Глава✓139
Начало
Продолжение
*Лайки - только после прочтения, а комментарии - в любой момент!
Сладкий сон мистера Фицуильяма Дарси был прерван громким стуком в дверь.
Ни один уважающий себя британский лакей или дворецкий не позволит себе такой вопиющей дерзости! Но этим русским варварам всё нипочём.
Не взирая на то, что джентльмен не откликается, ибо мало ли чем может быть занят благородный джентльмен, малолетний шельмец просто высадил дверь.
- Пожар, сударь! Одевайтесь быстрее, пока все не погорели.
Одеться быстро для племянника английского графа - просто неприемлемое предложение. Как он себе это представляет?
И пусть к щёголям себя Дарси не относил, но одеться красиво любил. По одёжке встречали не только в России.
В первой трети столетия самыми востребованными предметами одежды уважающих себя денди были бриджи или штаны в обтяжку, иногда - со штрипками, чтобы бирючины ни в коем разе не задирались. Вы помните, что длинные брюки носили только в почти экстремальных условиях: война, волнения, дорога? Ну ещё на прогулках и днём.
Вечерний костюм предполагал бриджи и чулки: одежды, подчёркивающие мужские стати. А многие ли могут похвастаться красивыми ногами?
Вот и придумали для представителей сильного пола накладки на известные места: ягодицы бедра и и́кры. Мешочки холщовые набивались песком и привязывались там, где выпуклостей было недостаточно. Иногда, правда, швы лопались и тогда звучала страшная для представителей сильного пола фраза: "Батенька, да из вас песок сыплется!". Если сей конфуз происходил на бале, то на репутации можно ставить крест - о нём непременно новость распространится среди знакомых и незнакомых, благодаря любви британцев к написанию писем.
К счастью, любовь Фицуильяма к верховой езде сформировала красивые ноги, которыми он искренне гордился, но искривить их - не успела. Но корсет! Дарси питал к нему особую склонность. Благодаря этому шедевру портновского искусства, его фигура отличалась несгибаемой статью. Одевался он на нижнюю рубашку, а поверх него ложилась белоснежная рубашка из ирландского льна с высоким стоячим воротничком.
Жилетка и фрак дополняли образ спокойного, уверенного в себе человека. Ибо попробуй резко повернуть голову в том, что на шее наверчено!
Щеки подпирает высокий накрахмаленные воротник рубашки, на шее элегантным бантом завязан шейный шёлковый платок (cravat). Процедура элегантного укладывания всех складочек сего аксессуара могла занимать около часа. Но куда торопиться джентльмену? Он одевается, и весь мир подождёт.
Выглядело это довольно комично, причем не только для нас, живущих в 21 веке, но и для многих современников. И всё же подчеркнутое внимание к одежде в среде истинных британских джентльменов носило совсем другой смысл, и было связано скорее с внутренней дисциплиной, чем с желанием выделиться.
Но русский мальчишка, ворвавшийся в комнату, не стал ждать, пока джентльмен созреет до решения, что ему надеть: нанковые панталоны или суконные бриджи, он просто схватил весь ворох мужских одежд вместе со стулом, на котором они висели, и выскочил за дверь. Пришлось Фицуильяму Дарси бежать за юным варваром в одной ночной рубашке длиной почти до пят. Из соседней комнаты выбежал Чарльз Бингли - этот щеголял в роскошном шёлковом халате, купленном его супругой в Архангельске, и поймал мальца, отобрав стул и платье друга.
Переглянувшись, два хладнокровных британца устремились спасать своих дам. В воздухе отчётливо пахло дымом, но треска пламени слышно не было - всё перекрывали крики людей снаружи и отчаянное испуганное ржание лошадей.
В спальнях леди не было, зато голос Элизабет доносился из их общей гостиной, спокойный и умиротворённый. Леди, одеваясь, хладнокровно руководила эвакуацией багажа. Мэри укладывала в дорожный саквояж последние гребни с туалетного столика, Джейн уже завязывала ленты капора и поправляла складки плаща. Всё просто, деловито и без ожидаемой истерики. А за окном их комнаты видно было далекое багровое зарево.
Всё понятно, горит не сам дом, пожар ещё далеко, пацан - просто паникёр, а два джентльмена предстали перед всеми в дезабилье. Хотя всем жителям этого дома было откровенно наплевать, как выглядят гости. Пожар - он и есть пожар. Спасайся, кто может!
Но паники не было. Тот же малец бодро вёл под руки по лестнице старушку в пышном белоснежном капоте и чепце, а она, опираясь высохшей ручкой на его крепкую загорелую руку, ещё умудрялась руководить воцарившимся хаосом.
- Петька, Колька, Ванька - к пруду. Таскайте воду и дом снаружи поливайте. Машка и Танька! - две девицы с косами в руку толщиной выросли возле повелительницы, как из под земли. - Пулей на скотный двор, за скотину головами ответите. Коней и коров в овраг гоните, там ивняк густой и сыро.
Те синхронно кивнули и исчезли. Она обернулась к мальчишке, от возбуждения приплясывающему у неё под рукой.
- Беги к Сёмушке, Стёпка, глянь, что там. Никак старый дурень не угомонится, слава Богу, дождь накануне прошел хороший, сильно заняться не должно.
- Вам, господа, - она обернулась к своим незваным гостям, - я не советчица, но всё же рекомендую одеться. Ежели желаете уехать, держать не стану. Горит явно неподалёку, скорее всего, в Ивановке, опять их барин, Семён Аркадьевич, с электрическими опытами забавляется. Горит у них частенько, все привыкли. Извините, если потревожили ваш сон, но всегда лучше перебдеть, чем недобдеть.
- Мадам, вы так отменно говорите на английском. - Элизабет не могла скрыть восхищения, - как истая англичанка.
- Так я англичанка и есть. Элизабет Филдинг, а ныне Елизавета Самборская, разрешите представиться. Супруг мой, Андрей Афанасьевич, служил в православной церкви в Лондоне, там и приметил меня, и руки попросил. А потом настоятелем Софийского собора в Царском Селе служил, ещё при матушке-Екатерине, а заодно преподавал Закон Божий, агрономию и английский язык великим князьям Александру и Константину.
Так я в России и укоренилась. Интересная я вам скажу, страна, нескучная.
- Миссис Самборская..
С вежливым поклоном джентльмены откланялись, чтобы через четверть часа явиться затянутыми во фраки и в длинных дорожных нанковых панталонах со штрипками.
- Елизавета Яковлевна, попрошу, или проще - госпожа Самборская. - Отмахнулась дряхлая дама от вежливых норм бывшей родины. - Отвыкла я за эти годы от всех мисс и миссис. Тут обращений поболе будет: барыня, сударыня, госпожа, мадам, матушка, боярыня, попадья, даже порой вашим степенством кличут.
- Но неужели вам никогда не хотелось вернуться на родину?
Дама неожиданно рассмеялась звонко и совершено по-девичьи откинув голову назад.
- Нет, конечно! Что я там забыла? Я слишком много видела в Лондоне боли и грязи, чтобы стремиться туда. Здесь куда интереснее и больше. Всего больше: расстояний, земли, лесов, людей. Больше возможностей.
Вы в Британии никогда не забудете о своем статусе. Вам не дадут о нём забыть. Никогда в Англии торговец не станет лордом, какие бы тысячи фунтов он не зарабатывал. Его дети, в какой бы престижной школе они не учились, никогда не смогут встать на одну ступень со своим знатным одноклассником.
Здесь это пусть и не в порядке вещей, но случается куда чаще, чем можно себе представить.
Вчерашняя кухарка завтра может открыть собственный ресторан и это никого не шокирует. Россия - страна безграничных возможностей для упорных людей.
Слушая эту немощную даму, Элизабет пристально смотрела в окно, где зарево понемногу опадало, чтобы скрыть слёзы, что неожиданно набежали на глаза. Дарси тоже посматривал в окно, одновременно оглядываясь на супругу, которую, он видел, ранили слова говорливый миссис Самборской.
Как ни любила она Дарси, как ни старалась покорить свет, но его родственники и друзья в Лондоне смотрели на неё, пряча снисходительные усмешки с разной долей успешности, а дамы расточали ядовитые комплименты, больно ранящие душу. Разумеется, оставлять едкие колкости без ответа Элизабет Дарси себе позволить не могла - она дерзила в ответ, с не менее сладкой вежливой улыбкой на устах. Но кто сказал, что ей это нравилось? Увы, Свет - это в первую очередь поле битвы, серпентарий, в котором жалить словом - великое искусство, а остроумие введено в разряд важнейших дамских талантов.
- В Лондоне я была нищей сиротой, - продолжала откровенничать старушка, - дочерью столяра. На что я могла рассчитывать? Благодаря красоте - в лучшем случае стать женой нищего работяги или содержанкой лорда. Тут я - уважаемая дама, вхожая в императорский дворец. Неожиданно, правда? В том же самом дворце Екатериниском любой талантливый человек мог выбиться в люди, или стать уважаемым членом высокопоставленного общества. Никого не шокировал тот факт, что супруга учителя великого князя в юности чистила на рынке рыбу.
- Этот мальчик... Он будет наказан за то, что устроил шум? - миссис Бингли уже успела снять и капор, и плащ, и теперь, устроившись в покойном кресле, смотрела на светлеющее небо, затянутое то ли облаками, то ли дымом. Дряхлая дама только рукой, больше похожей на птичью лапку, махнула.
- Конечно, нет! Он сам из бывших Сёмушкиных людей, они привыкли к пожарам, то и дело горит деревня, вот и всполошился. Их барин электрическими опытами увлекается, как гроза приближается, так в колокольню в его сельце то и дело молнии бьют.
Батюшка уж и святил её, и анафемой физику грозился, а всё одно то и дело занимается. Год назад от его опытов так горело, что экспериментатор часть моего леса попортил Семён Аркадьевич им и ещё десятком мужиков за потравленный лес расплатился.
- Простите, - Джейн так и подобралась вся, - он расплатился людьми, как рабами?!
- Так они и есть рабы. Крепостные. Здесь в собственности не только земли, как и в Англии , но и люди, на той земле проживающие.
И пусть вас не обманывают ни этикет великосветских господ, ни европейские моды. Изысканная дама после бала за промашку с выбором причёски не погнушается свою горничную на конюшню отправить, на порку. А вельможа, с вами вежливо раскланивающийся в обществе, в собственном доме гарем содержит из тех же дворовых девок. Под одной кровлей с законной супругой и детьми, и те слова против сказать не смеют - он в своём доме господин. Впрочем, в моей родной Британии такое тоже случалось, не станем лукавить.
А уж коль мы все не спим благодаря этому юному горластому пожарному, не стоит ли нам почаёвничать? - Тонкий звон серебряного колокольца призвал слугу, одетого в великолепную ливрею, который с глубоким поклоном сообщил, что в восточной столовой уже как раз накрыли к завтраку и милости просим откушать, чем Бог послал.
То, что барыня назвала таким скромным именем, скорее подходило английскому обеду среднего размера семейства, чем ранний завтрак. На столе дымил уже ставший привычным самовар, в вазочках резного хрусталя - местного производства - истаивали мёдом нарезанные крупными ломтями жёлтые соты, зеленело варенье из крыжовника, который тут величали берсенем, россыпью краснела вяленая в сахаре вишня, которую отчего-то называли киевским вареньем, и ещё множество видов ягод и плодов, вареных в меду. Золотистыми грудами парили поданные с пылу с жару маленькие пышки, носящие смешное название оладушки. К ним в хрустале подавалась белая, с легким кремовым оттенком, сметана столь густая, что больше походила на масло - ложка в ней буквально стояла. Ватрушки - маленькие лепёшки из сдобного теста с островком творога сверху, щедро смешанного со сметаной и яйцом. Шаньги - такие же лепёшки, но слегка смазанные сверху пюре из репы, тыквы или картошки. Но более всего на столе было калиток - маленьких - на один укус, открытых пирожков из ржаного теста с ягодами.
Всё это изобилие запивалось каким-то невероятным количеством чая под лукавым взглядом Елизаветы Яковлевны.
- Я так понимаю, господа, вы к нам в гости ненадолго, пока вашу шняву не починят? Не страшитесь ли ехать в стольный град и что вас там привлекает?
- Совершенно верно, мадам. - мистер Бингли очаровательно улыбнулся бывшей соотечественнице. - Мы очень надеемся, что наше судно совсем скоро сможет продолжить свой путь. А мы вновь получим возможность наблюдать невероятные красоты этого края. Если бы не многочисленные поселения и храмы, этот дивный уголок вполне можно было бы принять за Дартмур: те же холмы и обилие рек и болот. Скажите, не скучно ли вам тут одной, вдали от цивилизации и общества?
- Милый друг, вы очень учтивы, благодарю вас. Нет, я совершенно не скучаю здесь, я люблю уединение - слишком долго мне пришлось жить в Санкт-Петербурге, вращаться при дворе с его бесчисленными пустыми интригами. Здесь, среди этих лесов и бесчисленных ручьёв я обрела счастие и покой, и совсем скоро покину юдоль земную. И это вовсе не грустно - я привела в этот мир четверых детей, воспитала и вырастила троих. Они радуют меня визитами и стараются не утомлять своими хлопотами. Не все выбрали Россию, Александр в Англии остался, письмами матушку и батюшку радует.
Страшит меня иное - клубится гроза тревожная у границ России. Корсиканец стремится к мировому господству, всё ему мало, выскочке-прапорщику.
- Простите, но разве не лейтенантом он начал карьеру свою?
- Отнюдь! Прошение он подавал матушке-императрице, Екатерине Великой, с просьбой служить в армии Российской. Та не отказала, но по тогдашним правилам, на службу в российскую армию принимали военных чинов иных государств с понижением на один чин. Не пожелал Бонапарт служить под прославленными знамёнами прапорщиком. Так обиделся, что решил до величия государыни допрыгнуть - императором стал.
Да только забыл слова, что любой трон маслом отменно намазан: заскочить на него можно - удержаться на нём великий труд и умение. А теперь вот на Россию-матушку, мне родиной ласковой да щедрой ставшую, зубы точит.
Устала я господа, почивать пойду, разрешите откланяться. - пожилая дама тяжело выбралась из-за стола и направилась к лестнице, устало опираясь на клюку, вырезанную искусно из корня неведомого дерева. - А вы отдыхайте, чувствуйте себя, как дома, н меня, старую, не оглядывайтесь. С разными скоростями мы с вами живём. А пожелаете, так можете к Семёну Аркадьевичу, экспериментатору электрическому, в гости наведаться. Для вас, молодых, это интересно будет.
Продолжение будет...
P.S. Элизабет Филдинг, супруга Андрея Афанасьевича с 1768 года, скончалась в 1794 году.