Глава ✓150
Начало
Продолжение
- Вам кажется, милостивый государь, что действуют от всего сердца, жизнью жертвуют и тонко чувствуют только князья, говорящие и пишущие по-французски, графы и им подобные барствуюшие господа?
Как будто вся русская жизнь этого страшного времени сосредоточилась в этих людях. Так уверяю Вас, это не так! Это даже совсем не так.
Марья Яковлевна Гиммисс, личная дворянка милостью Его Императорского Величества Александра Павловича в гневе отчитывала посмевшего отчитать её супруга Марии Михайловны Каменской-Ржевской, сразу после отступления Наполеона из Москвы приехавших то ли с проверкой, то ли с ревизией. Ох, не понравилось супругам состояние уцелевшего в огненном шторме дома и посмел он возвысить свой голос на девицу, в нем остававшуюся во всё время оккупации - могла и поболее сделать!
- Жизнь чиновников, купцов, семинаристов и мужиков Вам неинтересна и наполовину непонятна, жизнь аристократов по многим причинам сродства менталитетов, класса, образования и воспитания Вам понятна, интересна и мила. Но так ведь Россия не аристократом сильна, а мужиком. И поле Бородинское, на коем смешались их тела одинаково, это подтвердило. Уверяю Вас, что, хотя мужиков там было куда больше, никакого отличия их в посмертии от людей благородных я не увидела.
И простые бабы голосили по своим мужьям и братьям с не меньшей болью, скорбью и горем, чем боярыня Тучкова по своему драгоценному Сашеньке.
Для Вас Бородино - это всего лишь сгоревшая в пепел деревня, принадлежавшая Денису Давыдову и место страшного сражения, обескровившего неприятеля. Для нас, людей простых, это место сокровенное, место намоленное и горькое, и беда будет, коли опять тут землю под хлеб запахивать станут. Горек он будет от боли, скорби и крови, землю сию пропитавших.
Так и пепел пожара Московского опалил души всех москвичей: и тех, кто успел уйти из заповедного города, и тех кто полтора месяца почти жил здесь, под пятой захватчика, безжалостно грабившего всё, до чего руки дотянутся.
А ведь для нас, быдла по-вашему, люда подлого, вы, дворяне и они - супостаты, говорите на одном языке - иноземном! Так кто вы?! Русские вы или французы всё таки, преклоняющиеся перед культурой народа, в храмах православных конюшни устраивающего, обдирающего с одинаковой жадностью жемчуг и каменья с окладов икон и мешок заплечный калики перехожего...
На Бородинском поле свыше трех месяцев оставались не захороненными более 100 тысяч погибших людей и 28 тысяч лошадей. От такого количества гниющей плоти вблизи тех мест невозможно было находиться. "Воспоминания сержанта Бургоня" ярко живописают картины увиденного на героическом поле : «16-го мы выступили спозаранку и днем переправились через какую-то речонку, очутились на знаменитом поле сражения, все еще покрытом мертвыми телами и обломками разного рода.
Кое-где из земли торчат руки, ноги, головы; почти все трупы принадлежат русским – наших, по мере возможности, мы всех предали земле. Но так как все это было сделано на скорую руку, то наступившие вслед затем дожди размыли часть могил. Нельзя себе представить ничего печальнее, как зрелище этих покойников, уже почти утративших человеческий образ».
С середины ноября 1812 года в Калужской губернии начался голод. Многие села так и не смогли собрать урожай. Не было ни лошадей, ни подвод – все отдали армии. Вспыхнули эпидемии гнилой горячки, сыпного тифа и кровавого поноса.
Вам слышать сие неприятно, Мария Михайловна, что вы носик прикрывает платочком?! Так люди эти ещё зиму пережить должны, до нитки обобранные. Более четверти населения, около 200 тысяч человек, вымерло, вся торгово-промышленная деятельность в Калуге замерла. Однако для вас трагедия Калужской губернии ноября 1812 осталась незамеченной на фоне торжеств по случаю изгнания армии Наполеона из пределов Российской империи.
Но тот самый русский мужик, после изгнания неприятеля вновь взявшийся за заступ и лопату, чтобы, шатаясь от голода, предать земле и своих, и чужих павших, вновь становился собственностью своего барина, бежавшего в иные имения и теперь требующего от него и оброка, и барщины. Не все поступили согласно совести и человеколюбия, как Анна Алексеевна Орлова-Чесменская, не только на год отменившая подати, но и кормившая своих крестьян из поместий, от Войны пострадавших. Сотни, если не тысячи подвод с хлебом, зерном, репой, картофелем, капустой, живой птицей и скотиной отправила она из поволжских своих поместий в подмосковные свои владения без всякой платы или долговых обязательств.
Сейчас конец ноября, милостивый государь! А задумывались ли вы, чем кормились всё это время дворовые люди Вашей тёщи и я сама, многогрешная? Вы смеете меня отчитывать?!Богом клянусь, отчёт мой услышит токмо Анна Павловна и ничьи более уши, а далее я покину и её. Волею Государя мне вотчины пожалованы и люди мои ждут свою хозяйку.
Засим не имею к Вам более никаких вопросов и прошу покинуть усадьбу, пока не представлены Вами доверительные письма владелицы его, графини Каменской.
И, развернувшись так, что потрёпанная линялая ткань муслиновая нежного персикового ранее цвета платья обернула её стан винтом, широким шагом покинула гостиную.
Белели на шелковых обоях светлые пятна там, где ранее висели картины, поцарапанный паркет уже начали ремонтировать и заливать мастикой восковой. Зато парк перед особняком уже очистили от изрубленных и обгорелых деревьев, начали заменять разбитые стёкла и горелые рамы.
Всё это теперь - не её забота. Долг Маши перед Анной Павловной исполнен сполна..