— Да пошла ты лесом со своими советами! — Лера швырнула мокрую тряпку в раковину так, что брызги разлетелись по всей кухне. — Значит, я самая плохая из невесток? Зачем тогда приходите ко мне за советами?!
Галина Дмитриевна замерла в дверном проеме, словно ее ударило током. За спиной свекрови маячила Таня — бледная, испуганная, с заплаканными глазами.
— Лерочка, ты что... — начала было Галина Дмитриевна, но Лера ее перебила.
— Не «Лерочка» мне! Тридцать лет терплю ваши игры! Тридцать лет слушаю, какая я замечательная, какая хозяйка, какая жена... А за что? За то, чтобы потом при всех меня унижать?
Воздух на кухне стал густым, как кисель. Таня судорожно вцепилась в косяк двери, а Галина Дмитриевна впервые за много лет потеряла дар речи.
— Ты слышала, что она только что сказала Сереже по телефону? — Лера развернулась к Тане. — Слышала?
Таня покачала головой, но глаза ее говорили обратное.
— «Ну что с твоей Танькой поделаешь, — передразнила Лера голос свекрови, — опять суп пересолила, опять рубашки не так погладила. Вот бы тебе жену как у Кости, золотые руки у Леры...» Так ведь было?
Галина Дмитриевна выпрямилась, и в ее глазах мелькнула привычная надменность.
— А что тут такого? Лера действительно...
— Заткнись! — рявкнула Лера так, что даже сама удивилась силе своего голоса. — Заткнись наконец! Знаешь, что я поняла сегодня? Ты нас обеих используешь. Меня — как идеал, которым можно бить Таню. Таню — как пугало, чтобы я из кожи вон лезла, доказывая, какая я хорошая.
Кухонные часы тикали в тишине. Таня плакала беззвучно, крупные слезы стекали по щекам.
— Тридцать лет я была твоей любимицей, — продолжала Лера, и голос ее становился все тише, все опаснее. — Тридцать лет ты приходила ко мне за советами. Как Сережу воспитывать, как с соседями общаться, что готовить на праздники. А знаешь почему? Потому что у тебя мозгов не хватает самой разобраться!
— Лера! — ахнула Таня.
— А ты молчи! — огрызнулась Лера. — Ты тоже хороша! Двадцать пять лет терпишь ее издевательства и ни разу не дала отпор. Думаешь, если будешь тихонько страдать, то заслужишь любовь? Ты ошибаешься, милая. Она тебя еще больше презирает за твою покорность.
Таня задрожала, как осиновый лист.
— Но зато, — Лера повернулась к свекрови, — ты ее боишься. Боишься, что Сережа от тебя отвернется, если поймет, какая ты на самом деле бессовестная. Поэтому и держишь Таню в черном теле — чтобы она была благодарна за каждое доброе слово.
Галина Дмитриевна побледнела.
— Как ты смеешь...
— А вот так смею! — Лера подошла к свекрови вплотную. — Знаешь, что я еще поняла? Ты завидуешь нам обеим. Завидуешь, что у нас есть мужья, дети, своя жизнь. А у тебя что? Пустая квартира и сериалы по телевизору?
— Лера, прекрати, — тихо попросила Таня.
— Не прекращу! Надоело! — Лера всплеснула руками. — Она нас стравливает между собой уже четверть века! Помнишь, как на дне рождения Кости она при всех сказала, что у меня борщ получается лучше, чем у тебя? А как на Новый год похвалила твое платье, а потом шепнула мне, что оно тебя полнит?
Таня вытерла слезы и вдруг выпрямилась.
— Правда?
— Правда. И таких случаев сотни. Она играет с нами, как кукловод с марионетками.
Галина Дмитриевна отступила к двери.
— Вы... вы обе неблагодарные...
— Неблагодарные? — засмеялась Лера горько. — За что нам быть благодарными? За то, что ты превратила семейные встречи в поле боя? За то, что мы не можем спокойно общаться, потому что боимся, как ты это истолкуешь?
— Она права, — неожиданно сказала Таня. — Мама, она права.
Галина Дмитриевна обернулась к младшей невестке.
— Танечка, ты же понимаешь...
— Понимаю. Понимаю, что ты двадцать пять лет убеждала меня, что я неудачница. Что Лера во всем лучше меня. Что Сережа меня не ценит.
— Но ведь правда же...
— Неправда! — взорвалась Таня. — Сережа меня любит! Он никогда не жаловался на мою готовку или на то, как я глажу. Это ты ему внушаешь, что он должен быть недоволен!
Лера кивнула.
— А меня она делала орудием против тебя. Всегда, когда я что-то вкусное готовила, она звонила Сереже и рассказывала, какая я умница. И всё для того, чтобы меня похвалить, а чтобы тебя унизить.
— Но почему? Почему так? — спросила Таня дрожащим голосом.
Лера посмотрела на свекровь, и в ее глазах была жалость.
— Потому что она несчастна. Потому что единственный способ чувствовать себя важной — это манипулировать другими. Правда ведь, Галина Дмитриевна?
Свекровь молчала.
— А мы вот что сделаем: перестанем играть в твои игры — Лера взяла Таню за руку. — Я не буду больше выслушивать твои жалобы на Таню. А Таня не будет терпеть твои упреки.
— И что вы собираетесь делать?
— Жить. Просто жить. Дружить между собой, растить детей, любить мужей. Без твоего участия.
Галина Дмитриевна постояла еще немного, потом развернулась и ушла. Хлопнула входная дверь.
Таня и Лера остались стоять на кухне, держась за руки.
— А ведь правда, — тихо сказала Таня. — Мы могли бы дружить. Если бы не она.
— Могли бы. И теперь будем.
— А если она...
— Плевать на нее, — твердо сказала Лера. — Хватит. Тридцать лет хватит.
За окном шел снег, засыпая старые следы и обещая новую, чистую дорогу.
Но Галина Дмитриевна не сдавалась. Через час она вернулась — с красными от слез глазами и дрожащими руками.
— Костя! — заорала она с порога. — Костя, где ты? Ты знаешь, что твоя жена мне сказала?
Костя вышел из комнаты, недоуменно глядя на мать.
— Мам, что случилось?
— Что случилось? — Галина Дмитриевна всхлипнула театрально. — Твоя Лера меня как последнюю собаку гнать стала! При Тане! Представляешь, как мне стыдно было?
Лера появилась в коридоре, скрестив руки на груди.
— Рассказывай, рассказывай, как я тебя обидела. Только правду говори.
— Костя, ты слышишь, как она со мной разговаривает? — Галина Дмитриевна схватила сына за рукав. — Я для нее кто? Я же твоя мать!
Костя растерянно посмотрел на жену, потом на мать.
— Лер, что происходит?
— Происходит то, что твоя мамочка тридцать лет нас с Таней стравливала. А когда мы это поняли, она решила нас поругать через вас с Сережей.
Зазвонил телефон. Лера взяла трубку.
— Алло? Сережа? Что? Твоя мать тебе что рассказала? — Лера покачала головой. — А ну стой там, сейчас приедешь.
Она повесила трубку и посмотрела на свекровь.
— Ловко придумала. Сначала Сереже нажаловалась, что я Таню довела до слез. Теперь Косте жалуешься, что я тебя оскорбляю. Рассчитывала, что мужья нас поругают?
Галина Дмитриевна замолчала, но глаза ее бегали.
— Мам, — тихо сказал Костя, — а что на самом деле произошло?
— Да ничего особенного! Лера психанула, накричала на меня...
— Врешь, — спокойно сказала Лера. — Костя, садись. Сейчас Сережа с Таней приедут, и мы все вместе разберемся.
Через полчаса вся семья собралась в гостиной. Таня сидела тихо, но уже не плакала. Сережа хмуро глядел на мать.
— Мам, ты действительно говорила Лере, что Таня плохо готовит?
— Сережа, я же не со зла...
— Отвечай: говорила или нет?
Галина Дмитриевна мялась.
— Ну... может, иногда... Но я хотела как лучше...
— А мне ты говорила, что Лера лучше хозяйка, — добавил Костя. — Зачем?
— Чтобы вы жен ценили! Чтобы не расслаблялись!
— Врешь опять, — устало сказала Лера. — Ты нас ссорила специально. Получала удовольствие от наших ссор.
— Как ты можешь так говорить!
— А как ты можешь так поступать? — не выдержала Таня. — Двадцать пять лет я думала, что никуда не гожусь! Из-за тебя!
— Танечка, я же не хотела...
— Хотела! — Таня встала. — Еще как хотела! Помнишь, как ты мне говорила, что Сережа на красивых женщин засматривается? Что я должна следить за собой, а то он найдет себе другую?
Сережа вскочил.
— Мама! Ты это говорила?
— Сережа, я просто...
— Ты что, совсем?! — Сережа был вне себя. — Ты знаешь, сколько лет Таня комплексует из-за своей внешности? Сколько денег на косметику тратит, думая, что я ей изменяю?
— А мне, — добавил Костя, — ты постоянно намекала, что Лера слишком самостоятельная. Что она меня не уважает, потому что работает и зарабатывает.
Галина Дмитриевна поняла, что попала в ловушку.
— Вы все против меня настроились...
— Мы просто прозрели, — сказала Лера. — Наконец-то.
— И что теперь будет? — спросила свекровь дрожащим голосом.
— А теперь мы будем жить без твоих интриг, — твердо сказал Сережа. — Мам, ты или прекращаешь свои игры, или...
— Или что?
— Или живи как хочешь. Но без нас.
Галина Дмитриевна посмотрела на сыновей, на невесток. Все лица были серьезными, решительными.
— Так вы меня выгоняете?
— Мы тебя ставим перед выбором, — сказал Костя. — Либо ты учишься жить по-человечески, либо ищешь себе других жертв для своих экспериментов.
Три дня Галина Дмитриевна ходила как туча. Пыталась жаловаться соседкам, но те только качали головами. Звонила старшим подругам, но и те не очень сочувствовали.
— Галка, — сказала ей Вера Петровна, — а может, они правы? Может, ты действительно перегибаешь?
— Ты тоже против меня?
— Да не против я. Просто помню, как ты мне рассказывала, что Лера Таню затмевает. А потом тут же говорила, что Таня Лере завидует. Зачем ты это делала?
Галина Дмитриевна не нашла ответа.
А на четвертый день она собрала чемодан.
— Еду к сестре в деревню, — объявила она сыновьям. — Здесь меня никто не понимает.
— Мам, не надо, — попытался было Костя.
— Надо! Там хоть люди нормальные, не как вы, неблагодарные.
— Если передумаешь, звони, — сказал Сережа. — Но только если реально передумаешь. А не для того, чтобы нас опять поссорить.
Галина Дмитриевна хлопнула дверью.
— Думаешь, мы правильно сделали? — спросила Таня, когда они с Лерой сидели на кухне за чаем.
— А как еще? — Лера пожала плечами. — Костя мне вчера признался, что всю жизнь боялся маме перечить. А Сережа сказал, что устал быть судьей в наших с тобой «соревнованиях».
— Знаешь, мне даже легче стало, — тихо сказала Таня. — Как будто груз какой-то с плеч свалился.
— Да уж. Тридцать лет мы ходили по струнке, боялись лишнее слово сказать.
— А теперь что?
— А теперь живем. Как нормальные люди. Дружим, общаемся, детей растим.
Таня улыбнулась.
— Странно... А я думала, что буду скучать по ней.
— Поскучаешь еще. Привычка — дело серьезное. Но не по ней скучать будешь, а по ощущению, что кто-то за тебя жизнь контролирует.
— А если она вернется?
— Вернется — поговорим. Но только если она поймет, что была не права. А если не поймет... — Лера махнула рукой. — Тогда пусть в деревне со своей сестрой интриги плетет.
За окном снег прекратился, и показалось солнце. Первое за много дней.