Заканчивая разговор об Иване Рябове, конечно, надо вспомнить его поведение в заключении. Удивительное чувство собственного достоинства не изменяет ему ни на минуту, начиная с прихода на съезжую: «Вон он - я. Слышал, искали меня. Пришёл. Веди куда надо, а не то - я домой дорогу не забыл...» Он не позволяет корабельщику назвать себя ярыгой («Ты у меня попомнишь ярыгу! Ты у меня на веки вечные попомнишь»), он укоряет за службу здесь старика-ключаря, в котором узнаёт былого товарища («Чего там, дед, растабарывать. Знал бы - не вынул из воды»). И он удивительно тактично ведёт себя с Иевлевым, прослезившимся при виде его: «Он говорил, и как бы даже не глядел на Иевлева, пока раскладывал на топчане гостинцы. Сильвестр Петрович справился с собою: быстро утёр мокрые глаза, стал дышать ровнее, спокойнее, вновь заулыбался». И завершит встречу тостом: «Со свиданьицем, Сильвестр Петрович. Чтобы, как у нас говорится, - в будущем году, да об эту пору, да с тем же дружком, да ещё и с пирожком».
И будут удивляться дьяки: «А узники не умирали, и даже более того - немощный Иевлев стал поправляться». А происходит это из-за того, что Рябов действительно собирается в острог, как на Грумант, и заставляет Иевлева соблюдать законы зимовья. «Вставать Сильвестру Петровичу не хотелось, но он знал жестокую неумолимость кормщика во всём том, что касалось распорядка острожного дня, и хоть нехотя, а всё-таки поднимался, постепенно начиная испытывать чувство, схожее с удовольствием, от того, как он во всём подчиняется воле Рябова». Рябов заставляет Иевлева есть «салату - траву, которая на Груманте спасла его от цинги», шутит, понимая, что вкус отвратительный: «Она, Сильвестр Петрович, без привычки, может и на пареную мочалу смахивает, а как во вкус взойдёшь да обвыкнешь, ну - милое дело!» И понимает, почему иногда Сильвестр Петрович срывается: «Кабы ты обидел! Недуг обидел, а с него спрос короток».
А затем под руководством Иевлева начинает учиться грамоте, сначала неохотно («А на кой она мне надобна?»), а после всё больше и больше входя во вкус и увлечённо слушая рассказы своего учителя.
Но при этом остаётся Рябов гордым и непреклонным. Он «зло и угрюмо» отвечает на вопрос нового воеводы «Ты и есть Рябов Ивашка?»: «Я и есть Рябов, да не Ивашка, а Иван Савватеевич! Ивашкою звали годов двадцать назад, а то и поболе». И великолепное продолжение диалога: «Кормщик?» - «Был кормщиком, стал – острожником». – «Ещё и покойником за добрые свои дела станешь! Плачет по тебе петля-от!» - «Того и тебе, воевода, не миновать! Смерть и тебя поволокёт. Отмогильное зелье даже для князей не отрыто...» И во время всего разговора «кормщик стоял неподвижно, точно влитой».
И даже князю становится «неловко перед этим бесстрашным мужиком, он всё как-то не мог угадать - то ли улыбаться надменно, то ли просто велеть высечь батогами кормщика, то ли встать и ударить его в зубы». А на княжеское оскорбление («Как же тебя, эдакого журавля, да шведы купили?») кормщик готов ответить: «Рябов задохнулся, руки его судорожно сжались в кулаки, но караульщики сзади навалились на него. Гусев ударил под колени, кормщик поскользнулся, рухнул навзничь». Но расправиться с дерзким воевода не решается.
И при освобождении из тюрьмы Рябов останется верен себе. «Рябов встал с колен, взглянул Петру в глаза. Они долго смотрели друг на друга, оба огромные, на голову выше всех свитских, и внезапно лицо Петра - загорелое, обветренное, суровое – словно бы незаметно дрогнуло и на короткое мгновение смягчилось. Он за плечи притянул Рябова к себе и, ничего не говоря, с удивлённым и небывало-ласковым выражением глаз, трижды, уколов жесткими усами, поцеловал в губы». Затем получает Рябов кафтан с царского плеча, пожалованье («Жалуем мы тебя, кормщик Рябов Иван сын Савватеев,первым лоцманом и матросом первым нашего Российского корабельного флота и от податей, тягот, повинностей и иных всяческих разорений быть тебе и роду твоему навечно свободными») и деньги, слышит наставления свитских: «Становись на колени, лобызай персты царевы, падай, кланяйся...» - но ведёт себя иначе: «он поклонился царю поясным поклоном». За деньги благодарит: «И за золотые спасибо, государь! Поотощал я малость на казенных харчишках, теперь, глядишь, погуляю». И тут же добавляет:
«- Хлеба-соли придёшь ко мне, государь, отведать?
Пётр усмехнулся:
- Одного зовёшь, али со всей кумпанией?
Рябов медленно обвёл глазами свиту, как бы рассчитывая в уме, потом сказал:
- Ничего, можно! Взойдут, авось не треснет изба...
И, помедлив, добавил:
- А не взойдут, на волю вынемся. У нас оно по обычаю, на волюшке застолье раскидывать...»
А позднее будет рассказывать Иевлеву «о застолье, раскинутом для Петра, о том, как прогуляли все дарённые царём деньги и как лишь в Соломбале отыскал он, Иван Савватеевич, пятак на опохмелку». И немного обидится, когда царь назовёт «поступок его достойным Публия Горация Коклеса»: «Лучше бы, говорит, по-нашему сказал, а то, говорит, Бублий. Какой такой Бублий? Теперь, говорит, ребятишки кричат: бублий горяч, бублий горяч!» Но услышав рассказ о подвиге римлянина, только с уважением скажет: «Не оробел, значит, мужик! Тоже, небось, думал: спасусь, дескать...»
А сейчас отправится кормщик домой. По дороге ключарю «бросил червонец с тем, чтобы тот не позорил свою старость в остроге», поговорил со встреченным Семисадовым – и… «Ему до колотья в сердце хотелось домой на Мхи, но… не мужское дело торопиться в свою избу, не пристало мужику с сединою в бороде скакать козлом к своим воротам. И потому до самого угла он шёл медленно, вразвалку, только потом побежал, тяжело стуча бахилами по ссохшейся земле. У калитки своей кормщик постоял немного - не держали ноги. Потом нажал на щеколду, пересёк двор и поднялся на крыльцо».
Вместе со сбежавшим из дому сыном (о нём речь впереди) пройдёт Рябов «государевым путём», будет участвовать в сражениях. А оказавшись на том месте, где будет основана новая столица, предложит: «А что, Сильвестр Петрович, ежели нам сейчас поглядеть себе место -строиться. Вот - на Васильевском острову. И лес есть, и зверя в лесу не считано, и вроде посуше можно чего отыскать...»
Мы увидим его обосновавшимся в Петербурге, узнаем о делах здесь (Таисья скажет: «Я-то помню, коли ты забыл, всё помню - и как вы под Выборгом во льдах застряли, и как понесло галеры ваши обратно в море»), занимающим почётное положение, хотя и тяготящимся нарядным мундиром («камзол с двадцатью четырьмя серебряными пуговками и кафтан с вышитым на рукаве штурвалом и компасом - особый знак, который положено было носить первому лоцману Российского корабельного и морского флоту») и туфлями («Особенно же не любил он эти плоские, скрипучие и жесткие туфли, которые должен был носить при всяких церемониях. И с чулками он изрядно мучился, они вечно съезжали с ног, их надо было подтягивать и особыми застёжками прицеплять к подвязкам»). Но хоть и ворчит («Ишь ты, чёртова обедня! Ишь ты, с этими туфлями, да пряжками, да чулками! Вон теперь и ходи цельный день заморской чучелой»), всё же заметит: «Хушь и на гроб сей кафтан похож, а такого ни у одного генерала нету. Первый-то лоцман я один».
А в эпилоге мы встретим его, вроде бы уже совсем отошедшего от дел. Иевлев, породнившийся с ним, расскажет: «Он дом построил! Да не избу, а как по регламенту велено - из кирпича, под черепицей, по фронту три окошка. Огород развёл, корову купил, молочко кушает...» Сам Рябов пояснит, что это – «для внуков».
Но с какой охотой принимает он приказ царя: «Тебе же, лоцман, повелеваем плавать с навигаторами дядькою, учить их морской практике, тому учить, что и нами в стародавние годы в толк взято было от тебя». А особая гордость - что навигаторов «обучает флота лейтенант Рябов Иван сын Иванович». И когда он уйдёт собираться в путь, Пётр заметит: «Видали, как побежал? Будто и правда тридцать годов долой. А вернется и вовсе вьюношем. Море-то душу веселит».
А случайная встреча с Молчаном (о ней в своё время напишу, сейчас лишь упоминаю) покажет нам, что и друзей старых не забывает кормщик.
А последние строки романа звучат триумфальными фанфарами: «Здесь, опираясь на трость, рядом с Иваном Савватеевичем стоял вице-адмирал Иевлев, и оба они молча любовались величием и мощью идущего под всеми парусами, расцвеченного флагами Балтийского флота».
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Уведомления о новых публикациях, вы можете получать, если активизируете "колокольчик" на моём канале
Путеводитель по циклу здесь
Навигатор по всему каналу здесь