— Твоя сестра — настоящая дрянь! — ору я на Антона, швыряя на пол разбитую тарелку. — Надоела мне эта наглая особа со своими оборванцами!
Антон вздрагивает и отставляет чашку кофе.
— Лиля, что случилось? Почему ты так...
— Почему я так? — я смеюсь истерически. — Да потому что твоя драгоценная сестричка опять притащила своих чертенят и свалила! Уже четвертый раз за неделю!
Он пытается меня успокоить, но я не даю ему слова сказать.
— Знаешь что, милый? Пошли они все подальше! И ты со своей семейкой тоже!
За окном слышу знакомый детский визг — это Митя и Катя во дворе устраивают очередной цирк. А их мамаша небось уже в салоне красоты или на свидании с очередным ухажером.
Час назад все было тихо. Я мыла посуду после обеда, когда услышала звонок в дверь. И сразу поняла — это она. Оксана со своей приторной улыбочкой и вечными просьбами.
Часок... Это всегда означает минимум четыре часа. А малыши... Митя сразу кидается к моим цветам на подоконнике, а Катя исследует содержимое сумки.
— Оксана, может, лучше с собой возьмешь? — пытаюсь я убедить сестру.
— Да что ты, там же очередь будет! Дети заскучают.
И вот она уже исчезла за дверью, а я остаюсь с двумя маленькими торнадо.
Митя находит мой любимый сервиз в буфете. Я еще не успеваю среагировать, как слышу звон разбитого фарфора. Катя в это время решает поиграть в художницу — берет мои помады и рисует на обоях.
— Дети, так нельзя! — кричу я.
Они смотрят на меня большими невинными глазами и продолжают свое дело. Митя теперь пытается залезть на стол, а Катя открывает все шкафчики подряд.
Я ловлю их, уговариваю, включаю мультики. Ничего не помогает. Они носятся по квартире как дикие звери, а я бегаю за ними, собирая осколки своего терпения.
К вечеру квартира напоминает зону боевых действий. Разбитая посуда, разбросанные игрушки, пятна на диване. А Оксана как в воду канула.
— Антон, твоя сестра должна была вернуться три часа назад! — говорю я мужу.
— Да ладно, может, задержалась...
Задержалась! Они всегда где-то задерживаются, а я тут разгребаю последствия их визитов.
Оксана появляется только к девяти вечера. Свежая, отдохнувшая, с пакетами из магазина.
— Ой, спасибо большое! Как дела?
Как дела? Я собираю детей — они успели съесть все мое варенье и порвать новые шторы.
— Оксана, в следующий раз предупреждай заранее, — говорю я устало.
— Конечно, конечно! Пойдемте, малыши, домой.
И через два дня история повторяется. Звонок, улыбка, срочные дела. Я понимаю, что превратилась в бесплатную няню для чужих детей.
Сижу вечером на кухне, пью кофе и думаю. Почему я всегда соглашаюсь? Почему не могу сказать «нет»? Антон читает газету, как будто ничего не происходит. Для него это просто фон — приходят дети, орут, ломают, уходят.
А для меня это катастрофа каждый раз. Я трачу на них свое время, нервы, силы. Мою квартиру, покупаю новую посуду, перестираю все, что они успели измазать.
— Антон, поговори с сестрой, — прошу я.
— О чем говорить? Семья есть семья.
Семья... Интересно, а где была эта семья, когда мне нужна была помощь после операции? Или когда я лежала с температурой? Оксана всегда находила причины не прийти.
Но когда ей нужна няня — я всегда доступна.
Неделю спустя снова звонок. Оксана стоит за дверью с детьми и той же улыбкой.
— Лилечка, у меня свидание! Можешь посидеть с детьми?
Свидание! Не врач, не работа — свидание. Я смотрю на нее и чувствую, как внутри что-то переворачивается.
— Нет, — говорю я.
— Что? — она не понимает.
— Нет, не могу. Сама сиди со своими детьми.
Оксана смотрит на меня так, будто я сказала что-то неприличное. За моей спиной появляется Антон.
— Лиля, ну что ты...
— Что я? — поворачиваюсь к нему. — Почему я должна сидеть с чужими детьми, пока твоя сестра развлекается?
— Это не чужие дети!
— Мои дети? Нет. Твои дети? Тоже нет. Значит, чужие.
Митя начинает канючить, Катя дергает маму за рукав. Оксана стоит растерянная.
— Антон, объясни ей... — начинает она.
— Мне ничего объяснять не нужно! — кричу я. — Вот сам бери и сиди с детьми своей сестрицы, у меня тут не детский сад!
Тишина. Оксана хватает детей за руки и молча уходит. Антон смотрит на меня так, будто я предала всю его семью.
— Зачем ты так? — спрашивает он.
— А зачем она так? Почему я должна быть постоянно готова к тому, что мне подбросят детей?
— Она же просила...
— Она не просила — она ставила перед фактом! Каждый раз!
Я иду в ванную и смотрю на себя в зеркало. Усталое лицо, потухшие глаза. Когда я в последний раз делала что-то для себя? Когда читала книгу, встречалась с подругами, просто отдыхала?
Все мое время уходило на чужих детей и чужие проблемы.
Антон стоит в дверях.
— Лиля, ну нельзя же так с семьей...
— Твоя семья, — говорю я. — Не моя.
— Как это не твоя? Мы же женаты!
— Женаты. Но это не значит, что я должна решать проблемы твоей сестры.
Он молчит. Понимает, что я права, но признать это не может.
Вечером звонит Оксана. Антон говорит с ней долго, тихо. Я слышу обрывки фраз: «она устала», «не хотела обижать», «найдем выход».
Выход... Интересно, какой выход они найдут? Будут приносить детей тайком?
Через несколько дней снова звонок. Оксана, но голос другой — виноватый, неуверенный.
— Лиля, можно поговорить?
Она приходит одна. Сидит на кухне, крутит в руках чашку с чаем.
— Я не подумала, что тебе тяжело... — начинает она.
— Не подумала или не хотела думать?
— Наверное, не хотела. Мне было удобно.
Хотя бы честно.
— Понимаешь, мне кажется, что я уже забыла, как быть одной с детьми. Постоянно ищу, кому бы их пристроить.
— Оксана, это твои дети. Ты их мама.
— Знаю. Но так сложно... Они не слушаются, капризничают. А у тебя всегда получается их успокоить.
Получается... Потому что я трачу на это все свои силы. Потому что после их визитов у меня болит голова и дрожат руки.
— Я не против помочь иногда, — говорю я. — Но не постоянно. И не в качестве бесплатной няни.
Она кивает.
— Я понимаю. Прости.
Мы пьем чай в тишине. Я смотрю на нее и думаю — может, и правда можно найти баланс? Может, она поймет?
Прошло два месяца
Оксана звонит редко, спрашивает, как дела, приглашает в гости. Дети стали более спокойными — видимо, она наконец взялась за их воспитание.
А я... Я снова читаю книги. Хожу в театр. Встречаюсь с подругами. Чувствую себя живым человеком, а не автоматом по присмотру за детьми.
Антон все еще иногда намекает, что я была слишком жесткой. Но я не жалею. Иногда нужно сказать «нет», чтобы не потерять себя.
Вчера встретила Оксану во дворе. Она гуляла с детьми, терпеливо объясняла Мите, почему нельзя кидаться камнями. Поймала мой взгляд и улыбнулась.
Не той улыбкой, которую я помню, — настоящей.
— Лиля, подожди! — окликнула она меня. — Мне нужно тебе что-то сказать.
Я остановилась. Оксана подошла ближе, дети побежали к качелям.
— Помнишь, как я тогда сказала, что иду к врачу? — начала она тихо.
— Помню. А потом оказалось, что на свидание.
— Да... — Она замолчала, собираясь с духом. — Лиля, я работаю. Уже полгода. По ночам.
Мир перевернулся. Я смотрю на нее и не могу поверить.
— Что?
— Убираю офисы. С десяти вечера до шести утра. Единственная работа, которую смогла найти без образования. Поэтому и просила присмотреть за детьми — спала днем.
— Почему не сказала сразу?
— Стыдно было. Думала, что ты осудишь. Что скажешь — вот видишь, какая из тебя мать.
Я стою и не знаю, что сказать. Все мои обиды, вся злость... А она пахала по ночам, чтобы прокормить детей.
— Оксана, а свидания?
— Выдумка. Просто хотела казаться нормальной. Успешной. — Она смотрит на детей. — Знаешь, сколько я зарабатываю? Двадцать тысяч. На троих.
Я киваю, не в силах произнести ни слова.
— Я не хочу, чтобы Антон знал, — добавляет она. — Он же всегда считал меня неудачницей. А тут еще и уборщица.
Мы стоим в тишине. Дети смеются на качелях, а я думаю о том, как легко мы судим других, не зная правды.
— Оксана, я...
— Не нужно извиняться. Ты была права. Я действительно злоупотребляла твоим терпением.
Оксана забирает детей и уходит. А я остаюсь стоять во дворе, переосмысливая все, что произошло.
Сегодня утром она позвонила. Голос дрожал от волнения.
— Лиля, меня перевели на дневную смену! Теперь буду работать секретарем!
Я плачу от радости. А потом понимаю — теперь, когда я знаю правду, все изменилось. Или нет?
Завтра Оксана снова приведет детей. Но теперь я буду встречать их по-другому. Или все-таки нет?
А может, важно не то, что я узнала правду, а то, что сказала «нет» тогда, когда было нужно?
Иногда жестокость оказывается добротой. А иногда — просто жестокостью.