— Слышишь, да кто ты такая, чтоб нас тут выгонять! — орала тетка Галя, размахивая потрескавшимися от холода руками. — Дрянь такая!
Дрель в моих руках завизжала особенно пронзительно, словно отвечая на ее крики. Металлическая стружка сыпалась на пол прихожей, и я думала: вот так, по крупицам, рассыпается вся моя прежняя жизнь.
— Прикрой свой рот, это наш дом и мы здесь хозяева! — подхватила двоюродная сестра Ритка, выставляя вперед свое пивное брюхо. — Приехала тут, блин!
Я не оборачивалась. Продолжала высверливать отверстия для нового замка. Китайская дрель грелась в руках, но я сжимала ее еще крепче. Сегодня ночью все изменится.
— Кирилловна, ты что творишь? — из кухни выплыла бабушка Зина, моя двоюродная тетка. Семьдесят пять лет, а голос как у молодой. — Ты же не можешь нас выселить! Мы тут двадцать лет живем!
Двадцать лет... А я? Я что, не жила? Я что, не платила за коммуналку, когда они на дачу укатывали? Не покупала продукты, когда у них денег не было? Не таскала их пьяного братца Витьку из участка?
— Майя, остановись! — это уже дядя Слава, самый, казалось бы, разумный из всей этой компании. — Давай поговорим по-человечески.
Я выключила дрель. Оглянулась. Они стояли полукругом в узкой прихожей трехкомнатной хрущевки. Моей хрущевки. Той самой, которую мне оставила в наследство мама три года назад.
— По-человечески? — я отложила инструмент и встала. — Дядя Слава, а где вы были "по-человечески", когда я после смерти мамы неделю не выходила из комнаты? Где была ваша человечность, когда я просила хотя бы не орать по ночам?
— Так мы же родственники! — завизжала Галя. — Кровь не вода!
— Кровь... — я усмехнулась. — Кровь, говоришь? А где была эта кровь, когда маму в больницу увозили? Кто с ней сидел? Кто лекарства покупал?
Ритка шмыгнула носом и отвернулась. Она-то помнила. Помнила, как я по три дня не спала, когда мама в реанимации лежала. Как продавала мамины украшения, чтобы на платную палату собрать.
— Майечка, — вкрадчиво заговорила бабушка Зина, — мы же не чужие. Мы семья. Куда мы пойдем? У меня пенсия копейки, у Славы работы нет...
— А у меня что, работа есть? — я схватила со стола документы. — Вот справка о доходах. Восемнадцать тысяч в месяц. Вот квитанции за коммуналку — двенадцать тысяч. Вот чеки из магазина — на всех нас покупаю. Считать умеете?
— Не умничай! — рявкнул дядя Витька, наконец проснувшийся от шума. Он высунулся из кухни, в одних трусах и майке. — Мы тут прописаны!
Прописаны... Господи, как же мне это слово надоело! Прописаны на моих квадратных метрах, жрут мою еду, пользуются моим интернетом, а мне еще и рот затыкают.
— Витя, — я достала из кармана джинсов свежую справку, — а вот тут написано, что твоя прописка недействительна. Подделка, брат. Красивая, но подделка.
Его лицо мгновенно опухло от злости:
— Откуда у тебя это?
— Сам догадайся. — Я снова взяла дрель. — У меня есть знакомые в паспортном столе. Оказывается, твоя прописка была сделана на поддельном документе о смерти моей мамы. Представляешь? Ты ее хоронил на бумаге, пока она еще жива была.
Наступила тишина. Такая, что слышно было, как капает кран в ванной. Как шуршит мышь за плинтусом. Как колотится мое сердце.
— Майя, — осторожно произнес дядя Слава, — это же... это же уголовное дело.
— Именно. — Я включила дрель и принялась за работу. — Поэтому у вас есть время до утра. Собрать вещи и уйти. Иначе вызываю полицию.
— Да пошла ты! — заорала Галя. — Мы никуда не пойдем! Это наш дом!
Но я уже не слушала. Новый замок входил в дверь как нож в масло. Мне казалось, что вместе с каждым поворотом отвертки я откручиваю гайки старой жизни. Той жизни, где я была удобной, безотказной, где меня можно было грузить всеми проблемами и еще упрекать в черствости.
— Ты знаешь, что делаешь? — спросила Ритка, подойдя ближе. — Мы же не враги тебе.
Я остановилась и посмотрела на нее. Рита была младше меня на пять лет, но выглядела старше. Вечно недовольное лицо, опухшие от пива веки, прическа, которую она не меняла с девяностых.
— Не враги? — я отложила инструмент. — Ритка, а кто мой телевизор продал, когда я в командировке была? Кто мои золотые сережки мамины заложил? Кто...
— Да хватит! — она махнула рукой. — Мы вернем все! Когда деньги будут!
— Когда будут... — я покачала головой. — Рита, тебе тридцать два года. Когда у тебя последний раз деньги были?
Она отвернулась. Я продолжала работать. Замок уже почти встал на место. Еще немного, и я смогу запереть дверь изнутри. Впервые за три года.
— Слушай, — дядя Слава присел на корточки рядом со мной, — а может, не надо так радикально? Давай договоримся. Мы найдем работу, будем помогать по дому...
— Слава, — я не поднимала глаз, — ты говорил это уже сто раз. Помнишь, как обещал устроиться грузчиком? Как собирался маме помочь с ремонтом? Как клялся, что Витька завяжет с выпивкой?
— Ну, это другое дело...
— Никакого другого дела! — я резко встала. — Хватит! Я устала быть для всех дойной коровой! Устала слушать, как вы орете на меня в моем же доме! Устала стыдиться перед соседями!
— Так мы же не специально... — начала бабушка Зина.
— Не специально? — я рассмеялась. — Бабушка Зина, а вчера вечером что было? Когда вы с Галей устроили дебош из-за телевизора? Когда Витька блевал в мою раковину? Когда соседка тетя Клава стучала в стену и кричала, что вызовет участкового?
Старуха опустила голову. Она знала, что я права. Все знали. Но признавать не хотели.
— Майя, — вкрадчиво произнесла Галя, — а может, мы как-то договоримся? Я могу убираться. Готовить. Я же не молодая, куда мне идти?
— Галя, — я взяла в руки отвертку и начала закручивать последний винт, — ты готовишь? Серьезно? Когда ты последний раз готовила?
— Ну... на прошлой неделе макароны варила...
— Макароны, которые сгорели? После которых я два часа кастрюлю оттирала? Те самые макароны?
Она промолчала. Замок встал на место. Я повернула ключ — он поворачивался легко, без заеданий. Новый, надежный. Китайский, но крепкий.
— Все, — я выпрямилась, — у вас есть ночь. Утром я меняю замок на входной двери. И вызываю слесаря, чтобы он поменял все личинки. Советую не испытывать судьбу.
— Да что за ерунда! — заорал Витька. — Мы тебя в детстве на руках носили!
— Витька, — я повернулась к нему, — ты меня в детстве видел от силы раз в год. На поминках. И то пьяный приезжал.
— Майечка, — заплакала бабушка Зина, — ну неужели ты нас на улицу выгонишь? Я же старая, больная...
— Больная? — я достала из кармана еще одну справку. — А вот тут написано, что ты получаешь пенсию по инвалидности. Вторая группа. За что, интересно? За больные ноги, которые каждый день до магазина топают? За больную голову, которая каждый вечер водку считает?
Зина побледнела. Она забыла, что я работаю в больнице. Что у меня есть доступ к базам данных.
— Это... это личная информация! — заикнулась она.
— Личная. — Я кивнула. — Как и то, что у тебя есть дача в Подмосковье, которую ты сдаешь.
— Откуда ты знаешь?
— Догадайся. — Я собрала инструменты в коробку. — У меня есть три дня отпуска. Три дня я потратила на то, чтобы выяснить, кто здесь кто. Результат вас удивит.
Я прошла в комнату и достала из шкафа большую папку. Документы, справки, распечатки. Три года работы частного детектива. Моя подруга Наташка помогла — она в полиции служит.
— Витя, — я вернулась в прихожую, — а вот твоя трудовая книжка. Интересно, да? Оказывается, ты официально работаешь охранником в ТЦ. Зарплата сорок тысяч в месяц. Где деньги, Витя?
— Это... я же не получаю столько...
— Получаешь. Вот справка из бухгалтерии. — Я показала документ. — Сорок тысяч плюс премии. В среднем пятьдесят тысяч в месяц. Последний год. Где деньги, Витя?
Он молчал. Галя тоже молчала. Только дядя Слава не выдержал:
— Майя, ну хватит! Мы поняли! Мы уйдем!
— Нет, дядя Слава. — Я открыла папку пошире. — Не поняли. Вот справка о ваших доходах. Работаете вы таксистом. Зарабатываете примерно тридцать тысяч в месяц.
— Я не работаю таксистом!
— Дядя Слава, — я достала телефон, — а вот ваш профиль в приложении. Рейтинг 4.8. Работаете каждый день с семи утра до одиннадцати вечера. Машина — ваша старенькая "Приора". Хотите, покажу отзывы клиентов?
Он сел на табуретку и закрыл лицо руками. Я продолжала:
— Ритка, а вот твоя история. Ты получаешь детское пособие на сына. Только сын у тебя живет с бывшим мужем уже два года.
— Майка, хватит! — она заплакала. — Хватит!
— Не хватит. — Я закрыла папку. — Три года вы паразитировали на мне. Три года врали, что у вас нет денег. Три года заставляли меня чувствовать себя виноватой за то, что я не могу всех содержать.
— Мы не хотели...
— Хотели. — Я взяла ключи от новых замков. — Хотели и делали. А теперь слушайте внимательно. У вас есть время до семи утра. Собираете вещи и уходите. Все. Навсегда.
— А если мы не уйдем? — дядя Витька попытался взять наглый тон.
— Тогда я иду в полицию. — Я помахала папкой. — Хотите проверить?
Он отступил на шаг. Я видела, как он прикидывает варианты. Но вариантов не было. Я потратила три года на то, чтобы все узнать. Три года на то, чтобы собрать доказательства.
— Майя, — тихо сказала Ритка, — а как же родственные отношения? Мы же семья...
— Семья? — я посмотрела на нее долгим взглядом. — Ритка, семья — это те, кто рядом в трудную минуту. Кто помогает, не ожидая награды. Кто поддерживает, а не садится на шею.
— Но мы же...
— Вы ничего не делали. Только брали. Только требовали. Только упрекали меня в том, что я мало даю.
Я прошла в кухню и включила чайник. Руки дрожали от усталости и напряжения. Три года я готовилась к этому дню. Три года собирала волю в кулак. И вот он настал.
— Майечка, — в кухню заглянула бабушка Зина, — а может, оставишь хоть меня? Я же старая, одна...
— Зина, — я не поворачивалась, — у тебя есть дача. Есть деньги. Есть дочь в Питере, которая зовет тебя к себе уже пять лет.
— Но я привыкла здесь...
— А я привыкла к тишине. К порядку. К тому, чтобы мои вещи лежали на своих местах. К тому, чтобы не стыдиться перед соседями.
Чайник закипел. Я заварила себе кофе. Крепкий, горький. Такой, какой любила мама. Она всегда говорила: "Майя, не позволяй людям садиться себе на шею. Даже родственникам. Особенно родственникам."
— Мам, — прошептала я, глядя в окно, — я наконец послушалась...
Я допила кофе и вышла из кухни. В прихожей стояла мертвая тишина. Все четверо сидели на табуретках, как на скамье подсудимых. Сумки и пакеты уже стояли у двери.
— Майя, — дядя Слава поднял голову, — а можно последний вопрос?
— Валяй.
— Откуда у тебя деньги на детектива? На все эти справки? Ты же сама говорила, что еле концы с концами сводишь.
Я усмехнулась. Хороший вопрос. Очень хороший.
— А вот тут самое интересное, — я достала из кармана еще одну справку, — видите, дядя Слава? Это выписка из банка. Мамин счет. Тот самый, про который она мне сказала перед смертью.
— Какой счет? — Галя подскочила с места.
— Мама двадцать лет копила деньги. Каждый месяц откладывала понемногу. — Я развернула документ. — Два миллиона четыреста тысяч рублей. Плюс проценты.
Воздух в прихожей будто сгустился. Витька открыл рот, Ритка побледнела, а бабушка Зина схватилась за сердце.
— Два... миллиона? — прошептала Галя.
— Два миллиона четыреста тысяч, — повторила я. — Мама копила на мою свадьбу. Потом на внуков. Потом просто копила. И знаете, что она мне сказала в больнице? «Майя, не трать эти деньги на родственников. Они тебя съедят и косточки не оставят».
— Но... но если у тебя есть деньги, — заикнулась Ритка, — то зачем ты нас выгоняешь?
— Именно поэтому и выгоняю. — Я сложила справку. — Мама была права. Вы бы узнали про деньги — и что тогда? Сколько бы вы у меня требовали? Сколько бы придумывали «неотложных нужд»?
Дядя Слава медленно встал:
— Майя, а что ты собираешься делать с деньгами?
— Жить. — Я пожала плечами. — Наконец-то жить. Может, квартиру продам и куплю что-то поменьше, но в хорошем районе. Может, вообще переехаю в другой город. Выучу иностранный язык. Найду нормальную работу.
— А как же мы? — всхлипнула бабушка Зина.
— А как же я? — я повернулась к ней. — Три года назад, когда мама умерла, кто-нибудь спрашивал, как же я? Когда я плакала по ночам, когда не могла есть, когда похудела на пятнадцать килограммов — кто-нибудь интересовался, как же я?
Зина опустила глаза. Все опустили глаза.
— Вот именно. — Я взяла телефон. — Такси уже едет. Через полчаса будет здесь.
— Майя, — Ритка подошла ко мне, — а если мы... если мы вернем все, что взяли? Если попросим прощения?
— Ритка, — я посмотрела на нее устало, — а если бы у меня не было этих денег? Если бы я действительно жила на восемнадцать тысяч в месяц? Вы бы извинились тогда?
Она молчала. Ответ был очевиден.
— Все, — я открыла дверь, — время вышло. Такси внизу.
Они начали выносить сумки. Молча, как побитые собаки. Витька попытался что-то сказать, но я показала на папку с документами — он заткнулся.
Последней уходила бабушка Зина. На пороге она обернулась:
— Майечка, а может, хоть изредка звонить будешь? Я же не враг тебе...
— Зина, — я придержала дверь, — вы не враги. Вы просто... чужие. Я поняла это только сейчас.
Она кивнула и вышла. Я закрыла дверь на новый замок. Повернула ключ. Прислушалась.
Тишина. Впервые за три года — полная, абсолютная тишина.
Я прошла по квартире. Три комнаты казались огромными. На кухне не было горы грязной посуды. В ванной — чужого белья. В прихожей — вонючих ботинок.
Моя квартира. Мой дом. Мое пространство.
Я села на диван и достала телефон. Номер мамы до сих пор был в контактах. Я нажала на него, услышала гудки, а потом — знакомый голос:
«Абонент временно недоступен...»
— Мам, — сказала я в пустоту, — я сделала это. Наконец-то сделала. Спасибо тебе за деньги. И за науку.
В ответ — только эхо.
Утром я проснулась от тишины. Не от криков, не от грохота кастрюль, не от пьяных песен. От тишины. Это было так непривычно, что я несколько минут лежала с закрытыми глазами, привыкая к новой реальности.
Потом встала, сварила кофе и села к компьютеру. Открыла сайт агентства недвижимости. Моя трехкомнатная хрущевка в спальном районе стоила примерно три с половиной миллиона. Плюс мамины сбережения — почти шесть миллионов.
На эти деньги можно было купить однокомнатную квартиру в центре. Или вообще уехать в другой город. Или даже в другую страну.
Я открыла вкладку с билетами. Прага. Вена. Стокгольм. Барселона. Столько мест, где можно начать жизнь заново. Где никто не знает, что я «должна» родственникам. Где никто не будет взывать к совести и семейным ценностям.
Телефон завибрировал. Сообщение от незнакомого номера:
«Майя, это Ритка. Мы сняли комнату. Хотела сказать... спасибо. Я поняла, что мы действительно паразитировали на тебе. Это было нечестно. Прости.»
Я посмотрела на экран. Еще одно сообщение:
«Не отвечай, если не хочешь. Просто знай — я устроилась на работу. Настоящую работу. Хочу стать нормальным человеком.»
Я улыбнулась. Может, им действительно пойдет на пользу самостоятельная жизнь. Может, они научатся отвечать за себя.
А может, и нет. Это уже не мои проблемы.
Я закрыла сайт с билетами и открыла другой — курсы иностранных языков. Итальянский. Всегда хотела выучить итальянский. И научиться готовить настоящую пасту. И посмотреть на Колизей. И...
Список желаний оказался длинным. Очень длинным. За три года я забыла, как мечтать о своем будущем. Думала только о том, как всех прокормить, как всех устроить, как всем помочь.
Теперь я думала о себе. И это было прекрасно.
Вечером я сидела на кухне с чашкой чая и смотрела в окно. Во дворе играли дети, молодые мамы толкали коляски, пожилые мужчины играли в домино.
Обычная жизнь. Простая и понятная.
И вдруг я поняла — я не хочу никуда уезжать. Не хочу продавать квартиру. Хочу остаться здесь, в своем доме, в своей тишине. Хочу научиться жить для себя прямо здесь.
Деньги дают свободу. Но свобода — это не обязательно бегство. Иногда свобода — это просто право сказать «нет». Право закрыть дверь на замок. Право быть одной.
Я допила чай и пошла в комнату. На столе лежала мамина фотография. Молодая, красивая, с лукавой улыбкой.
— Мам, — сказала я ей, — а знаешь что? Я думаю, ты специально не рассказывала мне про деньги. Знала, что я не смогу выгнать их, пока не останусь совсем без сил. Хитрая ты была.
Фотография молчала, но мне почему-то показалось, что мама подмигнула.
Я взяла телефон и написала сообщение Ритке:
«Рита, удачи тебе. Надеюсь, у тебя все получится. И знай — я не злюсь. Просто хочу жить своей жизнью.»
Ответ пришел быстро:
«Спасибо, Майка. Ты правильно сделала. Мы сами виноваты.»
Я выключила телефон и легла спать. В своей кровати, в своей комнате, в своем доме.
Последней мыслью перед сном было: «Завтра начну изучать итальянский. А может, французский. У меня есть время подумать.»
И впервые за три года я заснула без тревоги в душе.
Прошло полгода
Я выучила основы итальянского, записалась на курсы фотографии и даже завела кота. Рыжего, наглого, который спит на моей кровати и не спрашивает разрешения.
Ритка иногда присылает фотографии — она действительно работает, похудела, даже прическу сменила. Сын к ней вернулся. Они снимают двухкомнатную квартиру и вроде бы счастливы.
Дядя Слава оформил ИП, теперь официально работает таксистом. Прислал фотографию новой машины — гордится как мальчишка.
А я? Я просто живу. Хожу в театр, читаю книги, фотографирую закаты. Иногда встречаюсь с подругами, иногда сижу дома.
И знаете что? Я счастлива. Впервые за много лет по-настоящему счастлива.
Потому что поняла главное: нельзя жить чужой жизнью. Даже из-за любви. Даже из-за жалости. Даже из-за чувства долга.
Каждый должен нести ответственность за свою жизнь. И это не эгоизм — это мудрость.
А новый замок на двери до сих пор работает отлично. Китайский, но надежный. Как и мое решение наконец-то начать жить для себя.