Федя, а что это у тебя за борщ такой? Холодный совсем.
Смотрю на мужа, а он как-то странно на меня глядит. Сидит за столом, ложку в руках крутит, а сам будто не здесь. Уже полчаса молчит, только чавкает иногда.
— Нормальный борщ, — буркнул он, не поднимая глаз.
— Да я не про вкус, Федя. Про температуру говорю. Остыл совсем, а ты его так старательно ешь.
Вот тут он ложку на стол положил и посмотрел на меня таким взглядом... Будто решился на что-то очень важное. И сердце у меня екнуло, потому что за двадцать семь лет брака я этот взгляд хорошо изучила. Такой у него бывал, когда премию не дали или когда машину поцарапал.
— Тань, мне надо тебе кое-что сказать.
— Говори, — отвечаю, а сама уже мысленно прикидываю, что случилось. Может, опять денег потратил на рыбалку больше, чем договаривались?
Федя глубоко вздохнул, отодвинул тарелку с борщом и сложил руки на столе.
— Я встречаюсь с другой.
Честное слово, сначала не поняла. То есть слова-то расслышала, а смысл как-то не дошел. Сижу, смотрю на него, а в голове пустота какая-то.
— С какой другой? — спрашиваю, и голос мой звучит как-то не так, будто чужой.
— С женщиной одной. Из нашего отдела. Лена ее зовут.
Лена. Та самая Лена, про которую он последние месяцы то и дело рассказывал. Лена сказала, Лена посоветовала, Лена думает... А я, дура, радовалась, что у мужа коллега хорошая появилась.
— Как это встречаешься?
— Ну, как... Встречаюсь. Уже четыре месяца.
Четыре месяца! Получается, когда мы к его маме на день рождения ездили, он уже с ней встречался. И когда дачу красили вместе, и когда внука в садик первый раз вели...
— И что теперь? — слышу свой голос как будто со стороны.
Федя замялся, начал что-то мямлить про то, что не планировал, само получилось, а она понимает его лучше. Обычная ерунда, которую все изменщики говорят.
— Федя, к делу ближе. Что ты хочешь?
— Я хочу развестись, Тань. И жениться на ней.
Вот тут меня как током ударило. Не просто погулять захотел на стороне, а жениться! В пятьдесят четыре года жениться на какой-то Лене!
— Да ты с ума сошел! — вскочила я с места. — У нас дети, внук, квартира, дача! Двадцать семь лет вместе прожили!
— Понимаю, Тань. Но я больше не могу. Мне с ней хорошо. Она меня слушает, не пилит постоянно...
— Не пилю?! — голос мой, видимо, на всю квартиру разнесся. — Это я тебя пилю? Кто тебе рубашки гладит? Кто за твоей мамашей больной ухаживает? Кто внука каждые выходные сидит?
— Тань, не кричи. Давай спокойно поговорим.
— Спокойно? — смеюсь я, а слезы уже по щекам текут. — Ты мне двадцать семь лет жизни посвятить предлагаешь спокойно обсудить?
Федя встал из-за стола, подошел ко мне, руку на плечо положить хотел, а я отстранилась.
— Не трогай меня.
— Тань, я не хотел тебя расстраивать. Но лучше честно сказать, чем врать дальше.
— Честно? — фыркнула я. — Честно было бы четыре месяца назад сказать, а не тайком по углам шмыгать!
Тут он опять за свое принялся. Мол, сам не ожидал, что так получится. Познакомились на работе, сначала просто общались, потом поняли, что подходят друг другу.
— А я, значит, не подхожу?
— Подходила. Раньше. А теперь мы стали разными. Ты все время недовольная, вечно что-то не так...
— Да что ты говоришь! А может, потому что я недовольная, что чувствовала — ты от меня отдаляешься? Женская интуиция, знаешь ли, штука тонкая.
Федя промолчал, уставился в пол. А я стою, смотрю на него и думаю: вот он, мой муж. Лысоватый уже, брюхо отрастил, очки на носу. На принца не похож совсем. И что в нем эта Лена нашла?
— Федь, а она-то что, замуж за тебя хочет? Или ты сам решил?
— Хочет. Мы уже все обсудили.
Все обсудили! Значит, пока я ужины готовила и за его бельем стирала, они там будущую семейную жизнь планировали.
— И что же вы там наобсуждали?
— Тань, зачем тебе это знать? Только расстроишься еще больше.
— Уже больше некуда. Говори.
Федя снова сел за стол, взялся за ложку, но есть не стал. Просто в руках держал.
— Она снимает однокомнатную квартиру. Хочет, чтобы мы вместе съехали. Найдем что-то побольше.
— На мои-то деньги? Или она миллионерша?
— На общие. Я работаю, она работает...
— Федь, ты же понимаешь, что квартира наша совместно нажитая? Половина моя по закону.
Тут он как-то весь съежился.
— Понимаю. Но ты же не выгонишь меня на улицу? Мы же цивилизованные люди, договоримся как-нибудь.
Договоримся! Он меня бросает ради молодой любовницы, а я должна еще и жилье ему предоставить!
— А дети что скажут? — спрашиваю. — Сын, дочка? Они же тебя уважают, любят.
— Скажу им правду. Взрослые уже, поймут.
— Поймут, — повторила я. — Конечно. Особенно Машка поймет. Она же сама недавно развелась, знает, каково это.
— Маша справилась. И ты справишься.
Вот тут меня окончательно проняло. Сидит передо мной человек, с которым я полжизни прожила, детей родила, и спокойно так рассуждает, как я без него справлюсь.
— А внук? Костя твой любимый? Он деда спрашивает постоянно, когда приедешь, подарки требует...
— Костю я не брошу. Буду видеться с ним, подарки дарить.
— По выходным, да? По графику? Как разведенные родители?
— Тань, не драматизируй. Люди разводятся, ничего страшного.
Ничего страшного! Для него, может, и ничего. А для меня вся жизнь рушится.
Я села обратно за стол, посмотрела на его тарелку с остывшим борщом и вдруг спросила:
— А она готовить умеет?
— Кто?
— Лена твоя. Готовить умеет?
— Умеет. А что?
— Борщ варит?
— Варит, наверное. А какая разница?
— Да никакой, — махнула я рукой. — Просто интересно. Сколько ей лет?
Федя замялся.
— Тридцать восемь.
Тридцать восемь! На шестнадцать лет меня моложе! Теперь понятно, почему он такой воодушевленный. Старый козел, вторую молодость почувствовал.
— Красивая?
— Тань, зачем ты себя мучаешь?
— Отвечай. Красивая?
— Да. Красивая.
Встала я из-за стола, подошла к зеркалу в прихожей. Смотрю на себя: волосы седые уже наполовину, морщины, фигура не та, что в молодости. Пятьдесят два года, как-никак. А она тридцать восемь и красивая.
— Таня, не надо так, — услышала голос Феди за спиной. — Ты тоже красивая. Просто мы с тобой...
— Что — мы с тобой?
— Устали друг от друга. Бывает такое.
Устали! Я-то может и устала. От его храпа по ночам, от того, что носки грязные по всей квартире разбрасывает, от вечных рассказов про работу. Но не настолько же, чтобы к другому мужику бежать!
— Федь, а ты подумал, что будет, если у тебя с этой Леной не сложится? Останешься ни с чем.
— Сложится. Мы подходим друг другу.
— Как знаешь, — говорю я и иду на кухню. Борщ его холодный в раковину вылила, тарелку помыла. Руки заняты, а голова работает.
Значит, так дело обстоит. Двадцать семь лет замужества коту под хвост. И что теперь делать? Рыдать, умолять его остаться? Или гордо голову поднять и сказать: проваливай к своей красавице?
— Тань, — Федя на кухню зашел, — давай без скандалов. Мы же взрослые люди.
— Без скандалов, говоришь? — оборачиваюсь к нему. — А что, по-твоему, скандал? Если я сейчас посуду об стену начну бить?
— Не надо посуду бить. Давай просто спокойно все обсудим.
— Обсуждать нечего, Федя. Ты уже все решил. И когда съезжать планируешь?
— На следующей неделе. Лена уже новую квартиру присмотрела.
На следующей неделе! Как быстро все у них получается. Видимо, не только квартиру присмотрели, но и мою реакцию просчитали.
— Вещи сам соберешь или помочь?
Федя удивленно на меня посмотрел.
— Ты что, не будешь возражать?
— А смысл? Ты же уже все решил. Значит, надо этим жить.
Честно говоря, сама удивилась своему спокойствию. Внутри все горело, а снаружи вроде как ничего. Наверное, шок такой.
— Тань, спасибо тебе. Я думал, будет сложнее.
— Да не за что. Только условие у меня есть.
— Какое?
— Детям сам скажешь. И маме своей тоже. Я не буду за тебя оправдываться.
— Конечно, сам скажу.
— И еще. Квартиру продавать не буду. Если захочешь свою долю получить, через суд подавай.
Федя нахмурился.
— Тань, мы же договорились без скандалов...
— Это не скандал. Это мои условия. Не нравятся — твои проблемы.
Помолчали мы немного. Стоим на кухне, смотрим друг на друга, и такое ощущение, будто уже чужие.
— А может, не надо торопиться? — вдруг говорю я. — Может, это у тебя кризис среднего возраста? Пройдет?
— Не пройдет, Тань. Я уверен.
— Уверен, — повторила я. — Ладно. Значит, так тому и быть.
Федя еще постоял немного, потом ушел в комнату. Слышу, телевизор включил, новости смотрит. Как будто ничего не случилось.
А я села за стол, подперла голову руками и впервые за весь этот разговор дала себе волю. Плакала тихо, чтобы он не слышал. И думала о том, что же теперь будет.
Жить одной в пятьдесят два года — перспектива не из приятных. Работа у меня есть, правда, зарплата небольшая. Но на жизнь хватит. Дети взрослые, своими проблемами заняты. Внук... Костю жалко. Привык он к дедушке.
Встала я, чайник поставила. Чего-то сладкого захотелось. Достала из холодильника торт, который на выходные купила. Думала, вместе есть будем.
Пока чай заваривался, пришла мысль позвонить подруге. Но что ей скажу? Что муж меня бросил ради молодой? Стыдно как-то.
Налила чай, отрезала кусок торта и села обратно за стол. На том же месте, где час назад Федя мне о разводе сообщил. И подумала: а может, оно и к лучшему?
Честно говоря, последние годы мы действительно стали как чужие. Он с работы придет, поест молча, телевизор включит или в телефоне копается. Я по хозяйству хлопочу, с детьми созваниваюсь. Вечером рядом в кровати лежим, а каждый о своем думает.
Когда в последний раз мы по душам разговаривали? Или куда-то вместе ходили, кроме магазина? Не помню.
Может, он прав? Может, мы действительно устали друг от друга?
Допила я чай, торт съела и пошла в комнату. Федя на диване сидит, какой-то фильм смотрит.
— Федь, а можно вопрос?
— Можно.
— Что я делала не так? Ну чтобы ты к другой подался?
Он телевизор потише сделал, повернулся ко мне.
— Ты ничего плохого не делала, Тань. Просто мы стали разными. Ты все время чем-то недовольна: то я не так посуду помыл, то носки не туда положил, то громко чихнул...
— А она не недовольна?
— Нет. Она вообще спокойная. И веселая. С ней легко.
Веселая и спокойная. Ну конечно! У нее же нет мужа-разгильдяя, который носки под кроватью оставляет. И детей взрослых нет с их проблемами. И свекрови больной. Легко быть веселой и спокойной, когда ты любовница, а не жена.
— Понятно, — говорю. — А что ты ей про меня рассказываешь?
— Правду. Что ты хорошая, но мы не подходим друг другу.
— Хорошая, — усмехнулась я. — Спасибо за комплимент.
Федя вздохнул.
— Тань, я не хочу тебя обижать. Честное слово. Просто так получилось.
— Само получилось, да?
— Да.
Ушла я к себе в спальню, легла на кровать и стала в потолок смотреть. А в голове мысли разные крутятся. То злость на него, то на себя, то жалость к себе же.
Двадцать семь лет! Лучшие годы жизни! А теперь что? Одинокая разведенка в пятьдесят два? Кому я такая нужна?
Хотя... А может, и правда попробовать жить по-новому? Без этого вечно недовольного типа рядом? Захочу — в театр пойду. Захочу — подруг в гости позову. Никто храпеть рядом не будет, носки грязные по углам не разбросает.
И деньги мои будут. Не надо будет спрашивать, можно ли себе платье купить или к косметологу сходить.
Чем больше я об этом думала, тем лучше мне становилось. Да, больно. Да, обидно. Но жизнь-то не кончается!
Встала я с кровати, подошла к зеркалу. Выгляжу, конечно, не очень после слез. Но ничего критичного. Приведу себя в порядок, в спортзал запишусь, к парикмахеру хорошему схожу. Может, еще кто-то и заинтересуется.
Утром Федя ушел на работу как обычно. Поцеловал меня в щеку на прощание — по привычке, наверное. А я весь день думала, как дальше жить.
Первым делом решила детям позвонить. Не рассказывать пока про развод, а просто голоса их послушать. Созвонилась с Машей.
— Мам, привет! Как дела?
— Нормально. А у тебя как?
— Да все хорошо. Костя в садике, я на работе. Кстати, мам, а что с папой? Он какой-то странный стал последнее время.
— А что такое?
— Да не знаю. Вчера приехал к нам, а сам не здесь. И телефон постоянно проверяет. Раньше такого не было.
Значит, дочка тоже заметила. Умная девочка, ничего не скажешь.
— Может, на работе проблемы, — говорю уклончиво.
— Может быть. Мам, а вы не ссоритесь?
— Нет, доченька. Все нормально.
Соврала, конечно. Но что еще было сказать? По телефону такие новости не сообщают.
Потом сыну позвонила. Он в другом городе живет, реже видимся. Но и он что-то неладное почувствовал.
— Мам, а папа что, заболел? Голос у него какой-то усталый стал.
— Да нет, здоров. Может, действительно устал.
После разговоров с детьми стало еще тяжелее. Они ведь не ожидают такого удара. Для них мы — крепкая семья, которая всегда была и всегда будет.
Вечером Федя пришел поздно. Сказал, что задержался на работе, но я-то теперь знаю, где он задерживался. С Леной своей прощался небось.
— Федь, а когда ты детям скажешь?
— В выходные. Приеду к Маше, потом Андрею позвоню.
— А мне с тобой ехать?
— Не обязательно. Я сам справлюсь.
Справится он! Детям сердце разобьет, а потом к любовнице убежит утешаться.
— Нет, поеду. Машке поддержка нужна будет.
Федя кивнул и ушел в душ. А я сидела на кухне и представляла, как мы завтра к дочери приедем. Как он ей скажет, что папа и мама разводятся. Как она будет плакать...
Внука жалко. Он деда обожает. Каждый раз, когда мы приезжаем, сразу к Феде бежит, на руки просится. А теперь что? Видеться по расписанию будут?
Легли мы в тот вечер молча. Каждый на своей половине кровати, как два чужих человека. И я думала: последний раз мы так лежим. Завтра он вещи соберет и уедет.
Странно, но грустно не было. Скорее, пусто как-то. Будто большая часть жизни закончилась, а новая еще не началась.
Утром встала рано, завтрак приготовила. Федя из спальни вышел с большой сумкой.
— Самое необходимое беру, — говорит. — За остальным потом приеду.
— Бери сразу все. Незачем потом встречаться.
Он удивленно посмотрел, но спорить не стал. Пошел вещи собирать.
А я села за стол, налила себе кофе и вдруг подумала: а ведь вчера мы тоже за этим столом сидели. Он борщ холодный ел и собирался с духом, чтобы мне все рассказать. И жизнь еще была прежней. Один день — и все изменилось.
Федя вещи собрал, чемодан в прихожую вынес. Подошел ко мне, хотел что-то сказать, но я его опередила.
— Иди, Федь. И будь счастлив со своей Леной.
— Спасибо, Тань. Ты... ты хорошо все восприняла.
— А как еще? Удерживать тебя силой?
Он наклонился, поцеловал меня в макушку и ушел. Хлопнула дверь, и я осталась одна.
Села за стол, посмотрела на его пустую чашку и вдруг рассмеялась. Вот так просто и закончилось двадцать семь лет брака. За чашкой холодного борща все и решилось.