Результат лежал на столе, как приговор. Белый лист бумаги с печатью лаборатории. Цифры, проценты, заключение. Я смотрел на него уже минут пять, а слова все никак не хотели складываться в голове.
— Ну что, довольна? Не удалось враньё, тест ДНК всё показал! — закричал я, не отрывая взгляда от документа.
Сусанна сидела напротив, сжав руки на коленях. Ее лицо было бледным, почти восковым. Губы дрожали, но она молчала. Молчала, как тогда, двенадцать лет назад, когда я впервые усомнился.
Милана. Моя дочь. Нет, не моя. Никогда не была моей.
— Степан, я... — начала она, но я поднял руку.
— Не надо. Не надо больше ничего говорить.
Тишина повисла в комнате, как туман. Я помню, как мы с Сусанной обустраивали эту гостиную. Выбирали обои, спорили из-за цвета штор. Она хотела бежевые, я настаивал на синих. Тогда это казалось важным. Теперь все эти мелочи — обои, шторы, семейные фотографии на полках — превратились в декорации чужой жизни.
— Милана не должна знать, — тихо сказала Сусанна.
Милана. Светловолосая, с карими глазами, которые я всегда считал похожими на мамины. Только теперь понимаю — не на мамины. На чьи-то другие. На его.
— А кто должен? — спросил я, наконец подняв голову. — Кто должен знать, что я двенадцать лет растил чужого ребенка?
Она вздрогнула, словно я ударил ее. Может, и ударил. Словами.
— Она твоя дочь, — прошептала Сусанна. — Может, не по крови, но...
— По крови! — я хлопнул ладонью по столу. — Именно по крови! Все остальное — сказки для дураков!
В этот момент скрипнула дверь. Милана пришла из школы. Она смотрела на нас с удивлением. Сколько она слышала?
— Папа? — неуверенно позвала она.
Папа. Как легко это слово слетало с ее губ все эти годы. Как естественно звучало. А теперь каждый раз, когда я его слышу, что-то скребет изнутри.
— Иди к себе, Милана. Делай уроки, — сказал я, стараясь говорить спокойно.
Она медлила, переводя взгляд с меня на маму. Дети чувствуют ложь. Они как радары настроены на фальшь в голосах взрослых.
— Мама плачет? — спросила она.
Да, мама плачет. Мама плачет уже третий час. Но не от раскаяния. От того, что попалась.
— Все хорошо, солнышко, — Сусанна вытерла глаза рукавом. — Просто у взрослых иногда бывают трудные разговоры.
Милана кивнула и исчезла в своей комнате. Я услышал, как она включила музыку. Громче обычного.
— Когда? — спросил я.
— Что когда?
— Когда ты мне скажешь, кто он?
Сусанна отвернулась к окну. За стеклом моросил дождь, и капли стекали по стеклу, как слезы.
— Это не важно.
— Для меня важно.
— Степан, прошу тебя...
— Двенадцать лет я думал, что она моя родная дочь! — я встал и начал ходить по комнате. — А она...
— Она любит тебя, — тихо сказала Сусанна.
— Любит. Как дядю, наверное. Как хорошего знакомого.
— Нет, как отца.
Я остановился перед семейной фотографией. Мы втроем на даче у моих родителей. Милане тогда было лет семь. Она сидела у меня на коленях, а Сусанна обнимала нас обоих. Счастливая семья. Идиллия.
— Маша знает? — спросил я неожиданно.
Сусанна замерла.
— Что?
— Твоя сестра. Она знает?
— Степан, причем тут Маша?
— Она всегда смотрела на меня как-то... странно. Особенно когда речь заходила о Милане. Будто жалела.
— Ты придумываешь.
— Придумываю? — я развернулся к ней. — Может, и свадьбу нашу я тоже придумал? И то, что ты была беременна уже на втором месяце?
Сусанна побледнела еще сильнее.
— Я думала, что ты не помнишь...
— Помню все. Каждую мелочь. Как ты вдруг стала избегать близости. Как начала есть соленые огурцы. Как сказала, что беременна, и я был счастлив. Дурак.
— Ты не дурак.
— Нет, дурак. Двенадцать лет дурак.
Телефон завибрировал. Сообщение от Маши: "Как дела? Милана нормально добралась из школы?"
Я показал экран Сусанне.
— Она проверяет. Твоя сестричка. Интересно, что она знает такого, чего не знаю я?
— Степан, остановись.
— Остановлюсь, когда услышу правду.
Сусанна встала и подошла к окну. Дождь усиливался. Она прислонилась лбом к стеклу.
— Его зовут Андрей, — сказала она так тихо, что я едва расслышал.
— Андрей. И что это за Андрей?
— Был. Давно не было.
— Милана похожа на него?
— Немного.
— Он знает?
— Нет.
— Врешь.
— Не знает. Клянусь.
Я сел обратно в кресло. Андрей. Имя как имя. Но за ним целая история, которую я не знал. Параллельная жизнь моей жены. Параллельная жизнь моей семьи.
— Ты его любила?
— Это важно?
— Для меня да.
— Не знаю. Может быть. Тогда мне казалось, что да.
— А меня?
— Что меня?
— Любила ли ты меня, когда выходила замуж?
Сусанна обернулась. Ее глаза блестели от слез.
— Любила. Люблю.
— Но не настолько, чтобы не спать с другими.
— Это было до свадьбы.
— За месяц до свадьбы!
— Я была напугана. Свадьба, новая жизнь... Мне хотелось почувствовать себя свободной в последний раз.
— Свободной. Понятно.
Из детской комнаты донеслось пение. Милана пела под музыку. Голос у нее красивый, чистый. Я записал ее на вокал в прошлом году. Хотел развивать талант. Теперь не знаю, мой ли это талант развивать.
— Что теперь? — спросила Сусанна.
Хороший вопрос. Что теперь? Развод? Алименты? Объяснения Милане? Деление имущества? Новая жизнь в съемной квартире?
— Не знаю, — честно ответил я.
— Степан, я понимаю, что сделала тебе больно. Но Милана...
— Милана не виновата. Я это понимаю.
— Она любит тебя. Ты для нее — отец.
— Но я не отец.
— Ты больше чем отец. Ты тот, кто был с ней все эти годы.
Я посмотрел на тест ДНК. Холодные цифры, научные термины. Вероятность отцовства — 0%.
— Знаешь, что самое обидное? — сказал я. — Не то, что ты мне изменила. Не то, что скрывала. А то, что я действительно люблю ее. Милану. Люблю как родную. И это никогда не изменится.
— Степан...
— Но я не могу простить тебе обман. Не могу простить, что ты заставила меня жить в выдуманном мире.
— Это не выдуманный мир. Это наша семья.
— Наша семья построена на лжи.
— Тогда построим новую. На правде.
— Правда в том, что я не знаю, кто я теперь. Муж? Отчим? Или просто дядя Степан?
Из кухни донесся запах плова. Сусанна готовила его каждое воскресенье. Милана обожала. Я тоже любил. Теперь даже запах казался фальшивым.
— Мне нужно время, — сказал я, поднимаясь. — Подумать.
— Куда ты?
— Не знаю. Может, к родителям. Может, просто поеду по городу.
— А Милана? Она будет спрашивать.
— Скажи, что у папы дела. Служебные.
— Степан, не уходи, пожалуйста. Поговорим.
— Мы уже поговорили.
Я взял куртку и направился к двери. В прихожей меня настигла Милана.
— Пап, ты куда?
— По делам, солнышко.
— Вернешься к ужину?
— Не знаю.
— А завтра в школу меня отвезешь?
Завтра. Обычное завтра. Будто ничего не произошло. Будто тест ДНК не лежит на столе. Будто мир не перевернулся.
— Увидим, — сказал я и поцеловал ее в лоб.
На улице дождь лил как из ведра. Я сел в машину и долго сидел, не заводя мотор. Двенадцать лет. Двенадцать лет жизни. Что с ними делать теперь? Считать потерянными? Или все-таки что-то в них было настоящим?
Я завел машину и поехал. Куда — не знал. Просто поехал туда, где нет тестов ДНК, нет лжи, нет выборов, которые нужно делать. Туда, где я просто Степан. Не муж, не отец, не отчим. Просто человек, который пытается понять, что делать дальше.
Дождь барабанил по крыше автомобиля. Монотонно, успокаивающе. Как колыбельная для взрослого мужчины, который вдруг оказался совсем один в этом мире.
Я подъехал к дому родителей. Припарковался и достал телефон. Набрал номер отца.
— Папа, это я.
— Степан? Что случилось? Голос у тебя...
— Можно к вам приехать? Переночевать?
— Конечно, сынок. Мама как раз пирог испекла.
Родители встретили меня с тем особым беспокойством, которое бывает только у них. Мама сразу начала накрывать на стол, папа налил чай. Я рассказал им все. Без утайки.
— Господи, — только и сказала мама, опустившись на стул.
Папа долго молчал, потом посмотрел на меня серьезно:
— А ты помнишь, как мы тебя усыновили?
Я чуть не подавился чаем.
— Что?
— Тебе было четыре года. Твоя биологическая мать не могла о тебе заботиться. Алкоголь. Мы тогда жили в коммуналке, денег не было, но мама сразу сказала — берем.
— Вы... вы никогда не говорили...
— А зачем? Ты был нашим сыном. Остаешься им.
Мама взяла меня за руку.
— Помнишь, как учился кататься на велосипеде? Сколько раз падал, но папа бегал за тобой и держал. Помнишь выпускной? Как гордились мы! А когда Милана родилась, как счастлив был. Это что, теперь не важно?
— Но это другое...
— Чем другое? — папа наклонился ко мне. — Тем, что ты узнал правду в сорок лет, а не в сорок пять?
Я сидел и смотрел на них. На этих людей, которые тридцать шесть лет назад взяли чужого ребенка и сделали своим. Без тестов ДНК, без сомнений, без условий.
— Степан, — сказала мама тихо. — Кровь — это не все. Семья — это те, кто рядом, когда больно. Кто радуется твоим успехам. Кто любит просто так.
Я всю ночь не спал. Думал о Милане. О том, как она училась ходить, держась за мою руку. Как я читал ей сказки. Как она плакала, когда я уезжал в командировки. Как горделиво представляла меня учителям: "Это мой папа!"
Утром я поехал домой.
Сусанна встретила меня в прихожей. Глаза опухшие, волосы растрепанные.
— Степан, я...
— Потом, — сказал я. — Где Милана?
— Завтракает.
Я зашел на кухню. Милана сидела над тарелкой каши, мрачная.
— Привет, солнышко.
— Привет, — не поднимая глаз.
— Что случилось?
— Мама сказала, что ты можешь уехать.
— Мама много чего говорит.
— А ты уедешь?
Я сел напротив нее. Посмотрел в эти карие глаза, которые двенадцать лет считал мамиными.
— Хочешь, чтобы я уехал?
— Нет.
— Тогда не уеду.
— Правда?
— Правда.
Она улыбнулась. Впервые за два дня.
— Пап, а что такое ДНК?
Сердце екнуло.
— Откуда ты знаешь это слово?
— Вчера слышала, как вы с мамой разговаривали.
— Это... это такой анализ. Чтобы понять, похожи ли люди.
— А мы с тобой похожи?
Я смотрел на нее. На светлые волосы, на карие глаза, на родинку на носу. Похожи? Нет, не похожи. Совсем не похожи.
— Знаешь, что самое важное? — сказал я. — Не то, на кого ты похожа. А то, что ты есть. Что ты — это ты.
— Я не понимаю.
— Поймешь, когда вырастешь.
Через неделю я сжег тест ДНК. Не выбросил — сжег. Смотрел, как белая бумага с черными цифрами превращается в пепел. Как исчезают проценты и заключения. Как растворяется "вероятность отцовства — 0%".
С Сусанной мы разговаривали долго. Много раз. Она рассказала про Андрея — оказалось, он был женат и жил в другом городе. Случайная встреча, несколько дней, а потом — пустота. Она испугалась, что потеряет меня, и решила молчать.
— Я не знаю, прощу ли тебя, — сказал я честно. — Но я знаю, что не хочу разрушать то, что у нас есть.
— А что у нас есть?
— Милана. Дом. Двенадцать лет жизни. Это много.
— А любовь?
— Любовь... Любовь бывает разная. Может, наша не такая, как в кино. Но она есть.
Мы остались вместе. Не из-за страсти, не из-за романтики. Из-за того, что нельзя просто взять и перечеркнуть половину жизни. Из-за того, что семья — это не только кровь. Это еще и выбор. Каждый день.
Милана выросла. Поступила в институт. Стала певицей, как и мечтала. Я сидел в первом ряду на ее концертах и аплодировал. Она по-прежнему называла меня папой. Я по-прежнему был им.
А потом, через пятнадцать лет, Милана пришла к нам с мужем и маленьким сыном. Трехлетний Артем был точной копией меня в детстве. Те же глаза, тот же нос, та же улыбка. Даже родинка в том же месте.
— Боже мой, — прошептала Сусанна. — Он же...
— Похож на деда, — закончила Милана. — Правда, пап?
Я взял внука на руки. Он засмеялся звонко и радостно.
— Дедушка! — сказал он четко.
— Да, — ответил я. — Дедушка.
И в этот момент понял: тест ДНК ничего не значил. Совсем ничего. Потому что гены — это не только кровь. Это еще и то, что мы передаем друг другу каждый день.
Артем засмеялся снова и потянулся к моему лицу маленькими пальчиками.
— Дедушка, — повторил он.
— Да, малыш. Дедушка.
И это было правдой. Самой главной правдой в мире.
Вечером, когда дети уехали, Сусанна спросила:
— О чем думаешь?
— О том, что мы правильно сделали.
— Что именно?
— Остались семьей.
Она взяла меня за руку. Морщинистую, уже немолодую.
— Степан, а если бы тогда, пятнадцать лет назад, ты узнал, что Артем будет похож на тебя?
— Ничего бы не изменилось. Потому что дело было не в генах. Дело было в том, что я не умел прощать.
— А теперь умеешь?
— Теперь, да!
За окном шел дождь. Тот же дождь, что пятнадцать лет назад. Но теперь я не убегал от него. Теперь я слушал его музыку и знал: завтра будет солнце. Завтра Артем снова назовет меня дедушкой. Завтра Милана позвонит и спросит, как дела. Завтра мы с Сусанной проснемся рядом и будем пить чай, как всегда.
Завтра будет продолжение. Не начало, не конец. Продолжение. Самое главное слово в любой семье.
Я закрыл глаза и улыбнулся. Впервые за пятнадцать лет — искренне.