Накануне важного разговора
Тамара прижалась лбом к прохладному стеклу и уставилась во двор. Качели скрипели на ветру — те самые, на которых она качалась сорок лет назад. А сейчас, в свои пятьдесят восемь, снова собиралась бежать к папе. Как дура.
Завтра решалась судьба её работы в школе. Новый директор намекал на сокращение старых кадров, а до пенсии ещё два года. Тридцать три года она преподавала русский язык и литературу, воспитала сотни учеников. Но теперь это, видимо, никого не интересовало.
Как начать жизнь заново после пятидесяти? — думала она, доставая телефон.
Она достала телефон, нашла номер отца и несколько минут смотрела на экран. Виктор Семёнович жил в соседнем районе, в той же квартире, где Тамара выросла. После смерти мамы пять лет назад он замкнулся в себе, стал ещё более резким и неприступным.
- Может, сходить к нему? Посоветоваться? — подумала Тамара. Всё-таки отец. Должен поддержать.
— Глупости, — пробормотала она себе под нос, но номер уже набрала.
— Алло, — раздался знакомый сухой голос.
— Папа, это я, Тома. Можно к тебе заехать? Хочется поговорить.
Пауза. Тамара слышала, как отец покашливает — курил он всю жизнь, несмотря на все её уговоры.
— Ладно, приезжай. Только не задерживайся, в девять новости.
Дорога к отцу
В автобусе Тамара вспоминала детство. Мама всегда была мягкой и ласковой, а папа — строгий инженер, который требовал от дочери только отличных оценок и правильного поведения. Похвалить мог только за пятёрку, да и то не всегда. А вот поругать — всегда находил за что.
«Не позорь фамилию» — говорил, когда она получила четвёрку по физике. «Делай как положено» — бросал, увидев её в джинсах. «Не выдумывай глупостей» — отвечал на любую её идею.
Когда Тамара поступила в педагогический институт, отец только хмыкнул: «Ну и зарплаты у вас там копеечные». Когда вышла замуж за учителя физкультуры Сергея, сказал: «Могла бы найти и поприличнее». А после развода через восемь лет добавил: «Я же говорил».
Но мама всегда сглаживала углы, объясняла: «Папа просто не умеет выражать чувства, он же любит тебя».
Теперь мамы не было, и между отцом и дочерью лежала пустыня недосказанности. Отношения с родителями — это всегда сложно, но Тамара надеялась, что с возрастом что-то изменится.
В родительской квартире
Виктор Семёнович открыл дверь в домашних тапочках и выцветшем спортивном костюме. Восемьдесят лет сделали его сутулым, но взгляд по-прежнему оставался острым и оценивающим.
— Проходи, — буркнул он, возвращаясь к телевизору.
Тамара разулась, прошла в гостиную. Ничего не изменилось с маминой смерти: тот же диван с вытертой обивкой, тот же сервант с хрусталём, который никто никогда не доставал. Только пыли стало больше.
— Чай сделать? — спросила Тамара, направляясь к кухне.
— Не нужно. Говори, зачем пришла.
Она села в кресло напротив отца, сложила руки на коленях.
— Папа, у меня на работе проблемы. Могут сократить. А я не знаю, что делать дальше.
Виктор Семёнович покосился на дочь, потом снова уставился в телевизор.
— И что я должен сказать? Работу потеряла — ищи новую.
— Мне пятьдесят восемь лет, папа. Кому я нужна? — голос Тамары дрогнул. — Я всю жизнь в школе проработала, других навыков особо нет. До пенсии ещё два года, а работы уже нет. Может, ты посоветуешь что-нибудь? Или поддержишь просто...
Поддержка — это не слова утешения, а готовность разделить чужую боль как свою.
Отец медленно повернулся к ней. На лице мелькнуло что-то похожее на раздражение.
— Поддержу? А с чего это я должен тебя поддерживать?
— Как с чего? — опешила Тамара. — Ты же мой отец.
— Отец — это только биологически, — сухо произнёс Виктор Семёнович. — Я тебя не звал. Ты просто родилась.
Тишина после удара
Что-то хрустнуло внутри. Не сердце — что-то ещё более важное. То, что держало её рядом с ним все эти годы.
— Повтори, — выдавила она.
— То, что есть. Детей не планировали с твоей матерью. Получилось — ну и ладно. Вырастил, выучил, на ноги поставил. Свой долг выполнил.
Виктор Семёнович говорил спокойно, как будто читал сводку новостей. Будто дочь для него — просто знакомая, которая зашла на огонёк.
— А про любовь ты забыл? — Тамара с трудом сдерживала слёзы.
— Какую любовь? — хмыкнул отец. — Это в кино бывает. В жизни — обязанности и ответственность. Я свою часть выполнил.
Тамара встала. Ноги подкашивались, но она заставила себя идти к прихожей.
— Томка, ты куда? — окликнул отец, но голос звучал равнодушно.
Она не ответила. Надела куртку, ботинки. Виктор Семёнович так и остался сидеть в кресле, уставившись в телевизор.
Дорога домой
В автобусе Тамара смотрела в окно и пыталась осмыслить произошедшее. «Я тебя не звал. Ты просто родилась». Эти слова крутились в голове, как заевшая пластинка.
Она вспомнила, как в детстве пыталась заслужить папину похвалу. Приносила только пятёрки, помогала маме по дому, никогда не шалила. А он всё равно оставался холодным и отстранённым.
«Может, мама права была — он просто не умеет выражать чувства?» — думала тогда маленькая Тамара.
Теперь она поняла: мама ошибалась. Чувств не было.
Странно, но боль постепенно притупилась. Вместо неё появилось что-то новое — злость. Тамара даже удивилась: а ведь она на него злится. Впервые в жизни.
Иногда самые жестокие слова оказываются самыми честными.
Утро решений
Проснулась Тамара рано, но чувствовала себя отдохнувшей. Заварила кофе, села к окну с чашкой в руках.
Сегодня разговор с директором. Раньше эта мысль вызывала панику, а теперь — странное спокойствие.
Уволят — найду что-нибудь ещё. Может, частные уроки давать буду. Или в детский сад устроюсь. До пенсии два года — можно и потерпеть.
Телефон зазвонил. На экране высветился номер отца.
Тамара смотрела на звонящий телефон и чувствовала... ничего. Никакой привязанности, никакого желания ответить. Звонок прервался, через минуту снова зазвонил.
Она выключила телефон.
В школе директор Анна Владимировна встретила её с кислым лицом. Они прошли в кабинет, сели за стол.
— Кадры сокращают, Тамара Григорьевна. Бюджет урезали, нужно экономить на зарплатах...
— А что, если я сама уволюсь? — вдруг сказала Тамара.
Директор удивлённо моргнула.
— То есть как?
— По собственному желанию. Сегодня. Чтобы вам проще было с отчётностью.
— Ну... — Анна Владимировна явно не ожидала такого поворота. — Если вы сами согласны, то да, это упростило бы процедуру. Компенсацию выплатим, конечно.
Новое начало
Через неделю к Тамаре пришла бывшая коллега Наталья. Подруга принесла пирожки и не могла понять её спокойствия.
— Томочка, ты с ума сошла? Тридцать три года стажа! Можно было бороться, в профсоюз обратиться...
— Не хочу я бороться, Наташ, — улыбнулась Тамара. — Устала. Пора изменить жизнь после пятидесяти.
— А что теперь делать будешь?
— Не знаю пока. Но впервые за долгие годы это меня не пугает. Справедливость восторжествовала — я больше не завишу от чужого мнения.
Наталья покачала головой и ушла. А Тамара заварила себе чай покрепче. На столе лежал отключённый телефон — за неделю отец звонил раз десять. Но она больше не чувствовала необходимости отвечать.
Когда перестаёшь ждать любви от тех, кто её дать не может, освобождается место для тех, кто готов её дарить.
В дверь позвонили. Тамара открыла — на пороге стояла соседка Елена Ивановна.
— Тамара, можно зайти? — спросила пожилая женщина. — Слышала, что с работы ушли. Хотела узнать, как дела. И предложение одно есть.
— Проходите, чай пить будем, — искренне обрадовалась Тамара.
Они сели на кухне, разговорились. Елена Ивановна рассказывала про внуков, про дачу, спрашивала про планы. Тамара поймала себя на мысли, что давно не чувствовала такого тепла.
— А я вот слышала, — сказала соседка, допивая чай, — у меня знакомая в центре социальной помощи работает. Говорит, людей с педагогическим образованием ищут. Социальными работниками.
— А что это за работа? — заинтересовалась Тамара.
— С пожилыми людьми работать, с семьями. Говорят, педагоги хорошо подходят — умеют с людьми общаться, терпеливые.
— Интересно, — задумалась Тамара.
Вечером она села за компьютер, стала информацию искать про социальную работу. Оказывается, нужны курсы переподготовки — месяц всего. Психология, основы работы с людьми.
А почему бы и нет? В пятьдесят восемь можно начать новую жизнь.
Через месяц
Тамара вышла из метро и направилась к зданию центра социальной помощи. Сегодня у неё собеседование на должность социального работника. Курсы переподготовки она закончила на прошлой неделе — месяц пролетел быстро.
По дороге зазвонил телефон. Незнакомый номер.
— Тамара Григорьевна? Это Анна, соседка вашего отца. Виктор Семёнович в больнице лежит, инсульт случился.
Тамара остановилась посреди улицы. Прохожие обтекали её, как камень в реке.
— А когда это было? — голос у Тамары стал ровным.
— Три дня назад. Он ваш номер не помнит, я в его записной книжке нашла. Тяжело ему, говорить почти не может.
Тамара посмотрела на здание центра, где её ждало собеседование. Потом на часы.
— Спасибо, что сообщили, — сказала она спокойно.
— Так вы приедете?
— Нет. Не приеду.
— Как не приедете? Он же ваш отец!
— Он сам сказал, что я ему никто. Просто родилась. А теперь пусть справляется сам.
Тамара выключила телефон и пошла дальше. У входа в центр она остановилась, поправила причёску и вошла внутрь.
На собеседовании всё прошло отлично.
— У вас будет много сложных случаев, — предупредила заведующая. — Пожилые люди, которых бросили дети. Готовы с такими работать?
Тамара подумала об отце, лежащем сейчас в больнице. И ответила твёрдо:
— Готова. Я понимаю и тех, и других. И, может быть, смогу кому-то помочь наладить отношения, пока не поздно.
Заведующая улыбнулась:
— Тогда добро пожаловать в команду. Начинаете с понедельника.
Можно ли простить такую фразу от родного человека? Или это точка невозврата?