Знаете, когда я впервые увидел, как Инна Сергеевна берет помаду Насти и намазывает ею зеркало в прихожей, я подумал — показалось. Мать не может так поступить с невесткой. Но это было только начало.
Наша квартира превратилась в поле боя. Я возвращался с работы и чувствовал напряжение еще в подъезде. Настя встречала меня у двери с красными глазами, а мать сидела в кресле с видом оскорбленной невинности.
— Андрей, твоя жена опять мою кружку разбила! — заявляла Инна Сергеевна, не поднимая глаз от телевизора. — Специально, я видела!
Настя качала головой, но молчала. Она уже устала оправдываться.
Сначала пропадали мелочи. Тушь для ресниц, духи, любимая блузка Насти. Потом дело дошло до серьезного. Мать начала портить еду — высыпала соль в борщ, когда Настя отвлекалась, добавляла уксус в котлеты.
— Она меня травит! — кричала Инна Сергеевна, когда пробовала пересоленный суп. — Хочет от меня избавиться!
Но я видел правду. Видел, как мать прячет соль в кармане халата, как украдкой достает бутылочку уксуса из сумки. Настя готовила всегда одинаково вкусно — для всех троих.
Настоящий кошмар начался через полгода. Мать стала устраивать обыски в вещах жены.
— Андрей, посмотри, что я нашла в её косметичке! — Инна Сергеевна размахивала презервативом. — Зачем замужней женщине такое? Она тебе изменяет!
Я взял упаковку, внимательно рассмотрел.
— Мам, это наши с Настей. Мы предохраняемся.
Лицо матери исказилось от злости.
— Врешь! Она гулящая! Я вижу, как она одевается, как красится!
Настя плакала на кухне. Я обнимал её, чувствуя, как дрожит её тело от унижения.
— Андрей, может, я действительно что-то не так делаю? — шептала она мне в плечо. — Может, твоя мать права?
— Нет, солнышко. Ты идеальная жена. Это мать сходит с ума.
Но Инна Сергеевна не унималась. Она портила белье жены — мазала зубной пастой, прожигала дырки сигаретой. Потом обвиняла Настю в неряшливости.
— Посмотри, как она следит за собой! — показывала мне испорченный бюстгальтер. — Какая из неё жена!
Я начал замечать странности в поведении матери. Она подслушивала наши разговоры, рылась в телефоне Насти, когда та принимала душ. Однажды я поймал её на том, что она читает личный дневник жены.
— Мам, ты что делаешь?
— Проверяю, не планирует ли она от тебя уйти. Я же беспокоюсь за сына!
— Отдай дневник. Немедленно.
Но пик пришелся на тот вечер, когда я вернулся с работы раньше обычного. Дверь в спальню была приоткрыта. Я увидел, как мать что-то подсыпает в крем для лица Насти.
— Что ты делаешь?
Инна Сергеевна вздрогнула, выронила баночку.
— Я... я просто смотрела, какой у неё крем.
— Что ты туда насыпала?
— Ничего не насыпала!
Я поднял с пола пакетик стирального порошка.
— Мам, ты хотела испортить жене лицо?
— Да что ты! — она попыталась выхватить у меня улики. — Это случайно!
Тогда я понял — дальше нельзя. Мать переступила черту. Она готова была причинить физический вред Насте.
Той же ночью, когда Настя спала, я сидел на кухне и думал. Мать, которая родила меня, воспитала, готова была изуродовать лицо моей жены. Из ревности? Из страха одиночества? Не знаю. Но выбор был очевиден.
Утром я начал искать квартиру для матери. Небольшую, но уютную. В хорошем районе, недалеко от поликлиники. Через неделю всё было готово.
— Мам, я снял тебе квартиру.
— Что?
— Ты переезжаешь. Завтра.
Инна Сергеевна смотрела на меня, как на предателя.
— Андрей, ты что, выгоняешь родную мать?
— Я защищаю жену от человека, который хочет её уничтожить.
— Но я же твоя мать!
— И именно поэтому я не сдаю тебя в полицию за покушение на причинение вреда здоровью.
Она плакала, кричала, угрожала проклятиями. Настя пыталась заступиться:
— Андрей, может, не стоит так кардинально?
— Нет, солнышко. Стоит.
Я собрал вещи матери, вызвал такси. Она уехала, проклиная нас обоих. Но я не жалел. Впервые за год в нашей квартире воцарился мир.
Настя расцвела. Мы снова могли спокойно ужинать, смеяться, заниматься любовью, не боясь, что мать подслушивает за дверью. Жена снова стала готовить свои удивительные блюда, петь в душе, улыбаться мне по утрам.
Но Инна Сергеевна не сдавалась. Она звонила соседям, рассказывала им, какая Настя плохая невестка. Приходила к нам на работу, устраивала скандалы. Писала жалобы в управляющую компанию на то, что мы её выгнали.
— Андрей, — сказала Настя однажды вечером, — твоя мать сегодня приходила ко мне в офис. Говорила, что я украла у неё сына.
— Что конкретно она сказала?
— Что я гулящая, что специально соблазнила тебя, чтобы заполучить квартиру. Что она докажет всем, какая я на самом деле.
Я сжал кулаки. Терпение лопнуло.
На следующий день я поехал к матери. Она открыла дверь в грязном халате, с запутанными волосами и красными глазами.
— Андрей! Сын! — она бросилась ко мне. — Я так скучала!
— Мам, прекрати травить Настю.
— Я не травлю! Я говорю правду!
— Если ты еще раз приедешь к ней на работу, если еще раз будешь распространять о ней сплетни, я отдам тебя в дом престарелых. Навсегда.
Лицо матери побледнело.
— Ты не посмеешь...
— Ещё как посмею. У меня есть справка от психиатра о твоем неадекватном поведении. Есть свидетели твоих выходок. Хочешь провести остаток жизни среди чужих людей?
Инна Сергеевна попятилась. Она поняла, что я не блефую.
— Андрей, но я же твоя мать...
— Тогда веди себя как мать. А не как психопатка.
Она молчала, переваривая сказанное. Потом вдруг схватилась за сердце.
— Мне плохо... у меня давление...
— Не притворяйся.
— Нет, правда плохо! — она качнулась, попыталась схватиться за дверной косяк, но не удержалась. Упала, неудачно повернувшись. Хруст кости был слышен даже мне.
— Нога... сломала ногу...
Я вызвал скорую. В больнице врач сказал, что перелом серьезный, нужна операция. Мать лежала на каталке, бледная, с закрытыми глазами.
— Андрей, — прошептала она. — Прости меня.
— За что?
— За всё. За то, что делала с Настей. Я боялась, что ты меня разлюбишь.
— Мам, я не разлюблю тебя никогда. Но жена — это моя семья. И если ты хочешь остаться частью нашей жизни, ты должна это принять.
Она кивнула, утирая слезы.
— Я попрошу прощения у Насти. Честно попрошу.
— Тогда мы поговорим о том, чтобы ты иногда приходила к нам в гости. Именно в гости, а не жить.
Через месяц, когда мать вернулась домой на костылях, она действительно извинилась перед Настей. Неловко, с трудом подбирая слова, но искренне.
— Настя, я была неправа. Я хотела тебя выжить, потому что боялась остаться одна. Прости старую дуру.
Настя обняла её. Мы сидели на кухне, пили чай с пирожными.
— Инна Сергеевна, я не хочу отнимать у вас сына — сказала жена, — я хочу, чтобы у него была семья. Большая семья.
Мать кивнула.
— Я понимаю. Я буду хорошей свекровью. Обещаю.
И знаете что? Она сдержала обещание. Мы до сих пор общаемся с мамой. Она научилась быть гостьей в нашем доме, а не хозяйкой. Она помогает Насте с готовкой, но не критикует её. Дает советы, но не навязывает.
А главное — она увидела, как я счастлив с женой. Как мы любим друг друга.
Настя сделала меня счастливым. И я готов был защищать это счастье любой ценой. Даже ценой конфликта с матерью.
Потому что мужчина должен защищать свою женщину. Всегда. И от всех. Даже от собственной семьи, если это необходимо.
И я ни о чем не жалею.