглядеть спокойной. Не дай Бог, покажешь слабость при этой змее — растерзает.
— Анастасия Петровна, хотите щи? — тихо спросила она.
— Конечно, хочу. А то у нас тут одна особа только и умеет, что кричать, — баба Настя покосилась на Раису Викторовну. — Снежана, помню, как твоя мамочка готовила. Золотые руки у неё были.
— Не надо мне про её мамочку рассказывать! — взвилась свекровь. — Алкоголичка была! А отец — вообще никто! Дворник обыкновенный!
— Мой отец был слесарем, — тихо, но твёрдо сказала Снежана. — И он никогда не пил.
— Ах, заговорила! — Раиса Викторовна всплеснула руками. — Смотрите-ка, нашла голос! А то сидит всегда, как немая!
Филипп поёжился. Он знал, что сейчас будет. Мать начинала свои "концерты" всегда одинаково — с воспоминаний о родителях Снежаны. Потом переходила к тому, что его жена — никудышная хозяйка, а затем...
— Кстати, сынок, — свекровь повернулась к нему с медовой улыбкой, — звонила сегодня Марина. Помнишь, дочка Веры Семёновны? Она теперь в банке работает, хорошие деньги получает. И такая красивая стала! Приглашала тебя на свадьбу к подруге.
Снежана почувствовала, как внутри всё сжалось. Этот номер Раиса Викторовна проворачивала регулярно. То Марина звонила, то Ольга встретилась "случайно" в магазине и интересовалась Филиппом, то ещё какая-нибудь "хорошая девочка из приличной семьи".
— Мам, я женат, — буркнул Филипп, не поднимая глаз от газеты.
— Да знаю я, что женат! — Раиса Викторовна махнула рукой. — Но кто мешает дружить? Поговорить с умными людьми? А то сидишь тут, как в тюрьме.
Как в тюрьме... Снежана разливала щи по тарелкам и думала о том, что тюрьма — это не стены. Тюрьма — это когда каждое твоё слово взвешивается, каждый поступок обсуждается, каждая копейка считается.
— А сколько сегодня мяса купила? — резко спросила свекровь, заметив, как Снежана кладёт кусок в тарелку бабы Насти.
— Полкило, — ответила Снежана.
— Полкило! — Раиса Викторовна всплеснула руками. — На пятерых! Что мы, миллионеры? Двести граммов хватило бы с головой!
— Райка, ты совсем одурела? — встряла баба Настя. — Снежана работает, дом ведёт, а ты считаешь каждую крошку. Как будто в блокаду живёшь.
— Не твоё дело! — огрызнулась Раиса Викторовна. — Мне на пенсию жить! А они тут мясо килограммами таскают!
— Да какие килограммы? — Снежана не выдержала. — Вы сами знаете, что у нас денег...
— Вот-вот! — перебила её свекровь. — Денег нет! А она мясо покупает! Сама работает за копейки в своём магазинчике, у мужа на шее сидит...
— Мам, хватит! — Филипп наконец поднял голову. — Снежана работает, я работаю. Мы содержим дом.
— Ты работаешь! — Раиса Викторовна повернулась к сыну. — А она что? Продавщица в продуктовом! Три копейки получает! Вон, Марина в банке...
— Опять Марина! — Снежана положила половник на стол с такой силой, что он звякнул. — Что она вам не даёт покоя, эта Марина?
— А то, что она — девушка из хорошей семьи! — Раиса Викторовна встала, возвышаясь над сидящими. — Образованная! Воспитанная! А не из каких-то там...
— Мам, успокойся, — Филипп устало потёр лоб. — Я не собираюсь ни с кем встречаться. У меня есть жена.
— Жена! — свекровь презрительно фыркнула. — Тридцать лет замужем, а детей нет! Что это за жена?
Снежана побледнела. Эта тема была самой болезненной. Они с Филиппом долго пытались, обращались к врачам, но... Судьба. А свекровь никогда не упускала случая напомнить об этом.
— Раиса Викторовна, — голос у Снежаны дрожал от сдерживаемых слёз, — вы же знаете, что мы...
— Знаю, знаю! — перебила та. — Всё знаю! Только кто виноват? Сын у меня здоровый, я его родила! А вот ты...
— Всё, хватит! — Филипп резко встал. — Мать, это уже слишком!
— Что слишком? — Раиса Викторовна была в ударе. — Правду сказать слишком? Марина бы уже двоих родила! А эта... сидит тут, как кукла безмозглая!
В кухне повисла тишина. Только дождь продолжал стучать по стеклу, словно отбивая ритм надвигающейся бури.
Снежана медленно сняла фартук. Руки её больше не дрожали — они словно окаменели. Тридцать лет. Тридцать лет унижений, упрёков, сравнений. И всё ради чего? Ради мужа, который молчал? Ради семьи, которая на самом деле никогда не была её семьёй?
— Знаете что, Раиса Викторовна, — голос Снежаны звучал тихо, но в нём появилось что-то новое. — Вы правы. Я действительно никто. Дочь алкоголички и дворника. Продавщица за копейки. Бесплодная жена.
— Снежана... — начал было Филипп, но она подняла руку.
— Но знаете, что интересно? — она повернулась к свекрови. — Я поняла, почему вы так боитесь Марины.
— Я не боюсь никого! — взвилась Раиса Викторовна.
— Боитесь. Боитесь, что если Филипп уйдёт от меня, то он найдёт кого-то, кто не будет терпеть ваши выходки. Кто поставит вас на место с первого дня.
В кухне стало так тихо, что было слышно, как капает кран.
— А я... я терплю. Потому что люблю. Потому что думала, что семья — это святое. Но семья — это не только терпение. Это ещё и уважение.
Снежана повесила фартук на крючок и направилась к двери.
— Куда ты? — спросил Филипп.
— К себе. Подумать. — она обернулась. — А вы, Раиса Викторовна, можете теперь готовить сами. И считать каждую копейку. И общаться с сыном сколько угодно. Без свидетелей.
Снежана вышла на улицу, дошла до скамейки во дворе и села, не смотря на дождь. Капли стекали по её лицу, смешиваясь со слезами. Тридцать лет... Неужели она потратила лучшие годы жизни на это?
— Снежана Михайловна? — голос заставил её вздрогнуть.
Она подняла голову. Рядом стоял сосед Игорь, держа в руках зонт.
— Игорь Сергеевич, — она попыталась улыбнуться, но получилось кисло.
— Что случилось? — он присел рядом, накрывая её зонтом. — Опять свекровь?
Снежана удивилась. Она почти не общалась с соседями, а тут...
— Откуда вы знаете?
— Да весь дом знает, — Игорь вздохнул. — Стены тонкие. Слышно, как она на вас кричит. Давно хотел вмешаться, но... не моё дело вроде как.
— Правильно делали, — Снежана покачала головой. — Семейные проблемы самим решать надо. А если сил больше нет?
— Знаете, — сказал он негромко, — у меня тоже была такая же мать. Жена её боялась до дрожи. Терпела, терпела... А потом в больницу попала. Нервы сдали.
— И что?
— А то, что после больницы она словно другим человеком стала. Сказала свекрови всё, что думает о ней. И знаете что? Старуха сразу притихла. Оказалось, она уважает только силу.
Снежана задумалась. А что, если...
— Игорь Сергеевич, — она повернулась к нему, — а что вы знаете о моей свекрови? Кроме того, что она скандалистка?
— Многое, — он хмыкнул. — Она же со мной иногда разговаривает. Особенно когда мужа вашего хвалит.
— Что именно говорит?
— Ну... — Игорь поколебался. — Не знаю, стоит ли...
— Говорите, — Снежана сжала руки. — Мне нужно знать правду.
— Хорошо. Она рассказывала, что у неё есть сбережения. Приличные. На книжке лежат. Говорила, что сыну их оставит, но только если он разведётся с вами и женится на той самой Марине.
Снежана почувствовала, как внутри всё перевернулось.
— Что?
— Да-да. И ещё... — Игорь замялся. — Она встречается с этой Мариной. Регулярно. В кафе на Центральной. Планируют, как бы их познакомить "случайно".
— Они что, сговорились?
— Похоже на то. Марина, кстати, в разводе. С ребёнком. Ищет обеспеченного мужа.
Снежана встала. Дождь почти прекратился, но в её душе бушевал настоящий ураган.
— Игорь Сергеевич, а откуда вы всё это знаете?
— Моя двоюродная сестра в том же кафе работает официанткой. Она мне и рассказала. Говорит, они там каждую неделю встречаются, строят планы.
— И давно это происходит?
— Месяца три уже. Может, больше.
Снежана медленно пошла к подъезду. В голове её зрел план. Наконец-то у неё появилось оружие против Раисы Викторовны. Но сначала нужно было всё проверить.
Поднявшись домой, Снежана услышала голоса из кухни. Раиса Викторовна что-то взволнованно рассказывала Филиппу, а баба Настя всё ещё сидела за столом, допивая чай.
— А, вернулась, — свекровь бросила на неё презрительный взгляд. — Нагулялась?
— Нагулялась, — спокойно ответила Снежана. — Кстати, Раиса Викторовна, как поживает ваша подруга Марина?
Воцарилась тишина. Раиса Викторовна побледнела.
— Какая ещё Марина? — попытался вмешаться Филипп.
— Та самая, которая каждую неделю встречается с твоей мамочкой в кафе на Центральной, — Снежана села на стул и внимательно посмотрела на свекровь. — Планируют, как бы её с тобой познакомить. Случайно, конечно.
— Ты что несёшь? — Филипп повернулся к матери. — Мам, это правда?
— Да что вы все! — Раиса Викторовна попыталась изобразить возмущение, но голос дрожал. — Выдумки какие-то!
— Выдумки? — Снежана достала телефон. — Хотите, позвоню в кафе? Официантка там работает знакомая. Она подтвердит, что вы там постоянный клиент. Вместе с дамой лет тридцати, с ребёнком.
— Мам, — Филипп медленно встал, — скажи мне честно. Ты действительно встречаешься с Мариной?
Раиса Викторовна поняла, что попалась. Её лицо покраснело, потом побледнело.
— Ну и что? — она перешла в атаку. — Я хочу счастья для тебя! Эта... — она ткнула пальцем в Снежану, — детей тебе не даёт! А Марина молодая, красивая, у неё уже есть один ребёнок, значит, может рожать!
— Мам, значит я должен бросить жену ради какой-то Марины? — голос Филиппа был тихим, но в нём появилось злость.
— Да! Должен! — Раиса Викторовна окончательно потеряла контроль. — Я тебя растила, я тебе квартиру купила, я...
— Стоп, — Филипп поднял руку. — Квартиру купила? Какую квартиру?
— Ну... эту...
— Эту квартиру купил я. На свои деньги. Ты только прописана здесь.
— Но я деньги давала! Свои сбережения!
— Какие сбережения? — Снежана наклонилась вперёд. — Те, что вы обещали Марине? За то, что она выйдет замуж за Филиппа?
Взрыв был неизбежен. Раиса Викторовна поняла, что секрет раскрыт.
— Да, обещала! — закричала она. — И что? Я хочу внуков! Хочу, чтобы род продолжался! А не сидеть тут с этой бесплодной...
Филипп встал и медленно подошёл к матери.
— Мам, — сказал он очень тихо, — собирай вещи.
— Что?
— Собирай вещи и уходи. Сегодня же.
— Сынок, ты что! — Раиса Викторовна схватила его за руку. — Я же твоя мать! Я же для тебя старалась!
— Ты старалась разрушить мою семью. Тридцать лет ты унижала мою жену. Тридцать лет я молчал, потому что ты — мать. Но теперь хватит.
Баба Настя встала и направилась к выходу.
— Ну, наконец-то, — сказала она на прощание. — А то я уж думала, парень совсем безмозглый.
Буря была в самом разгаре...
— Сынок, опомнись! — Раиса Викторовна цеплялась за рукав Филиппа. — Куда я пойду? Мне семьдесят лет!
— К своей подруге Марине. Раз вы так хорошо ладите, — Филипп освободил руку и отошёл к окну.
— Филипп... — Снежана тихо подошла к мужу. — Может, не стоит так резко?
Он повернулся к ней, и в его глазах она увидела то, чего не видела много лет — решимость.
— Тридцать лет, Снежана. Тридцать лет я слушал, как она тебя унижает. Думал, что так положено — мать есть мать. А оказывается, она просто хотела нас развести.
— Да что вы все! — Раиса Викторовна села на стул, достала платок и принялась вытирать глаза. — Я же добра хотела! Марина хорошая девочка, она бы мне внуков нарожала...
— Мам, — Филипп сел напротив, — а ты знаешь, почему у нас нет детей?
— Конечно знаю! — свекровь оживилась. — Она больная! Бесплодная!
— Нет, мам. Больным оказался я. Мы узнали об этом пять лет назад. Снежана здорова. Проблема во мне.
Раиса Викторовна открыла рот, но не произнесла ни слова.
— Снежана не хотела, чтобы ты знала. Берегла твои чувства. А ты... — Филипп покачал головой. — Ты всё это время обвиняла её.
— Но... но врачи могли ошибиться! — попыталась возразить свекровь. — Надо было ещё проверить...
— Проверяли. Трижды. У разных врачей. Результат один.
В кухне повисла тишина. Раиса Викторовна сидела, словно её током ударили.
— Значит, даже если бы Филипп женился на Марине, детей у них всё равно не было бы, — медленно сказала Снежана. — Вы просто разрушили бы две семьи зря.
— Я... я не знала... — пробормотала свекровь.
— Зато теперь знаешь. — Филипп встал. — Мам, я дам тебе время до завтра. Найди себе жильё. Можешь снимать квартиру, можешь к родственникам поехать. Но здесь ты больше жить не будешь.
— Сынок! — Раиса Викторовна вскочила. — Я же твоя мать! Я тебя родила, воспитала! Неужели ты выгонишь меня на улицу?
— Не на улицу. В жизнь. Ты ещё не старая, здоровая. Живи отдельно, встречайся с кем хочешь, но не мешай нам.
— А деньги? — внезапно спросила Раиса Викторовна. — Кто мне на жизнь даст?
— Твои сбережения. Те самые, что ты обещала Марине.
— Там не так много...
— Хватит на первое время. А дальше... дальше научишься экономить по-настоящему.
Раиса Викторовна поняла, что сын не шутит. Она попыталась найти поддержку у Снежаны.
— Снежаночка, — заскулила она, — ты же добрая. Скажи ему, что я исправлюсь. Я больше не буду...
— Раиса Викторовна, — Снежана подошла к свекрови, — я действительно добрая. Слишком добрая. Тридцать лет я терпела ваши унижения, надеясь, что вы измените ко мне отношение. Но вы не изменились. Наоборот, стали хуже.
— Но я же мать! — в голосе свекрови появились истерические нотки.
— Мать — это не звание, которое даёт право на всё. Это ответственность. И вы с ней не справились.
Раиса Викторовна вдруг разозлилась.
— Да что вы все! — закричала она. — Я всю жизнь сыну посвятила! Работала, деньги зарабатывала! А теперь что? Теперь я никому не нужна?
— Мам, — устало сказал Филипп, — если бы ты работала над отношениями в семье вместо того, чтобы её разрушать, мы бы сейчас не имели этого разговора.
— Хорошо! — Раиса Викторовна встала, выпрямилась. — Хорошо! Увидишь, как без матери заживёшь! Без моих советов, без моей помощи!
— Увидим, — спокойно ответил Филипп.
— А деньги мои я заберу! — добавила она злобно. — И больше ни копейки вам не дам!
— Мам, — Филипп улыбнулся грустно, — мы никогда у тебя денег не просили. Наоборот, мы тебя содержали.
— Что?
— А кто покупал продукты? Кто коммунальные платил? Кто одевал тебя? Мы, мам. Мы.
Раиса Викторовна растерянно огляделась. Похоже, она впервые осознала, что сын говорит правду.
— Но я же... я же помогала по хозяйству...
— Ты командовала. Это не помощь, это диктат.
В дверь постучали. Филипп пошёл открывать.
— Можно? — в проёме появился Игорь. — Извините, что беспокою, но... вы не планируете сдавать комнату?
— Почему вы спрашиваете? — удивилась Снежана.
— Да у меня племянник приехал из армии. Жильё ищет. Работящий парень, тихий. Хорошо платить будет.
Филипп переглянулся с женой.
— Знаете что, Игорь Сергеевич, — сказал он, — завтра одна комната действительно освободится. Заходите, поговорим.
Раиса Викторовна поняла, что это конец. Что сын уже строит планы на жизнь без неё.
— Ну и живите! — крикнула она. — Живите без матери! Только не приходите потом жаловаться, что плохо живётся!
Она ушла к себе в комнату и с силой захлопнула дверь.
— Думаешь, правильно поступаем? — тихо спросила Снежана.
— Знаешь, — Филипп обнял её, — я впервые за много лет чувствую, что дышу свободно. Мы попробуем. А если не получится... всегда можно будет что-то изменить.
За окном дождь прекратился. Проглянуло солнце, и в кухне стало светлее.
— Игорь Сергеевич, — сказала Снежана, — спасибо вам. За всё.
— Да не за что, — он улыбнулся. — Соседи должны друг другу помогать. Кстати, мой племянник хорошо готовит. Может, будем по очереди ужинать? Кто готовит, тот и угощает.
— Отличная идея, — согласился Филипп. — Будем жить, как нормальные люди.
Из комнаты Раисы Викторовны доносился шум — она собирала вещи, громко бормоча что-то себе под нос.
— А что, если она передумает уходить? — шёпотом спросила Снежана.
— Не передумает, — уверенно ответил Филипп. — Она слишком гордая. Теперь, когда все карты раскрыты, она не сможет здесь остаться.
И он оказался прав. Через час Раиса Викторовна вышла из комнаты с двумя чемоданами.
— Я пойду к сестре, — сухо сообщила она. — Временно.
— Хорошо, — так же сухо ответил Филипп. — Ключи оставь на столе.
— Может, вам такси вызвать? — предложила Снежана.
— Не надо. Сама доберусь.
Раиса Викторовна дошла до двери, остановилась, обернулась.
— Всё-таки она тебя околдовала, — сказала она сыну. — Тридцать лет мы жили душа в душу, а теперь...
— Мам, — перебил её Филипп, — мы никогда не жили душа в душу. Ты жила, как хотела, а я молчал. Это не одно и то же.
Раиса Викторовна хотела что-то ответить, но передумала. Взяла чемоданы и вышла, не сказав ни слова.
Дверь закрылась. В квартире воцарилась тишина.
— И что теперь? — спросила Снежана.
— Теперь мы живём, — Филипп подошёл к окну. — Смотри, совсем прояснилось. Может, прогуляемся?
— Куда?
— Да хоть в кафе на Центральной. Посмотрим, где мама строила свои коварные планы.
Снежана засмеялась. Впервые за много лет она засмеялась искренне, от души.
— Знаешь, — сказала она, — мне почему-то кажется, что у нас всё получится.
— Мне тоже.
Они взялись за руки и вышли из квартиры. Впереди была новая жизнь — их собственная жизнь, без постоянного контроля и унижений.
А в кафе на Центральной Марина до сих пор ждала звонка от Раисы Викторовны. Но этого звонка не последовало. Никогда.
Прошло три месяца
Снежана стояла у окна и смотрела на двор. Игорь мыл свою машину, его племянник Андрей помогал ему. Хорошие, спокойные люди. Квартира наполнилась тишиной и покоем.
Но почему-то не счастьем.
— Как дела? — Филипп подошёл к ней, обнял за плечи.
— Нормально, — она не отстранилась, но и не прижалась к нему.
— Мама звонила, — сказал он тихо. — Из Воронежа. Живёт у сестры. Говорит, что скучает.
— И что ты ответил?
— Ничего. Положил трубку.
Снежана кивнула. Правильно. Так и должно быть.
Но внутри что-то сжалось. Она представила Раису Викторовну в чужом доме, с чужими людьми. Старая, одинокая, забытая собственным сыном.
— Филипп, — сказала она, поворачиваясь к мужу, — а может, мы слишком жестоко поступили?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну... она же мать. Твоя мать. Ей семьдесят лет.
Филипп отстранился.
— Снежана, после всего, что она нам сделала, ты её жалеешь?
— Я не жалею. Я просто... думаю.
— О чём?
— О том, что мы все стали другими. Ты стал жёстким. Я стала равнодушной. Мы прогнали старую женщину.
— Она сама себя прогнала. Своими поступками.
— Да, но... — Снежана посмотрела на мужа. — Посмотри на нас. Мы получили то, что хотели. Тишину, покой, свободу. А счастливы ли мы?
Филипп задумался. Действительно, что-то было не так. Они жили спокойно, никто не кричал, не скандалил. Но радости от этого не было.
— Может, мы просто отвыкли от нормальной жизни? — предположил он.
— А может, нормальная жизнь — это не только покой? — Снежана подошла к столу, на котором лежали письма. — Смотри, она пишет. Каждую неделю.
— Я не читаю.
— Я знаю. Но я читаю.
Филипп удивился.
— Что она пишет?
— Извиняется. Рассказывает, как живёт у сестры. Говорит, что поняла свои ошибки. Просит прощения.
— И ты ей веришь?
— Не знаю. Но знаешь, что меня поразило? В последнем письме она написала, что горда тобой. Что ты наконец-то стал настоящим мужчиной, который может защитить свою семью.
— Она это серьёзно?
— Похоже на то. — Снежана взяла письмо. — Хочешь прочитать?
Филипп взял конверт, но не стал вскрывать.
— Знаешь, — сказал он, — а ведь она была не такая уж плохая мать. Когда я был маленьким, она многое для меня делала. Работала на двух работах, чтобы меня одеть, накормить. Отца у нас не было, она одна меня растила.
— И что изменилось?
— Я вырос. Женился. А она... она не смогла отпустить. Не смогла принять, что у меня теперь другая семья.
— Многие матери не могут.
— Но не все становятся от этого злыми.
Они помолчали. За окном начинало темнеть.
— А знаешь, что мне сказала баба Настя? — спросила Снежана. — Что мы с тобой стали как чужие. Живём в одной квартире, но не живём вместе.
— Это правда?
— Боюсь, что да. — Снежана посмотрела на него. — Мы так устали от борьбы с твоей матерью, что забыли, как любить друг друга.
— Но мы же свободны теперь.
— Свободны от неё. Но не свободны от того, что она с нами сделала. Мы стали осторожными, недоверчивыми. Боимся открыться даже друг другу.
Филипп сел на диван, устало потёр лицо руками.
— Что же нам делать?
— Не знаю. Может, попробовать начать сначала? Вспомнить, какими мы были до всех этих скандалов?
— А получится?
— Не знаю. Но попробовать стоит.
— А мама?
— Что мама?
— Может, стоит... навестить её? Не для того, чтобы прощать или возвращать. Просто... чтобы поставить точку. Сказать всё, что накопилось.
Снежана кивнула.
— Может, и стоит. Хотя бы для того, чтобы не носить в себе эту тяжесть.
— Тогда поедем на выходные?
— Поедем.
Они сидели в тишине, каждый думая о своём. О том, что победа над Раисой Викторовной оказалась пирровой. О том, что иногда, прогоняя зло, мы теряем и добро. О том, что семья — это не только радость, но и боль, не только любовь, но и ответственность.
А в Воронеже Раиса Викторовна сидела у окна и смотрела на чужую улицу. Она постарела за эти три месяца, стала тише, задумчивее. Сестра говорила, что она изменилась. Стала добрее, мягче.
Но было уже поздно. Слишком поздно.
Некоторые ошибки нельзя исправить. Некоторые слова нельзя взять обратно. И некоторые отношения нельзя склеить, как разбитую чашку.
Можно только научиться жить с осколками.