— Будешь хамить мне, выгоню из дома! — прошипел Ярослав, сжимая кулаки так, что вены на руках вздулись синими жгутами. В тот момент, когда звук его голоса пронзил вечернюю тишину квартиры, Денис понял — сегодня что-то оборвется навсегда. Парень стоял у порога своей комнаты, держа в руках дневник с очередной тройкой по математике, и чувствовал, как внутри все сжимается в тугой узел.
Надя молча помешивала щи на плите, плечи ее были напряжены, словно она готовилась к удару. Она научилась не вмешиваться в эти стычки — каждое слово в защиту сына оборачивалось еще большим скандалом. Ярослав умел наказывать молчанием, холодностью, а иногда и чем-то похуже.
— Я не хамил, — тихо сказал Денис, опуская глаза. — Я просто сказал, что учитель болел, и мы не проходили эту тему.
— Сказал?! — Ярослав шагнул ближе, и его дыхание обожгло лицо подростка. — Ты мне тут оправдания строишь? Я тебе не батя, чтобы слушать твои отмазки!
«Не батя» — эти слова Ярослав произносил с особой злостью, словно сам факт того, что он воспитывает чужого ребенка, был для него личным оскорблением. Денис уже привык к этому напоминанию. Привык к тому, что в этом доме он — лишний, что каждый его вздох раздражает отчима.
Надя наконец обернулась, лицо ее было бледным.
— Ярик, ну что ты... Он же ребенок еще.
— Ребенок? — Ярослав развернулся к жене. — Ему пятнадцать! В его возрасте я уже работал после школы, деньги домой носил. А этот... — он кивнул на Дениса, — только жрет да по углам шныряет.
Денис молча развернулся и ушел в свою комнату. Закрыл дверь, прислонился к ней спиной и закрыл глаза. За стеной слышался приглушенный голос матери, умоляющий, просящий, а потом — резкий окрик Ярослава и звук захлопнувшейся входной двери.
Так бывало часто. Отчим уходил, а мать плакала на кухне.
Идея пришла к нему ночью, когда он лежал без сна и слушал, как за стеной Ярослав в очередной раз устраивает матери допрос — где была, с кем говорила, почему так долго в магазине. Голос отчима становился все тише и злее, что было еще страшнее его криков.
Тетя Нюра. Деревня. Там, где пахнет сеном и свежим хлебом, где никто не кричит и не требует объяснений за каждую тройку. Денис помнил прошлое лето — три недели абсолютного спокойствия, когда он мог просто быть собой.
Утром, когда Ярослав ушел на работу, а мать стояла у зеркала, замазывая тональным кремом синяк под глазом, Денис подошел к ней.
— Мам, а помнишь, как мы с тобой мечтали переехать к тете Нюре?
Надя замерла, кисточка повисла в воздухе.
— Денис, что за глупости...
— Не глупости. — Он обнял ее со спины, посмотрел в зеркало на ее усталое лицо. — Мы же можем. Просто взять и уехать.
Она отвернулась, но он успел увидеть, как что-то дрогнуло в ее глазах — не страх, а что-то другое. Надежда? Или просто усталость от бесконечной войны в собственном доме?
— Нельзя, сынок. Это не так просто.
— Почему? — Денис сел на край кровати. — Потому что он не отпустит? Так мы и не спрашиваем.
Надя медленно закрыла тюбик с кремом, повернулась к сыну.
— Куда мы пойдем? У меня работа здесь, у тебя школа. И потом... — она понизила голос, — квартира записана на него. Если мы уйдем, останемся без крыши над головой.
— Зато без него.
Эти слова прозвучали так просто, что Надя вздрогнула. Сын смотрел на нее серьезно, по-взрослому, и она вдруг поняла — он уже все решил. Не для них двоих, а для себя.
— Денис, не делай глупостей. Потерпи немного, я поговорю с ним...
— Ты уже десять лет говоришь с ним, — тихо сказал Денис. — И что изменилось?
Он поцеловал ее в щеку и вышел из комнаты.
В тот вечер Ярослав пришел домой ужасно пьяный и сразу начал скандалить. Денис, сидя за столом с учебниками, даже не поднял головы — знал, что все равно найдет к чему придраться.
— Опять уроки в одиннадцать вечера делаешь? — Ярослав плюхнулся на диван. — Дебил что ли?
— Я делаю уроки, — спокойно ответил Денис, не отрываясь от тетради.
— Я с тобой разговариваю! — Ярослав резко встал. — Смотри на меня, когда я говорю!
Денис поднял глаза. Лицо отчима было красным, глаза мутными, изо рта несло перегаром.
— Слушаю.
— Ты где шлялся после школы? Мне Семеныч с первого этажа сказал, видел тебя на автобусной остановке в четыре часа. Школа в два кончается.
— Я был в библиотеке.
— Врешь! — Ярослав шагнул ближе. — Я в библиотеку звонил, тебя там не было!
Денис понял, что попался. Он действительно был на автобусной остановке — стоял и думал, хватит ли денег на билет до тети Нюры. Но сказать правду было невозможно.
— Я был в парке. Думал.
— Думал? — Ярослав засмеялся противно. — О чем думал? Как маме на шею сесть? Как деньги из дома тащить?
— Я денег не брал.
— Еще и спорить будешь? — Ярослав поднял руку.
— Не смей! — Надя выскочила из кухни. — Не смей его трогать!
Отчим медленно обернулся к жене.
— А ты не указывай мне, что делать. Это мой дом, мои правила.
— Это наш дом, — тихо сказала Надя. — И Денис мой сын.
— Твой сын? — Ярослав подошел к ней вплотную. — Тогда и воспитывай его сама. А я устал кормить чужого ребенка.
— Чужого? — Надя покачала головой. — Пять лет мы живем вместе, пять лет ты...
— Пять лет я терплю этого недоноска! — взорвался Ярослав. — Пять лет он мне жизнь портит! Думаешь, я не вижу, как он на меня смотрит? Как ненавидит?
Денис медленно встал из-за стола. Все. Хватит.
— Я не ненавижу тебя. Лучше не трожь меня! — сказал Денис.
— Что ты сказал?
— Я сказал, что не ненавижу тебя. — Денис собрал учебники. — Мне просто все равно.
И тогда Ярослав сорвался.
Он кричал, что выгонит их обоих, что они неблагодарные твари, что он зря связался с женщиной с ребенком. Он кричал, что Денис — никчемный тупица, который никогда ничего не добьется в жизни.
Денис слушал этот поток ярости и чувствовал, как внутри что-то окончательно отключается. Механизм, который заставлял его бояться, страдать, оправдываться. Теперь там была только пустота.
Он прошел в свою комнату, закрыл дверь и начал собирать рюкзак.
На автобус до тети Нюры денег хватило. Оставалось только дождаться утра.
Тетя Нюра встретила его на пороге своего дома, не задавая лишних вопросов. Может быть, по его лицу было все понятно, а может быть, она просто умела читать людей лучше других.
— Проходи, Денька, чай будешь? — сказала она, отводя его в гостиную.
Он кивнул, сел за круглый стол, покрытый старенькой клеенкой. Здесь пахло мятой и домашними пирожками.
— Надолго приехал? — спросила тетя Нюра, наливая чай в большие керамические кружки.
— Не знаю, — честно ответил Денис. — Наверное, навсегда.
Она не удивилась, не стала читать лекции о том, что от проблем не убегают. Просто кивнула и протянула ему кружку.
— Значит, навсегда. Комната твоя свободна.
Три дня Денис провел в этой комнате под крышей. Читал книги, общался с тетей Нюрой и чувствовал себя спокойно.
На четвертый день приехал Ярослав.
Денис услышал знакомый голос во дворе и понял — все кончено.
— Собирайся, — сказал Ярослав коротко. — Едем домой.
— Я не поеду, — так же коротко ответил Денис.
— Поедешь. Мать сходит с ума, думает, что с тобой что-то случилось.
— С мамой я поговорю сам. Позвоню ей.
— Не умничай. — Ярослав шагнул ближе. — Ты несовершеннолетний, я твой опекун. Захочу — полицию вызову.
Тетя Нюра молча стояла рядом, но Денис чувствовал, что она на его стороне. Это придавало сил.
— Вызывай, — сказал он. — Расскажешь им, как опекаешь.
Что-то дрогнуло в глазах Ярослава. Он знал, что Денис не блефует. Знал, что синяки у Нади под глазами видел не только сын.
— Хватит театра, — устало сказал он. — Мать просила забрать тебя. Она переживает.
— Тогда пусть приедет сама.
— Не приедет. Ты же знаешь.
Да, Денис знал. Мать боялась оставить Ярослава одного надолго — он мог запить и устроить скандал. Она была заложницей собственного страха.
— Тогда я останусь здесь.
— Денис, — тихо сказала тетя Нюра, — поезжай. Мать правда переживает. А потом... потом увидим.
Он посмотрел на нее и понял — она права. Убежать можно, но нельзя заставлять мать страдать. Пока нельзя.
В машине они ехали молча. Ярослав изредка посматривал на пасынка в зеркало заднего вида, но ни слова не сказал. Только перед самым домом обернулся.
— Больше не повторяй такое. Мать не выдержит.
— Я знаю, — ответил Денис. — Но и ты знай — это был не каприз. Я взрослею.
Дома его встретила заплаканная Надя. Она крепко обняла сына и очень боялась, что он снова исчезнет.
— Не делай так больше, сынок, не надо... — шептала она.
— Хорошо, мам. — Денис погладил ее по голове. — Хорошо.
Но они оба знали, что это была ложь.
Следующие две недели прошли в напряженном затишье. Ярослав словно боялся лишний раз повысить голос, а Денис изучал расписание автобусов и копил деньги. Он понял — тетя Нюра была компромиссом, временной остановкой. Нужно было место, где его не найдут.
Бабушка Лиза.
Мамина мать, которая жила в глухой деревне в трех областях отсюда. Они виделись редко — раз в год, на Пасху. Бабушка была строгой, немногословной, но справедливой. И, главное, она терпеть не могла Ярослава.
— Хулиган, — говорила она о нем. — Руку поднимает на женщину. Таких в мое время...
Денис помнил, как она умела одним взглядом поставить на место любого. Даже Ярослав при ней вел себя тише воды.
План созрел быстро. В субботу утром, когда отчим традиционно спал после пятничного запоя, Денис сказал маме, что идет к другу готовиться к контрольной.
— Вечером буду, — соврал он, целуя ее в щеку.
Надя кивнула, не подозревая, что видит сына в последний раз.
К автовокзалу Денис добрался к обеду. Билет до областного центра, потом пересадка на рейсовый автобус до деревни. Деньги кончились почти полностью, но это было неважно. Главное — добраться.
Дорога заняла семь часов. Денис дремал, прижавшись к холодному стеклу, и думал о том, как объяснить бабушке свой приезд. Но когда он увидел ее в окне маленького домика за огородом, понял — объяснять не придется.
Бабушка Лиза встретила его так, словно ждала. Накормила, уложила спать на печи и только утром спросила:
— Насовсем приехал?
— Насовсем, — ответил Денис.
— Значит, насовсем, — согласилась она. — Только матери позвони. Пусть знает, что ты живой.
Денис позвонил из сельского магазина. Мать плакала в трубку, умоляла вернуться, но он был непреклонен.
— Мам, я в безопасности. Я у бабушки Лизы.
— Денис, пожалуйста...
— Я не вернусь, пока он в доме. Понимаешь? Никогда.
Он повесил трубку, и сердце сжалось от боли — не от своей, а от материнской. Но выбора не было.
Ярослав приехал искать его через неделю. Но бабушка Лиза встретила его у калитки и даже во двор не пустила.
— Внука здесь нет, — сказала она твердо. — И не было.
— Не ври, старая. Я знаю, что он здесь.
Бабушка выпрямилась, и Денис, глядя в окно, увидел, как Ярослав невольно отступил назад.
— Во-первых, не старая, а Елизавета Петровна. Во-вторых, не ври, а не обманывайте. В-третьих, убирайтесь с моей земли, пока я полицию не вызвала.
— Да кто ты такая, чтобы...
— Я — мать женщины, которую ты бьешь, — отрезала бабушка. — И бабушка мальчика, которого ты довел до побега из дома. Этого достаточно.
Ярослав постоял еще минуту, потом сплюнул и пошел к машине.
— Передай этой дряни, что я его найду! — крикнул он через плечо.
Бабушка даже не обернулась.
Той же ночью Денис услышал, как она говорит по телефону с мамой. Голос у нее был мягче, чем с Ярославом, но не менее решительный.
— Надя, девочка моя, приезжай. Приезжай к нам.
— Не могу, мама. Не могу я бросить все...
— Что там бросать? Квартиру? Работу? Да найдешь другую. Здесь и учительница в школе нужна, и в сельсовете место есть.
— Мам, это не так просто...
— Просто, Надюша. Очень просто. Берешь чемодан, садишься в автобус и едешь. Остальное решим.
Денис затаил дыхание. Неужели мать согласится?
— Он не отпустит, — прошептала Надя в трубку. — Он найдет нас.
— Пусть попробует. — В голосе бабушки прозвучала решимость. — Пусть только попробует.
Надя приехала через месяц. Ночью, когда Ярослав был в командировке. Привезла только два чемодана и сумку с документами.
Денис встретил ее на крыльце, и они обнялись молча. Мать была бледной, измученной, но в глазах у нее впервые за много лет горел огонек решимости.
— Прости, — прошептала она. — Прости, что так долго.
— Не надо, мам. Главное, что ты здесь.
Бабушка Лиза встретила дочь сдержанно, но тепло. Усадила за стол, накормила, уложила спать в своей комнате.
— Отдыхай, — сказала она. — Завтра будем думать, как жить дальше.
Но думать пришлось раньше. Ярослав нашел их уже через три дня.
На этот раз он приехал не один — с двумя приятелями, такими же хмурыми и агрессивными. Они вошли во двор, не спрашивая разрешения, и направились к дому.
— Надя! — заорал Ярослав. — Выходи! Хватит дурака валять!
Бабушка Лиза вышла на крыльцо, и что-то в ее поведении заставило мужчин остановиться.
— Уходите, — сказала она спокойно. — Никого из вас здесь не ждут.
Ярослав засмеялся.
— Да ладно, бабка. Я за семьей приехал.
— Не бабка, а Елизавета Петровна, — поправила она. — И не за семьей, а чужие люди пришли.
— Надя — моя жена!
— Была твоей женой. Теперь она дома.
Денис стоял за бабушкиным плечом и видел, как дрожат руки у Ярослава. Не от страха — от ярости. Он привык брать силой, а здесь сила была на стороне противника.
— Надя! — закричал он еще громче. — Выходи, поговорим!
Мать появилась в дверях, бледная и расстроенная.
— Мне не о чем с тобой говорить, — сказала она твердо. — Все уже давно сказано.
— Как это — не о чем? Мы же муж и жена!
— Мы были мужем и женой. Теперь мы — бывшие.
Ярослав шагнул вперед, но бабушка загородила дорогу.
— Не надо, — сказала она. — Уходи по-хорошему.
— Да что вы все озверели? — заорал он. — Я за своей семьей приехал!
— За чужой семьей приехал, — поправила бабушка. — Твоя семья — это те двое, что за тобой стоят. А эти — мои.
Один из приятелей Ярослава, коренастый мужик с татуировками на руках, шагнул вперед.
— Слышь, бабуля, хватит цирк устраивать. Отдавай людей и не выеживайся.
Бабушка выпрямилась во весь рост.
— Не бабуля, а Елизавета Петровна. И не выеживаюсь, а защищаю дом. Если не уйдете сами, вызову полицию.
— Да кто ты такая, чтобы...
— Я — мать женщины, которую ты бьешь, — отрезала бабушка. — И бабушка мальчика, которого ты довел до побега из дома. Этого достаточно.
Что-то в ее голосе заставило мужчин переглянуться. Старая деревенская женщина, которая всю жизнь прожила в глуши, умела быть убедительной.
— Ярослав, — сказала Надя, — уезжай. Пожалуйста. Не заставляй нас вызывать полицию.
— Полицию? — он засмеялся истерично. — Да вы все сдурели! Я законный муж! Я имею право!
— Не имеешь, — спокойно сказала бабушка. — Право имеет тот, кто любит и защищает. А ты только бил и унижал.
— Да кто ты такая, чтобы...
— Это не конец! — кричал Ярослав, начиная пятиться к воротам. — Я вернусь! Я вас всех...
Но силы его подвели. Он кричал, размахивал руками, и вдруг стал хватать ртом воздух. Лицо его посинело, он схватился за грудь.
— Сердце... — прохрипел он и упал на землю.
Бабушка Лиза первая кинулась к нему, несмотря на все обиды. Она знала, что такое милосердие.
— Вызывайте скорую! — закричала она приятелям Ярослава. — Быстро!
Скорая приехала через двадцать минут. Врачи боролись за его жизнь прямо во дворе, но было поздно. Сердце, измученное алкоголем и постоянными стрессами, не выдержало.
Денис стоял рядом с матерью и смотрел на лежащего Ярослава. Никакого сожаления, никакой жалости. Только облегчение — наконец-то все кончилось.
— Что мы теперь будем делать? — спросила Надя.
— Жить, — ответила бабушка. — Жить без страха.
— А если...
— Ничего если. — Бабушка обняла дочь. — У тебя вся жизнь впереди. У вас обоих.
Денис подошел к матери, обнял ее.
— Все будет хорошо, мам. Теперь точно будет хорошо.
Похороны прошли тихо. Пришли только коллеги Ярослава по работе и несколько соседей. Надя стояла у гроба сухоглазая — все слезы уже выплаканы были при жизни.
После похорон к ним приехал нотариус. Оказалось, что квартира в городе была записана не только на Ярослава, но и на Надю — она была созаемщицей по кредиту. А поскольку других наследников у него не было, все имущество переходило к жене.
— Не может быть, — сказала Надя, глядя на документы. — Он же говорил, что квартира его.
— Говорил, — согласился нотариус. — Но юридически вы были равноправными собственниками. Плюс банковские вклады, машина, дача...
— Дача? — удивился Денис. — Какая дача?
— В Подмосковье. Довольно приличная. Ваш муж купил ее в прошлом году.
Надя медленно покачала головой.
— Он ничего не рассказывал. Никогда.
— Мужчины часто так делают, — мягко сказал нотариус. — Держат финансы в секрете от семьи.
Когда нотариус уехал, они долго молчали за кухонным столом.
— Знаешь, — сказала наконец Надя, — мне не нужны его деньги. Не хочу ничего, что напоминало бы о нем.
— Мам, — осторожно сказал Денис, — но это теперь твое. Твое и мое. Мы можем продать все и начать новую жизнь.
— Или оставить дачу, — добавила бабушка. — Будет куда на лето ездить.
Надя посмотрела на сына, потом на мать.
— Значит, мы богачи?
— Получается, что да.
— Странно, — сказала она. — Я думала, что счастье не в деньгах. Но сейчас... сейчас они дают свободу.
— Свободу от страха, — согласилась бабушка. — Это дорогого стоит.
Весной они съездили посмотреть на дачу. Небольшой, но уютный дом в сосновом лесу, участок в шесть соток, колодец, баня. Место было красивое, тихое.
— Здесь можно жить, — сказала Надя, стоя на крыльце. — Здесь нет его памяти.
— А школа? — спросил Денис.
— В деревне есть школа. Или можем в город переехать — теперь у нас есть выбор.
Выбор. Это слово звучало непривычно. Столько лет они жили без выбора, подчиняясь воле Ярослава, а теперь могли решать сами.
— Я хочу остаться с бабушкой, — сказал Денис. — Мне здесь хорошо.
— И правильно, — согласилась Надя. — Мне тоже здесь хорошо.
Год спустя Денис окончил сельскую школу с золотой медалью. Надя устроилась работать в районную библиотеку — зарплата была небольшая, но им хватало. Деньги от продажи городской квартиры лежали в банке и давали спокойствие.
Бабушка Лиза научила внука всему, что знала сама: как выращивать овощи, как ухаживать за домашними животными, как чинить забор и колоть дрова. Денис впервые в жизни почувствовал себя нужным — не обузой, а помощником.
— Мужчиной растешь, — говорила бабушка, глядя, как он таскает воду из колодца. — Настоящим мужчиной.
Летом к ним приехала тетя Нюра. Она долго обнимала Надю, и обе плакали — от радости, от облегчения.
— Как же я за вас боялась, — говорила тетя Нюра. — Как боялась, что не найдете в себе силы уйти.
— Не я нашла, — призналась Надя. — Денис нашел. Он первый решился.
Денис покраснел от этих слов. Он не привык к похвале, к тому, что его называют смелым.
— Просто надоело бояться, — сказал он. — Очень надоело.
В августе они впервые поехали на дачу всей семьей. Дом показался им огромным после бабушкиной избы. Надя ходила по комнатам и качала головой.
— Столько места, а он всегда говорил, что денег нет.
— Он много чего говорил, — тихо сказала бабушка. — Забудь это.
Они провели на даче две недели. Денис научился косить траву, Надя разбила цветник, бабушка Лиза варила варенье из лесной малины. Впервые за много лет они чувствовали себя настоящей семьей.
— Знаешь, — сказала Надя в последний вечер, когда они сидели на веранде и смотрели на закат, — я думала, что счастье — это когда ничего не болит. А оказывается, это когда не страшно.
— Когда можешь дышать полной грудью, — добавил Денис.
— Когда дома тебя ждут, а не допрашивают, — согласилась мать.
Осенью Денис поступил в техникум в райцентре. Ездил туда каждый день на автобусе, учился на автомеханика. Он хотел получить профессию, которая всегда будет нужна.
— Хочешь быть независимым, — понимающе сказала бабушка.
— Хочу, чтобы никто никогда не мог сказать, что я кого-то объедаю, — честно ответил Денис.
Надя устроилась на вторую работу — помогала в сельском магазине по вечерам. Не потому, что нужны были деньги, а потому, что хотела быть полезной. Все в деревне знали ее историю, и многие женщины приходили к ней за советом.
— Как ты решилась? — спрашивали они. — Как набралась смелости?
— Не я, — отвечала Надя. — Сын научил. Показал, что можно жить без страха.
Через два года Денис окончил техникум и устроился в местный автосервис. Зарабатывал неплохо, но все еще жил с бабушкой и мамой. Ему нравилось приходить домой, где его встречали с улыбкой.
— Когда женишься? — спрашивала бабушка.
— Когда встречу такую, которая будет любить, а не бояться, — отвечал Денис.
В двадцать лет он встретил Аню — учительницу из соседнего села. Она была тихой, доброй, умела смеяться. Денис сразу понял — вот она, та самая.
— Мне нравится, как ты с мамой разговариваешь, — сказала Аня после первого визита в их дом. — Так нежно.
— А как же еще? — удивился Денис.
— Многие мужчины думают, что нежность — это слабость.
— Слабость — это когда бьешь тех, кто слабее, — ответил Денис. — А нежность — это сила.
Они поженились весной, когда Денису исполнился двадцать один год. Свадьба была небольшой, но веселой. Надя плакала от счастья, глядя на танцующего сына.
— Он никогда не поднимет руку на женщину, — шептала она бабушке. — Никогда.
— Конечно, не поднимет, — согласилась бабушка Лиза. — Он знает, что такое боль.
Молодые поселились в соседнем доме — старый хозяин продавал его за бесценок. Денис отремонтировал дом своими руками, Аня разбила сад. Каждый вечер они приходили к бабушке и Наде на ужин.
— Как в кино, — смеялась Надя. — Дружная семья за одним столом.
— А помнишь, как мы мечтали просто поесть в тишине? — сказал Денис.
— Помню, — тихо ответила мать. — Но теперь нам не нужна тишина. Нам нужен смех.
Когда у Дениса и Ани родилась дочка, бабушка Лиза сказала:
— Теперь можно спокойно умирать. Род продолжается.
— Не говори так, — испугалась Надя.
— Почему не говорить? — удивилась бабушка. — Я свое дело сделала. Вас спасла, внука вырастила, правнучку увидела. Больше и не надо.
Она прожила еще три года, успев научить правнучку ходить и говорить первые слова. Умерла тихо, во сне, и на похоронах вся деревня говорила, что такие люди не умирают — они просто переходят в другое состояние.
— Она всегда будет с нами, — сказал Денис, держа на руках трехлетнюю дочку.
— Бабушка Лиза на небе? — спросила малышка.
— Бабушка Лиза везде, — ответила Надя. — Она в каждом добром слове, в каждом смелом поступке.
Прошло еще пять лет
Денис открыл свой автосервис, Аня стала завучем в школе. У них родился сын — крепкий, веселый мальчик, который с детства не знал, что такое страх.
— Папа, а почему бабушка Надя иногда плачет? — спросил он однажды.
— Потому что она помнит, как было плохо, и радуется, что теперь хорошо, — объяснил Денис.
— А мне будет плохо?
— Нет, — твердо сказал Денис. — Тебе будет хорошо. Всегда.
Иногда, по вечерам, когда дети спали, Денис и Аня сидели на крыльце и говорили о жизни. Аня знала всю их историю — Денис рассказал ее сразу, не скрывая ничего.
— Не жалеешь, что связалась с нами? — спрашивал он иногда.
— Наоборот, — отвечала Аня. — Я благодарна. Ты научил меня ценить мир.
— Мир?
— Да. Когда в доме тишина не от страха, а от покоя. Когда можно говорить, что думаешь. Когда тебя любят, а не терпят.
Надя так и не вышла замуж снова. Говорила, что не нужен ей мужчина, что у нее есть сын, невестка, внуки. Работала в библиотеке, разводила цветы, читала книги. Выглядела на десять лет моложе своих лет.
— Счастливая женщина, — говорили о ней в деревне.
— Свободная, — поправляла она. — Свободная от страха.
В сорок пять лет Денис стал дедушкой — у его дочери родилась девочка. Держа правнучку на руках, он думал о том, как изменилась жизнь за эти годы.
— Как назовем? — спросила дочь.
— Елизавета, — не задумываясь, ответил Денис. — В честь прабабушки.
— Лиза? — переспросила дочь.
— Лиза, — согласился Денис. — Пусть растет сильной и справедливой.
Вечером, когда все разошлись, Денис и Надя сидели в саду под старой яблоней.
— Тебе не кажется, что мы слишком счастливы? — спросила Надя. — Вдруг это сон?
— Мам, — сказал Денис, — счастье не бывает слишком большим. Бывает слишком маленьким.
— А если...
— Никаких если. — Денис обнял мать. — Мы прошли через ад и выжили. Теперь у нас есть право на рай.
Надя улыбнулась и положила голову сыну на плечо.
— Знаешь, что я поняла за эти годы?
— Что?
— Что храбрость — это не отсутствие страха. Это умение сделать правильный выбор, несмотря на страх.
— Ты была храброй, мам.
— Нет, — покачала головой Надя. — Храбрым был ты. Ты показал мне дорогу.
Они сидели в тишине, слушая, как шумит листва, как смеются внуки в доме, как течет обычная, простая, счастливая жизнь.
— Помнишь, — сказал Денис, — как мы мечтали просто дожить до завтра?
— Помню.
— А теперь мечтаем о том, что будет через двадцать лет.
— И это правильно, — согласилась Надя. — Это и называется жить, а не выживать.
Когда стемнело, они пошли в дом. В окнах горел свет, пахло пирогами, слышался детский смех. Это была их жизнь — та самая, о которой они когда-то не смели даже мечтать.
Обычная семья. Обычное счастье. Обычное чудо под названием «дом, где тебя любят».