Балетмейстер Николай Николаевич Боярчиков дважды нашёл время на разговор со мной. «Расшифровав» первую беседу, я понял, что надо ещё кое-что уточнить и попросил ещё об одной встрече. Николай Николаевич согласился. Удивительной интеллигентности человек. И самоироничный. Когда, беря интервью, я обронил «Вы были танцовщиком…», он, улыбнувшись, уточнил: «Плясал!». Я не застал время, когда он танцевал. Но благодаря маме, она регулярно водила меня в Малый театр оперы и балета (Михайловский), я юношей познакомился с его постановками, а они были новым словом в искусстве балета: «Царь Борис», «Разбойники», «Макбет»… А вот когда я общался с Боярчиковым, этих спектаклей в репертуаре Михайловского уже не было. И Николай Николаевич, объяснил – почему. Было бы здорово, если бы эти постановки восстановили. Но пока это мечты.
Николай Николаевич прожил долгую жизнь – он ушёл от нас в марте 2020 года. То есть он застал перемены в театре, в котором он работал долгие годы. Не знаю, если честно, как он к их оценивал. С одной стороны, Михайловский блестит и сияет (а я помню потёртый плюш кресел и ограждений лож), балеты в театре ставит испанец Начо Дуато – всё это прекрасно. Но с другой стороны, Михайловский перестал быть экспериментальной лабораторией, а был он ею с 20-х годов ХХ века.
Примечание от 9 июля 2025 года
РАБОЧИЙ кабинет Николая Николаевича Боярчикова, художественного руководителя балетной труппы Театра имени М.П. Мусоргского, напоминает небольшой богемный салон и одновременно – лабораторию. Старинная мебель. Современная электронная аппаратура. По стенам развешаны афиши и портреты хореографов, которые в разное время возглавляли «малый» балет: Фёдора Лопухова, Игоря Бельского, Олега Виноградова. Висит и портрет Боярчикова: мефистофельское выражение лица… За стеклом книжного шкафа… бутылка винного напитка «Фуэте». «О чем будем говорить?» – осведомляется Боярчиков. «О балете». – «Я так и думал», – с иронией в голосе произнёс балетмейстер.
– Раньше репертуар вашей труппы существенно отличался от репертуара Кировского балета. Сегодня же у вас идут те же балетные спектакли, что и в Мариинском. В связи с чем изменилась ваша репертуарная политика?
– На двери моего кабинета висит табличка «Главный балетмейстер». Но она устарела. Я сейчас художественный руководитель балетной труппы. А разница знаете в чём? Главный балетмейстер обязан в год сделать две постановки, а перед худруком такая задача не стоит. Раньше мы, испытывая идеологическое давление сверху, ставили спектакли, держа фигу в кармане. Сегодня нас терзает рынок. В нашем театре работает около 700 человек. Нигде в мире подобный организм не живёт на средства, вырученные с продажи билетов на спектакли. Без финансовой поддержки государства или спонсоров оперно-балетные театры беспомощны. Мы вынуждены сами себя обеспечивать.
Интеллектуальный уровень нынешнего рынка искусства весьма низок. Публика желает видеть те произведения, к которым она привыкла. Поэтому-то мы и вынуждены были обратиться к классическим спектаклям. Правда, проведя огромную исследовательскую работу, мы внесли в классические балеты значительные коррективы. Ибо от долгого потребления они перестали быть спектаклями, превратившись в исполнительское поле. Мы постарались их наполнить новым внутренним содержанием. Конечно же, импресарио хорошо знают и наши оригинальные спектакли. Однако они боятся, что зритель их не поймёт. Раньше искусство выполняло просветительские функции. Сегодня это просветительство никому не нужно. Ныне господствует шоу-образное мышление. Публика хочет, чтобы её развлекали.
– Разве балетная классика – это шоу?
– Смотря какая. Некоторые черты шоу всегда были присущи балетной классике. В XIX веке было очень много балетов с дымом, паром и фокусами. «Спящая красавица», например, так и называется – балет-феерия. Правда, сколько существует балетный театр, столько он борется за место в серьёзном искусстве. Многие балетмейстеры поднимали глубокие темы. Так, Перро поставил «Фауста». Одно время это был самый популярный спектакль в Петербурге. Популярнее «Лебединого озера»! Однако балет постоянно скатывается к сказочкам. Карабкается, карабкается и опять скатывается. Вот и сегодня балет вновь превращают в шоу. Серьёзные спектакли забыты: мы не видим балетов Леонида Якобсона, в Мариинском театре больше не идут постановки Олега Виноградова. Нынешний зритель звереет, если чувствует себя на спектакле дураком.
– Насколько я понимаю, вам ближе принципы хореодрамы, нежели танц-симфонии?
– Танц-симфония – это высшее достижение балетного искусства. «Серенада» Джорджа Баланчина – великолепный пример балета-симфонии. У Баланчина никто никому ничего не доказывает, не рвёт на себе рубашку. В его балетах вы не найдете похабщины. Мне дороги его произведения. Однако мне ближе спектакли с драматургией: именно через драматургию спектакля можно донести до зрителя свой образ мышления. Мне нравится работать с серьёзной литературой, люблю копаться в подсознании героя.
– Процесс создания балета поддаётся систематизации?
– Абсолютно не поддаётся, это спонтанный процесс. Нередко хореограф не может чётко объяснить свой спектакль, ибо балет создаётся ассоциативным способом. Например, балет «Макбет» я создал совершенно случайно. Композитор Шандор Каллош спросил меня: «Не хотите ли поставить что-нибудь шекспировское?» Я ответил: «В принципе не прочь». Два часа он наигрывал мелодии времён Шекспира. Потом мы вместе стали искать шекспировский сюжет. Нашли. Вот так и появился «Макбет». Иногда берёшься за балет от зависти к коллеге: «Он поставил. Дай-ка и я попробую». Порой, наоборот, со злости: «Что за бред он поставил! Дай-ка покажу, как надо!» Балетмейстер больше всего работает над своим собственным стилем, разрабатывает свой, индивидуальный язык.
– Сегодня многие говорят о кризисе в хореографии…
– Я говорил об этом кризисе уже лет 15 назад. На что мне отвечали: «Ты сгущаешь краски». Сегодня хореографический кризис очевиден всем: балетное искусство лишилось сочинителя-хореографа. Я не могу назвать ни одного западного театра нашего ранга, балетная труппа которого работала бы интересно. Раньше мне очень нравился Штутгартский балет, руководимый Кренко. Умер Кренко – и Штутгартский балет потерял лицо. Морис Бежар, Джон Ноймайер, Роллан Пти – эти мастера творят уже несколько десятилетий. Чем занимаются молодые балетмейстеры? В российской хореографии нужно произвести революцию сродни той, что когда-то совершил Юрий Григорович. Для этого нужна новая идея. Но её как раз-таки и нет. Мы – балетмейстеры старшего поколения – уже всё сказали. Вот говорят: «Эйфман постоянно ставит новые спектакли». Однако и он повторяет, немного варьируя, одну и ту же тему. Его новые балеты – это репризы. Не более.
Сформулировать новые идеи, определить новое направление в хореографии способны только молодые балетмейстеры. Со своей стороны мы всеми силами помогаем молодым хореографам, устраиваем вечера балета, которые знакомят зрителей с их постановками. Именно для этого мы и создали благотворительный фонд Фёдора Лопухова. Недавно мы провели, например, фестиваль женщин-хореографов.
– Оперно-балетному театру нужен штатный балетмейстер?
– Труппа должна работать с разными балетмейстерами. Но ей нужен штатный хореограф со своей линией.
– Почему не идут поставленные вами балеты?
– Потому что их материальная база чрезвычайно изношена: пришли в негодность декорации, костюмы. Требуются средства, чтобы их восстановить. Причём не такие уж большие. Но пока в наличии нет и их. Поэтому мои спектакли законсервированы. Но официально не сняты с репертуара.
– Что вы скажете о том «Лебедином озере», которое сегодня исполняет московский Большой балет?
– Увидев «Лебединое озеро» в редакции Васильева, первое, о чём я подумал: а зачем это нужно? Ничего нового там нет. Абсолютно! Это совершенно беспомощный спектакль с точки зрения драматургии. Между прочим, и традиционное «Лебединое озеро» – самый нелепый спектакль в мире. В чём секрет популярности этого спектакля – большая загадка. Драматургия «Жизели» безупречна. «Баядерка» проста, если не сказать примитивна, но логика этого спектакля совершенно чёткая. В «Лебедином» же одна нелепица на другой. Ляпсус на ляпсусе! Сюжет чудовищный. Пожалуй, этот спектакль живёт только благодаря картинам, которые сделал Иванов. В них красота и поэтика «Лебединого озера». А у Васильева? Ну какой король-оборотень? Походит-походит, скинет шубу – и пожалуйста, оборотень…
– Известно, что Мариинский театр забирает лучших выпускников Академии русского балета. Остальные труппы довольствуются теми, кто не попал в их число. Вам не обидно?
– Мариинский театр по традиции имеет право первой брачной ночи. В русском балете издавна существовал мощный комплекс: Зодчего Росси – Театральная площадь. Когда в Мариинском театре не было хороших репетиционных залов, спектакли Мариинского балета ставились в академии. Оклады артистов Мариинского всегда были выше, чем оклады артистов других трупп. На престижные гастроли Мариинский балет ездит чаще, чем другие труппы. Чего греха таить: Мариинский балет – более солидная марка, чем, скажем, балет нашего театра. Однако при распределении выпускников балетной академии часто происходят довольно странные вещи. В Мариинском много талантливых ребят сидят без дела. Они, конечно же, удобно устроились: работой не загружены, ездят на гастроли, деньги зарабатывают, но творчески не развиваются. Поэтому я убеждён: артисты должны расходиться по театрам по амплуа. С теми ребятами, которые попадают в наш театр, приходится много работать, чтобы сделать из них стоящих артистов. Долгое время у нас не было хорошего кордебалета. Нуреев как-то сравнил балет с пирамидой: в основе кордебалет – это мощная творческая единица, благодаря которой мы и позволили себе поставить спектакли классического репертуара. Правда, с яркими солистами у нас проблема. Как, впрочем, и в других труппах.
– В Мариинке полным-полно талантливейших исполнителей…
– По женской части у них там все благополучно. А сколько из Мариинки ушло, заключив контракты с западными театрами? Асылмуратова, Зеленский, Заклинский. Скоро и молодые «звёзды» переместятся на Запад. Сейчас важно имя исполнителя, а не марка театра. Алтынай Асылмуратова есть Алтынай Асылмуратова. Какая разница, где она танцует: в Мариинском или у Роллана Пти? Настала пора и нам перейти на систему контрактов. Выдающийся танцовщик не будет мириться с крепостным правом. При контрактной системе артист будет относительно свободен и относительно обязан.
– С чем можно сравнить балет?
– Одни называют балет ожившей скульптурой, другие – ожившими картинами Боттичелли. Правы те и другие. А вообще балет – это религия…
Беседовал Дмитрий ЖВАНИЯ
Газета «Смена» №103 (21975) от 13 мая 1998 года
Р.S. Выдающий балетмейстер Николай Николаевич Боярчиков ушёл из жизни 22 марта 2020 года в 84 года.
