Двадцать два тридцать. Пятнадцать часов на линии. Я выключил шашечки на крыше и потёр воспаленные глаза. Спина затекла так, что приходилось прогибаться каждые десять минут.
Август выдался на редкость паршивым: старый «логан» начал жрать масло, а у Варюшки через месяц детский сад — нужны были новые сапоги, куртка, целая гора всего. Хоть стой, хоть падай, а крутись.
Я медленно ехал по Октябрьскому проспекту, когда впереди замаячила компания — две девушки и двое парней.
Кто-то из них отчаянно махал рукой. Я опустил стекло, высунулся:
— Не работаю уже. Смена закончилась.
— Шеф, выручай! — один из парней, коренастый, с модной стрижкой, приблизился к машине. — В Савельево надо, а автобусы не ходят.
— А такси вызвать слабо? — буркнул я.
— Да мы вызывали! Всем по болту — далеко очень.
Я молча смотрел на них. Подвозить компанию, уже принявшую на грудь, — последнее дело. Того и гляди, кого-нибудь вырвет прямо в салоне, а убирать мне. Но тут вперёд вышла одна из девушек — стройная, русоволосая, в джинсовой куртке:
— Мы заплатим по двойному тарифу. Пожалуйста.
В её голосе было что-то такое — отчаяние, что ли? — отчего я сдался. Прикинул: Савельево рядом с моей «трёшкой» в Новоспасском. Бешеной кобыле сто вёрст - не крюк.
— Залезайте, — нехотя пробормотал я. — Только без глупостей.
Трое уселись сзади, четвёртый — с коротким ёжиком волос и в потёртой кожанке — забрался на переднее сиденье. Салон моментально наполнился запахом перегара и дешёвого мужского одеколона.
— До девятиэтажки на Комсомольской, — скомандовал передний.
Я молча кивнул и тронулся
Включил радио погромче, чтобы не слышать их разговоров. Но периодически всё равно косился в зеркало заднего вида. Русоволосая сидела у окна, отвернувшись от остальных. Вторая девушка, яркая брюнетка с начесом, что-то увлечённо рассказывала коренастому парню. Тот уже приобнял её, забравшись рукой под короткую куртку.
Радио выдавало какую-то попсу из девяностых. Я думал о том, что завтра выходной — нужно успеть заменить масло, сгонять на рынок за продуктами и одеждой для Вари. А ещё было бы неплохо выспаться.
В моей жизни, размеренной и суматошной одновременно, давно не было ничего особенного. Только работа, дочь, старушка-мать, требующая постоянного внимания. Да воспоминания о том, что было «до».
Мы въехали в Савельево, район панельной застройки на окраине города, куда общественный транспорт заходил редко. Я затормозил у девятиэтажки.
— Приехали, — объявил я.
Компания выгрузилась из машины. Передний достал из кармана смятую купюру, сунул мне в руку:
— Держи, шеф. На чай.
Я даже не стал проверять, сколько там. Закрыл окно и поехал. Через пару сотен метров небо, весь вечер хмурившееся, решило разразиться по-настоящему — дождь полил стеной. Я включил дворники на максимум, щурясь, вглядывался в дорогу. Поставил машину в гараж, накинул куртку на голову — до дома было ещё минут двадцать пешком.
Спешил, перепрыгивая через лужи, и почти не смотрел по сторонам
Но когда проходил мимо автобусной остановки недалеко от той самой девятиэтажки, что-то привлекло моё внимание. Под прозрачным козырьком, прижавшись к стенке, сидела на скамейке одинокая фигура.
Я бы прошел мимо, но вдруг узнал русоволосую девушку из недавней компании. Она сидела, обхватив себя руками, мокрая до нитки.
Не знаю, что на меня нашло — обычно я не лезу в чужие дела. Но я остановился.
— Эй, автобусы уже не ходят, — сказал я, подходя ближе. — Последний был в полдвенадцатого.
Она подняла голову. Глаза красные — то ли от слёз, то ли от выпитого. Волосы намокли и прилипли к лицу.
— Я знаю, — её голос звучал надломленно. — Я такси вызываю, но тут недоступная зона... связь еле ловит.
Она снова ткнула в экран телефона, но тот, похоже, не реагировал. Девушка беспомощно опустила руки:
— Разрядился.
— А твои друзья? — спросил я.
Она издала короткий смешок, больше похожий на всхлип:
— Какие друзья... Я вообще их почти не знаю. Согласилась поехать, потому что Маринка упрашивала, а потом... — она осеклась. — Неважно. Я просто хочу домой.
Дождь усиливался. Стоять на пронизывающем ветру было бессмысленно. Да и девушка выглядела совсем промокшей. Её трясло — не то от холода, не то от пережитого стресса.
«Не лезь, это не твои проблемы», — говорил мне внутренний голос, тот самый, что отвечал за выживание с тех пор, как Оля разбилась на трассе полгода назад. Но было в этой мокрой девчонке что-то, заставившее меня произнести:
— Слушай, я живу недалеко. Можешь переночевать у меня, а утром поедешь домой. Не бойся, — добавил я, видя её настороженный взгляд. — У меня дома мать и шестилетняя дочь.
Она долго смотрела на меня, будто прикидывая, чего от меня ждать — беды или помощи. Наконец решилась:
— Хорошо. Только можно я маме позвоню с вашего телефона? Она будет волноваться.
Я протянул ей свой старенький «самсунг». Она набрала номер, но никто не ответил — видимо, мать уже спала. Девушка оставила сообщение, что всё в порядке, заночует у подруги.
— Меня зовут Сергей, — представился я, когда мы шли по темным переулкам Савельево.
— Катя, — коротко ответила она, всё ещё настороженная и напряжённая.
В моей квартире было темно и тихо
Мать с Варюшкой уже спали.
— Ванная там, — шепотом сказал я, стараясь не шуметь. — Полотенце сейчас дам. И переодеться надо, а то простынешь.
Я открыл шкаф, где до сих пор висели Олины вещи. За полгода так и не решился их разобрать, выбросить или отдать. Не готов был. Мать говорила, что нехорошо это — держать вещи ушедшего человека. А я не мог.
— Выбери что-нибудь, — сказал я и пошёл на кухню.
Когда Катя вышла из ванной, я едва не выронил чашку с горячим чаем, который для неё приготовил. Она была в Олином домашнем платье — простом, синем, с мелким цветочным рисунком. Оля любила его носить по выходным. И сейчас, на миг, мне показалось...
— Спасибо, — тихо сказала Катя, прерывая наваждение. — Можно чаю?
Мы сидели на кухне, разделённые столом и молчанием. Я чувствовал, что нужно что-то сказать, как-то объяснить странное выражение лица, когда увидел её в этом платье. Но не мог.
— Что случилось сегодня? — спросил я наконец, отвлекаясь от болезненных мыслей. — Почему ты оказалась на остановке?
Катя отпила чай, поморщилась — видимо, было слишком горячо.
— Это глупо, — начала она. — Мы с Маринкой — это моя однокурсница — собирались к ней на съёмную квартиру, фильм посмотреть. Потом она сказала, что её парень приедет с другом. Я не хотела, но она упросила — типа, отличный парень, тебе понравится. Ну и... в общем, он оказался не таким уж отличным.
Она нервно обхватила чашку ладонями.
— Когда мы приехали, Маринка с её Витей сразу заперлись в комнате. А меня оставили с этим... Ромой. Он сначала нормально себя вёл, а потом начал распускать руки. Я пыталась отшутиться, потом прямо сказала, что не заинтересована... А он не понимал или не хотел понимать. Начал говорить, что я динамо, раз приехала, значит, была согласна, и... всё такое...
Катя замолчала, уставившись в чашку.
— Он тебя... — я не договорил, но она поняла.
— Нет! Нет, до этого не дошло. Я заперлась в ванной, просидела там минут двадцать. Потом услышала, что они обсуждают, как пойти в круглосуточный за выпивкой. Дождалась, пока все уйдут, и выскользнула из квартиры. Думала, успею на последний автобус, но опоздала...
Мы замолчали. Я подумал, что этой девчонке, в общем-то, повезло. Могло закончиться хуже. В такси ночью я навидался всякого.
— Ложись в моей комнате, — сказал я, поднимаясь. — Я на диване в зале.
Она смутилась:
— Неудобно как-то...
— Удобно, — отрезал я. — Я всё равно на этом диване сплю уже полгода. Привык.
Проснулся я рано. В квартире пахло кофе
Я с трудом разлепил глаза, пытаясь сообразить, кто мог его варить. Мать предпочитала чай...
И тут я вспомнил вчерашнюю незваную гостью. Натянул футболку и вышел на кухню. Катя сидела за столом, листая какой-то журнал. При свете дня она выглядела совсем молоденькой — лет двадцать, не больше.
— Доброе утро, — сказала она, заметив меня. — Я кофе сварила... Надеюсь, вы не против.
— Давай на «ты», пожалуйста, — хрипло ответил я. — А то чувствую себя стариком.
Она улыбнулась, и я впервые заметил, какая у неё улыбка — открытая, немного застенчивая. Странно, что вчера этого не разглядел.
— Я бы приготовила завтрак, но не нашла ничего, кроме хлопьев, — сказала она.
— Нормально, — я пожал плечами. — Я обычно на работе перекусываю.
Мы завтракали в неловком молчании. Я размышлял, как скорее закончить эту странную ситуацию. Отвезти её домой? Вызвать такси? И Катя, похоже, думала о том же.
— Я сейчас соберусь и поеду, — сказала она, допивая кофе. — Спасибо за приют.
В этот момент в кухню вбежала Варюшка.
— Мама! Мамочка вернулась! — закричала дочь, бросаясь сзади к Кате.
Катя растерянно обернулась, посмотрела на меня, не зная, что делать. Я окаменел. А в дверях кухни уже стояла моя мать, прижав ладонь ко рту, с ужасом наблюдая эту сцену.
— Варенька, детка, — Катя неловко погладила девочку по голове, — я не твоя мама...
Дочь всмотрелась в её лицо — и в её глазах отразилось такое разочарование, такая боль, что я бросился к ней, пытаясь оттащить от Кати.
— Варюш, это тётя Катя, она в гостях у нас, — бормотал я, чувствуя, как дочь начинает дрожать.
— Но она в мамином платье! — голос девочки сорвался. — И волосы как у мамы! И сидит на мамином месте!
Она разрыдалась, уткнувшись мне в плечо. Я беспомощно смотрел на мать. Та подошла, забрала у меня внучку:
— Пойдём, Варенька, умоемся, переоденемся. Потом поговорим.
Когда они вышли, в кухне повисла гнетущая тишина. Катя сидела бледная, с расширенными от ужаса глазами.
— Прости, — выдавил я. — Это... сложно.
— Твоя жена... — начала она.
— Погиб.ла полгода назад, — я сел напротив неё, обхватив голову руками. — Ав@рия на трассе. Летела с работы домой, торопилась к Вариному дню рождения... Не вписалась в поворот.
Слова давались с трудом. Я редко говорил об этом вслух.
— Варя не понимает, что мама не вернётся. Мы ей объясняли, но она маленькая ещё. Всё ждёт. А тут ты — в Олином платье, похожая немного...
Катя молчала, переваривая услышанное. Потом встала:
— Мне нужно уйти. Я только сделаю хуже, если останусь.
— Да, наверное, — я не стал спорить. — Давай я вызову такси.
Пока мы ждали машину, Катя переоделась в свою одежду, уже высохшую. Платье Оли аккуратно сложила и положила на тумбочку в прихожей. Мы почти не разговаривали. Я набросал свой номер телефона на клочке бумаги:
— Если что-то понадобится... ну, мало ли.
Она кивнула, убирая листок в карман:
— Спасибо за всё. Правда. И... мне очень жаль.
Когда за Катей закрылась дверь, я прислонился к стене и медленно сполз на пол. Варин плач из комнаты бабушки, казалось, разрывал меня на части. Шесть месяцев прошло, а легче не становилось. Ни мне, ни дочери.
Потянулись обычные будни
Я работал, Варя ходила в садик, мать занималась домом. Мы не говорили о том случае, но иногда я ловил на себе задумчивый взгляд матери. Она явно хотела что-то сказать, но не решалась.
Однажды, когда я укладывал Варю спать, она вдруг спросила:
— Папа, а где та тётя, которая была в мамином платье?
Я замер с книжкой в руках:
— Она уехала домой, зайка.
— А она ещё придёт?
— Нет, наверное, — осторожно ответил я. — А почему ты спрашиваешь?
Варя обняла своего плюшевого зайца:
— Она на маму похожа. Немножко. И голос у неё добрый.
Я сглотнул комок в горле:
— Да, голос у неё хороший.
— А можно, она придёт к нам в гости? — Варя смотрела на меня с такой надеждой, что я растерялся.
— Не знаю, малыш. Она, наверное, занята...
Но вопрос дочери засел в голове. Я всё чаще ловил себя на мысли о Кате. Интересно, где она живёт? Чем занимается? Помнит ли нас?
Через 2 недели, развозя пассажиров по городу, я случайно заметил её на остановке. Она стояла, прижимая к груди папку с бумагами, и задумчиво смотрела вдаль. Я затормозил, открыл окно:
— Привет.
Она обернулась, удивлённо моргнула:
— Сергей? Привет...
— Подвезти? — я кивнул на пустое такси.
— Да нет, я автобуса жду, — она замялась. — Тут недалеко.
Я неожиданно для самого себя выпалил:
— Может, кофе выпьем? Я как раз заканчиваю смену.
Она помедлила, будто взвешивая все «за» и «против». Потом кивнула:
— Давай.
Мы сидели в маленькой кофейне недалеко от остановки
Катя рассказывала, что учится на последнем курсе медицинского, скоро диплом защищать. Подрабатывает в частной клинике администратором. С родителями живёт, но подумывает о съёмной квартире.
— Сейчас была на кафедре, отвозила главу диплома, — она показала на папку с бумагами. — Руководитель проверил, говорит, неплохо.
Я слушал её и думал, какая она ещё молодая. Двадцать три года — такая пропасть между нами. Мне тридцать пять, у меня ребёнок, работа без выходных, престарелая мать. Груз ответственности, который я таскаю, как каторжник ядро.
— А у вас как дела? — спросила она, прерывая мои невесёлые мысли. — Как Варя?
— Нормально, — я пожал плечами. — Работаю. Варька в садик ходит, рисует много. Жизнь идёт.
— А она... вспоминает меня? — осторожно поинтересовалась Катя.
Я замялся, не зная, стоит ли говорить правду:
— Да, спрашивала про тебя недавно.
— Правда? — она удивилась. — И что спрашивала?
— Придёшь ли ты в гости, — я смотрел в свой кофе, избегая её взгляда. — Сказала, у тебя голос добрый.
Катя молчала. Потом тихо произнесла:
— Я могла бы... если ты не против. Но не хочу травмировать ребёнка. Вдруг она снова подумает...
— Не знаю, — честно ответил я. — Сам боюсь этого. Но и отказывать ей... Она и так много потеряла.
Мы договорились, что я позвоню, если решусь. Обменялись номерами — теперь уже нормально, не на клочке бумаги.
Дома я рассказал матери о встрече с Катей. Она выслушала молча, потом вздохнула:
— Хорошая, кажется, девочка. Но ты уверен, что Варе это нужно? Не запутаешь её ещё больше?
— Не знаю, мам, — я устало потёр лоб. — Просто Варька спрашивала. И мне кажется, ей не хватает... женского общения. Тебя она воспринимает как бабушку, а ей нужно что-то большее.
Мать покачала головой:
— Ох, Серёжа... Вы с Олей десять лет вместе были. А эту девочку ты видел два раза в жизни.
— Да я не о том! — я начал злиться. — Я не собираюсь... ну, ты понимаешь. Просто подумал, может, Кате интересно будет с Варей поиграть иногда. Она вроде нормальная.
— Ну-ну, — мать поджала губы. — Дело твоё. Только осторожнее.
Я не звонил Кате неделю. Крутил в голове наш разговор, пытался понять, чего хочу сам. И однажды вечером, когда мы с Варей разбирали её игрушки, дочка вдруг спросила:
— Папа, а когда тётя Катя придёт?
И я сдался. Достал телефон и набрал сообщение: «Привет. Хочешь в воскресенье в парк с нами?»
Ответ пришёл через пять минут: «Хочу. Куда подъехать?»
В воскресенье было солнечно, но прохладно
Мы с Варей ждали у входа в парк. Дочка была в приподнятом настроении — она любила наши редкие выходные вдвоём, а тут ещё и таинственная гостья.
Катя появилась ровно в два, как договаривались. На ней было простое зелёное пальто и джинсы. В руках — пакет.
— Привет, — сказала она, немного смущённо. — Я принесла кое-что...
Она присела перед Варей:
— Здравствуй. Помнишь меня? Я Катя.
Варя несколько секунд серьёзно разглядывала её. Потом кивнула:
— Помню. Ты была в мамином платье.
Катя бросила на меня беспомощный взгляд. Я подбадривающе улыбнулся.
— Да, так получилось, — она протянула Варе пакет. — Это тебе.
В пакете оказались мыльные пузыри, набор для рисования мелками и маленький плюшевый котёнок.
— Ух ты! — восхитилась Варя. — Папа, смотри, какой котик!
— Вижу, — я с благодарностью посмотрел на Катю. — Здорово!
Она смущённо пожала плечами:
— Я не знала, что ей понравится... Но девочки обычно любят котят.
Мы гуляли по парку, запускали пузыри, рисовали мелками на асфальте. Варя быстро освоилась с Катей, показывала ей свои рисунки, рассказывала про садик. В какой-то момент схватила нас обоих за руки, и мы пошли втроём — Варя между нами, подпрыгивая на каждом шагу.
Я украдкой наблюдал за Катей. Она явно нервничала поначалу, но быстро нашла общий язык с дочкой. В её глазах светилась какая-то мягкость, когда она слушала Варины бесконечные истории. И улыбка у неё была особенная — открытая и тёплая.
«Хватит, — одёрнул я себя. — Она просто хорошая девушка, которая согласилась провести выходной с чужим ребёнком. Не придумывай лишнего.»
Когда начало темнеть, мы отправились домой. Варя выглядела уставшей, но счастливой. В автобусе она заснула на руках у Кати.
— Извини, — прошептал я. — Она тяжёлая.
— Ничего, — так же тихо ответила Катя, осторожно поглаживая Варины волосы. — Мне не тяжело.
Дома нас встретила мать
Окинула Катю оценивающим взглядом, но ничего не сказала. Предложила чай.
Мы сидели на кухне. Говорили о разных мелочах — о погоде, о городе, о новостях. Катя рассказывала смешные истории из университета, я вспоминал забавные случаи из таксистской практики.
Мать сидела молча, внимательно слушая, иногда вставляя короткие комментарии. Когда Катя засобиралась домой, мать неожиданно сказала:
— Оставайся на ужин, девочка. Я приготовила гуляш.
Катя удивлённо посмотрела на неё, потом на меня:
— Спасибо, но я не хочу навязываться...
— Ты не навязываешься, — отрезала мать. — Я приглашаю!
За ужином мать незаметно выведала у Кати всё — где родилась, кем работают родители, на каком курсе учится, где хочет работать. Катя отвечала просто и искренне. Я видел, как постепенно оттаивает лицо матери, как разглаживается морщинка между бровями.
— Детским неврологом буду, если всё получится, — говорила Катя. — Мне интересно помогать детям с особенностями развития. У моего двоюродного брата @утизм, я с детства наблюдала, как сложно бывает таким семьям.
— Дело хорошее, — кивнула мать. — Нужное.
Когда Катя всё-таки ушла (я вызвал ей такси и проводил до подъезда), мать задумчиво произнесла:
— Неглупая девчонка. И с Варей хорошо у неё получается.
Я промолчал, боясь спугнуть это внезапное одобрение.
— Но молодая очень, — добавила мать, словно отвечая на мои невысказанные мысли. — И жизни не видела. А у тебя за плечами и брак, и ребёнок, и... всё остальное.
— Мам, — я устало вздохнул, — мы просто погуляли. Варя попросила. Ничего такого.
Она посмотрела на меня с сомнением:
— Как скажешь, сынок. Как скажешь.
Мы начали встречаться с Катей
Сначала изредка — раз в две недели она приходила погулять с нами или заглядывала на час-другой в гости. Потом чаще. Варя привязалась к ней почти мгновенно. А я... я просто наслаждался возможностью поговорить с кем-то, кроме матери и шестилетнего ребёнка.
В декабре, накануне Нового года, случился кризис. Мы готовились к празднику, Катя помогала нам наряжать ёлку. Варя была в восторге — новогоднее волшебство, подарки, мандарины. В какой-то момент она обратилась к Кате:
— Мама, посмотри, какая у меня звёздочка!
В комнате повисла мёртвая тишина. Я замер с мишурой в руках. Мать, раскладывавшая игрушки, застыла. Катя побледнела.
— Варенька, — осторожно сказала она, — я не твоя мама. Я просто Катя, помнишь?
Варя нахмурилась:
— Но ты заплетаешь мне косички. И читаешь книжки. И играешь со мной. Как мама.
— Милая, — Катя присела перед ней, — твоя мама — это мама Оля. Сейчас она не небесах. Она тебя очень любила и любит. И она всегда будет твоей мамой.
Варя задумалась, переваривая информацию:
— А у меня может быть две мамы? Мама Оля на небе, а ты — здесь?
Катя беспомощно посмотрела на меня. Я подошёл, сел рядом с дочерью:
— Варюш, понимаешь, Катя заботится о тебе. И если ты хочешь называть её «мама Катя»... — я запнулся, не зная, что сказать дальше.
— Мы можем просто быть подружками, — мягко сказала Катя. — Хорошими подружками. А потом видно будет, хорошо?
Варя кивнула, не до конца понимая, но принимая ситуацию. Мы продолжили украшать ёлку, но атмосфера изменилась. Я чувствовал напряжение Кати, видел, как она украдкой вытирает глаза.
Когда Варя уснула, Катя собралась уходить. Я вышел проводить её.
— Прости за Варюшку, — сказал я, когда мы стояли у подъезда. — Она не хотела...
— Я знаю, — Катя смотрела куда-то в сторону. — Просто это сложно. Я не хочу занимать чужое место. И боюсь разочаровать Варю. И тебя.
Повисла пауза. Холодный декабрьский ветер трепал её волосы, кружил снежинки вокруг нас.
— Катя, — я набрал воздуха, — ты не занимаешь чужое место. Ты создаёшь своё.
Она наконец посмотрела на меня — с болью, с надеждой, с вопросом.
— Я не знаю, что будет дальше, — честно сказал я. — Но мне хорошо с тобой. И Варе хорошо. И, кажется, даже моей матери.
Она слабо улыбнулась:
— Это самый странный комплимент, который я слышала.
— Я не очень умею говорить такие вещи. Но если ты... если мы...
Она шагнула ближе и вдруг обняла меня — крепко, отчаянно. Я обнял её в ответ, чувствуя, как что-то внутри меня оттаивает, рушится, освобождается.
— Я боюсь, — прошептала она. — Боюсь, что не справлюсь. Что ты будешь сравнивать меня с Олей. Что я не выдержу этого груза.
— А я боюсь, что ты однажды поймёшь, что связалась со старым таксистом с ребёнком, и сбежишь к какому-нибудь молодому аспиранту, — невесело усмехнулся я.
Она отстранилась, внимательно посмотрела мне в глаза:
— Во-первых, тебе тридцать пять — какой же ты старый? Во-вторых, таксист — нормальная профессия. В-третьих, Варя — замечательный ребёнок. И вообще, все аспиранты, которых я знаю, — самовлюблённые занудные болваны.
Я рассмеялся — впервые за долгое время по-настоящему, от души:
— Ты умеешь убеждать.
Она улыбнулась в ответ.
Следующие полгода были самыми сложными
Мы с Катей стали видеться чаще, но старались не торопиться из-за Вари - не хотели её травмировать. Познакомился я и с родителями Кати - обычные, добрые люди. Они, конечно, смотрели на меня с подозрением (ещё бы, их дочь встречается с мужчиной старше, да ещё и с ребёнком), но и против не были.
А моя мама со временем тоже перестала хмуриться - видела, что с Катей в доме стало как-то светлее и спокойнее.
Однажды мы с Катей сидели в кафе — редкий момент, когда могли побыть вдвоём. Она рассказывала о своей практике, о планах на будущее. И вдруг замолчала на полуслове.
— Сергей, — сказала она серьёзно, — мне предлагают интернатуру в Москве. Хорошая клиника, отличные перспективы.
Я почувствовал, как внутри всё холодеет:
— Когда?
— Через два месяца, — она смотрела на меня, и в её глазах была боль. — Я... не знаю, что делать.
Я молчал, переваривая информацию. Конечно, она должна ехать. Это её шанс, её будущее. А я... я справлюсь. Как-нибудь.
— Поезжай, — сказал я наконец. — Такими возможностями не разбрасываются.
— А как же... мы? — тихо спросила она.
— Москва не на краю света, — я попытался улыбнуться. — Будем видеться иногда на выходных. Созваниваться. Ничего страшного.
Она покачала головой:
— А Варя? Я обещала ей, что буду рядом, когда она пойдёт в первый класс.
— Варя поймёт, — я не был в этом уверен, но что ещё я мог сказать?
Катя долго смотрела на меня, потом решительно тряхнула головой:
— Знаешь что? Я никуда не поеду.
— Катя...
— Нет, послушай, — она наклонилась ко мне через стол. — Да, это хорошая возможность. Но не единственная. Я могу сделать карьеру и здесь. Может, чуть медленнее, но... важнее то, что у меня уже есть. Вы с Варей.
— Я не хочу, чтобы потом ты жалела, — упрямо сказал я.
— А я не хочу жалеть о том, что бросила вас, — она взяла меня за руку. — Серёж, я всё решила. Я остаюсь.
В тот момент я понял, что люблю её
По-настоящему, без оглядки на прошлое, без страха перед будущим.
В июне, в день Вариного выпускного из детского сада, я сделал Кате предложение. Мы отпраздновали помолвку в узком кругу — моя мать, Катины родители, несколько близких друзей. Варя была в восторге — она уже давно считала Катю частью семьи.
Свадьбу назначили на октябрь — скромную, без лишнего шума. Катя не хотела пышного торжества, я тоже. Варя была «главной подружкой невесты» и серьёзно отнеслась к своей роли. Моя мать плакала, глядя на нас. Катины родители тоже не скрывали слёз.
Через год у нас родился сын — Алёшка. Варя помогала ухаживать за братом, чувствуя себя почти взрослой. А ещё через два года — дочка Машенька. Наша семья росла, крепла.
Мы с Катей часто вспоминали тот дождливый вечер, когда судьба свела нас на автобусной остановке. Жизнь странная штука — иногда счастье приходит оттуда, откуда совсем не ждёшь.
Катя работала детским неврологом в городской больнице, я со временем открыл небольшую службу такси. Не сказать, чтобы мы разбогатели, но жили достойно, не зная нужды.
Моя мать, поначалу настроенная скептически, со временем полюбила Катю как родную дочь. Особенно когда увидела, как та возится с маленьким Лёшкой, несмотря на усталость после смены в больнице.
А Варя... Варя выросла удивительной девочкой. В ней странным образом соединились черты обеих матерей — Олина решительность и Катина мягкость. Когда ей исполнилось десять, она сама подняла сложный разговор:
— Пап, а можно я буду называть маму Катю просто мамой?
В тот вечер я долго не мог уснуть. Катя тихо плакала рядом, когда я рассказал ей о разговоре с Варей.
— Я не хотела заменить Олю, — шептала она. — Клянусь тебе, Серёж, я всегда говорила Варе о её настоящей маме...
— Я знаю, — я обнял жену. — Знаю. Ты не заменила Олю. Ты стала другой мамой, своей собственной. И удивительной.
Прошло пятнадцать лет с той дождливой ночи
Варя окончила школу и поступила в медицинский — сказалось влияние Кати. Алёшка рос непоседливым подростком, увлекался программированием. Машенька, наша младшая, творческая натура — рисовала, пела, танцевала.
Иногда, глядя на нашу шумную семью, я думал о странных поворотах судьбы. О том, как случайная встреча на остановке изменила всё. О том, как из одиночества и отчаяния может вырасти новое счастье — не менее настоящее, чем прежнее.
Я уже не был молодым таксистом, возившим пассажиров по ночному городу. Катя перестала быть студенткой-медиком, потерявшейся в чужом районе. Мы изменились, выросли, стали другими людьми. Но то, что началось в ту ночь, продолжалось — тепло, забота, любовь.
— О чём задумался? — Катя села рядом со мной на диван, положила голову мне на плечо.
— О нас, — ответил я, обнимая её. — О том, как всё сложилось.
— Жалеешь? — тихо спросила она.
— О чём? — удивился я.
— Ну, что подобрал тогда промокшую от дождя девчонку. Ввязался во всё это.
Я рассмеялся:
— Это было лучшее решение в моей жизни. После решения жениться на тебе, конечно.
За окном шёл дождь — точно такой же, как в ту ночь, когда моя машина остановилась у девятиэтажки в Савельево. Тогда я не знал, что меня ждёт. Не мог даже представить. Жизнь полна неожиданностей — иногда страшных, иногда удивительных. Главное — не бояться протянуть руку помощи. Или принять её.