Окончание дневника поездки Игнатия Христофора Гвариента, посла императора Леопольда I к Царю Петру I, в 1699 году, веденный секретарем посольства Иоганном Георгом Корбом
7, 8, 9, 10 и 11 мая 1699. К большой нашей радости, присланы по почте всемилостивейшие императорские бумаги "о нашем отзыве". Почти в час ночи поднялась страшная буря: гром, молния, дождь и неимоверно сильный ветер свирепствовали всю ночь.
12 мая 1699. Калмык, татарский посол, имел честь получить царское угощение, довольно скудное и сообразное с калмыцкими обычаями. Между тем, 4-м отцам францисканцам, дозволен проезд через Персию в Китай. Хотя Царь и приказал "доставить их даром по водному пути и снабдить съестными припасами на всю дорогу до Каспийского моря", однако Голицын, наместник царств Казанского и Астраханского, который, по своей должности, обязан был, по выезде Царя в Азов, принять этот труд на себя, не хотел ни в чем оказать им пособия.
По этой причине пришлось господину чрезвычайному послу принять на себя все эти расходы: плату за место на барке, снабжение достаточным количеством съестных припасов, вином, пивом, водкой, мясом, хлебом и мукой.
Он один, по христианской любви, щедро снабдил путешественников всем нужным для такой дальней дороги, и, отцы францисканцы, получив обильное продовольствие, отправились в дорогу.
13 и 14 мая 1699. Получено верное известие, что думный дьяк Емельян Игнатьевич Украинцев, назначенный от Его Царского Величества чрезвычайным послом, поплывет Черным морем в Константинополь, и что Его Царское Величество будет с ним путешествовать до Киммерийского Босфора (Таврического пролива), или Феодосийской пристани.
Об этом посольстве для заключения мира, которое Прокофий Возницын, по гордости и неблагоразумию своему, не умел выполнить, один москвитянин выразился так: "Мне это дело представляется, будто бы умного послали чинить стекло, разбитое дураком."
Думный Андрей Артамонович (Матвеев), отца которого, мятежные стрельцы выбросили из окошка Кремлёвского замка, и убили его копьями, назначен обыкновенным послом при державнейших Голландских штатах, где, по царской воле, останется он на 3 года с женой и детьми. С ним поедут 8 боярских сыновей изучать морскую службу и мореплавание во время пребывания его в Голландии.
15 мая 1699. Пришли сюда по Волге 150 барок с ячменем и овсом, за коими следуют еще 340 с хлебом.
Известнейший при Дворе, по царской к нему милости, Александр (Меншиков), шептал что-то на ухо Царю, который, уезжая из Воронежа в Азов, уже находился в лодке. Царь был этим вдруг так рассержен, что дал своему докучливому советнику несколько пощечин, от которых тот упал замертво у ног разгневанного Государя.
Возмутившийся Азовский гарнизон так усилился от времени, что потребовал присяги от того, которого должен признавать властелином своей жизни и смерти; но могло ли быть когда-либо что-нибудь священное, неприкосновенное и непозволительное для тех, которые осмелились уклониться от власти Государя.
Напротив, их решимость на все, что только может предупредить их погибель, ими же самими приготовленную, приносит облегчение сим несчастным в бедствии, которому они, по собственному нечестию, подверглись.
Царь хотя и негодовал по справедливости на то, что унижает свое достоинство, однако же, подчиняясь необходимости, не отринул предложенных бунтовщиками условий и согласился на предложенную ему присягу, чтобы только упорным отстаиванием прав царского величия не навлечь на себя больших опасностей.
Царь снизошел до уговоров со своими подданными и дал присягу, которую они ему предложили, в том, что "он своей честью и царским словом ручается всем стрельцам города Азова, что они не будут подвергнуты ни какому наказанию". Но не знаю, сдержит ли Царь свое "вынужденное обещание"; потому что, если принуждают противозаконно Государя к каким либо уступкам, то он, через взаимное нарушение закона, старается возвратить себе то, что у него похищено, и цари не думают, чтобы противозаконное принуждение могло быть для них законом.
16 и 17 мая 1699. Несколько дней продолжались постоянные дожди, от которых улицы в Немецкой слободе сделались непроходимы: они усеяны повозками, глубоко увязшими в болоте, из которого лошади не могут их вытащить.
19 мая 1699. Здесь весьма торжественно отправляли большой русский праздник Св. Николая, покровителя московской земли. В этот день считают неприличным и неуместным отказывать себе в вине и водке, потому что русские полагают, что чем более праздник, тем более они имеют права предаваться пьянству и разным другим наслаждениям.
Сегодня ночью г-н датский посланник, возвратился из Воронежа; при его въезде в городские ворота произошел спор: требовали денег за солдат, данных царем в провожатые посланнику, а посланник не хотел платить за них.
Между прочими рассказами, датский посланник сообщил, что в Воронеже какой-то москвитянин обвинял в измене двух немецких полковников, но ни темница, ни жесточайшие истязания в застенке, не могли их принудить сознаться в преступлении, возводимом на них доносчиком.
Тем временем русский раскаялся в том, что сделал ложный донос, и с той же смелостью, с какой прежде обвинил перед Царем невинных, сказал ему: "немцев понапрасну мучили; они невинны; я из зависти обвинил их в столь большом преступлении." Царь так был разгневан этой бесчестностью криводушного человека, что, приговорив его к заслуженной им казни, пожелал собственноручно отрубить преступнику голову.
Солдаты Преображенского полка распределены по кораблям. Говорят, что из всего царского флота самый красивый корабль тот, который сделан собственными руками Царя и его любимых бояр.
24 мая 1699. Бранденбургский резидент прибыл к боярину Льву Кирилловичу Нарышкину, для переговоров. Боярин заставил резидента ждать себя целый час в передней; наконец, выйдя в переднюю и зная, что там его дожидаются, Нарышкин, при виде своего посетителя, представился удивленным, что его там нашел и гордо спросил его жестким голосом: "Чего хочешь?".
Резидент отвечал на это: "Знай, что я не пришел просить тебя о куске хлеба. Если думаешь, что уважение, которое я моим приходом тебе оказываю, тебя недостойно, то впредь не буду брать на себя труд посещать тебя".
Неожиданная суровость сказанных в ответ слов взволновала боярина, и потому тот ответил резиденту еще более жестким и почти презрительным тоном: "Ты камер-юнкеришка, как ты смел мне это сказать". С не меньшей вспыльчивостью отвечал и резидент: "Я Камер-юнкер моего всепресветлейшего Государя, и этим горжусь. Если ты, по своей гордости, считаешь cие звание за низкое, то возвысить его можете тот, который меня прислал: но едва ли можете он дать такое высокое достоинство, чтобы оно, по надменности твоей, не показалось тебе низким".
27, 28 и 29 мая 1699. Сапер Урбан освобожден, наконец, из грязной темницы, в которой претерпел продолжительное заточение, и возвращен к свободе прежней жизни, и хотя, по именному указу Царя, во внимание к ходатайству за него господина посла, он должен был быть освобожден был всякого выкупа, однако же, он принужден был заплатить 15 рублей дьяку и писарям. В московском царстве никто не может быть охранен от этих гарпий.
30 в 31 мая 1699. Сюда приведены под стражей 150 стрельцов из Азовской крепости.
3, 4, 5 июня 1699. Г-н Иоанн Казагранде, миссионер, состоявший при венецианских кораблестроителях, был отправлен год тому назад в Воронеж с г-ном бароном фон Бургсдорфом, ездившим в Азов. Миссионер этот скончался в Воронеже; тело его, отосланное, по царскому приказу, в Москву, привезено в тот же месяц и день, в который покойник выехал из города по долгу св. миссии, которую исполнял похвально и в назидание для тех, которых был пастырем.
Тело покойного миссионера похоронено в саду императорских миссионеров, вблизи места, отведённого для погребения Гордонов. При похоронном шествии сопровождали тело и на панихиде находились чрезвычайный посол со всеми, состоящими при нем и со многими другими католиками.
6 июня 1699. Сегодня, в праздник Пятидесятницы, русские священники благословляли кустарники и листья деревьев; они только в этот день молятся Богу на коленях, в прочие же праздники, в продолжение года, стоя прямо, приносят Богу обычные молитвы. Они объясняют это тем, что Апостолы и все ученики нашего Спасителя падали ниц на землю во время Сошествия Св. Духа; следуя этому преданию, они благословляют все плоды земли.
8 и 9 июня 1699. Господин чрезвычайный посол отправился в монастырь Светлого Воскресения (Новоиерусалимский), находящийся в шести немецких милях от Москвы.
Монахи чина Св. Василия старались с похвальной заботливостью почетно принять господина посла. Они вынули из садка живую рыбу и подносили с щедрой вежливостью пиво, водку в кушанья, приготовленные по русскому обыкновению; это радушное гостеприимство объясняется тем, что царское министерство поручило их хлебосольству этих гостей.
В монастырь, окруженный большими стенами, были мы введены каким-то монахом; нам показали трапезную всего братства и келью каждого монаха; последние слишком малы. Храм этот, громадное и достойное внимания здание, стоил огромных издержек патриарху Никону, и представляет в точности вид церкви, находящейся в Иерусалиме на горе Голгофе, разные часовни которое приводят на память страдания Христа.
Когда мы осматривали этот храм, пришел к нам Виниус с бранденбургским резидентом; мы с ними здесь обедали. За столом, кроме какого-то поляка, принявшего русскую веру и знающего латинский язык, находились еще другие монахи высших степеней.
После обеда отправились мы в имение Виниуса, отстоящее отсюда на несколько миль. Дом его, хотя построен из мелких кирпичей, однако же, вполне удобен и имеет прекрасный вид на обмывающую его стены речку и открытые на большом пространстве поля. Мы находили особенное удовольствие, наслаждаясь катаньем в лодке и ловлей сетями рыбы; это нас тем более занимало, что мы знали, что пойманная нами рыба будет служить для нашего ужина.
Во всем гостеприимстве хозяина видны были искреннее благоволение и чистосердечное радушие.
Спустя некоторое время, в продолжение которого мы развлекались приятной беседой, кушали рачительно приготовленный обед, и господин посол с нашим хозяином обходился по-приятельски, императорский министр с бранденбургским резидентом поехали обратно в Москву. Мы ночевали недалеко от села, называемого Ангельское (Архангельское), на даче, принадлежащей вышеупомянутому монастырю.
12 июня 1699. Сделав 4 мили, прибыли мы, около десяти часов утра, в Москву, в посольский дворец. В роще, за час езды от города, где обыкновенно бывает немецкое гулянье (Марьино), завязался такой жаркий спор между капитанами Эрхелем и принцем, что они взялись за сабли и нанесли один другому раны.
14, 15 июня 1699. Двое русских ушли из Банзины (?) к татарам, с целью сообщить им точнейшие показания обо всем флоте и хотя, как кажется, помощник комедианта, которого называют сотник, вовсе не виноват в том побеге, однако же, по приказанию Царя, отрешен на время от должности за то, что, по своей беспечности, не предупредил преступных намерений беглецов. Но найдется ли столь бдительный Аргус, который бы мог видеть все злобные замыслы изменников?
16 июня 1699. Великое шведское посольство приблизилось к пределам московским и потому посланы приказы к воеводам пограничных городов, чтобы приготовили, ради этого случая, 450 подвод.
20 июня 1699. Был ужасный пожар: сгорело два дома в немецкой слободе и несколько сот домов в городе.
21, 22, 23 и 24 июня 1699. Царь принуждает венецианских кораблестроителей к постоянной работе по постройке кораблей; их никогда не увольняют от работы, даже и на один час, чтобы они могли по обряду религии очиститься от грехов и приобщиться.
Недавно, как я говорил, умер их священник, и чтобы они не были лишены даже и этого годичного утешения, Франциск Эмилиани, царский миссионер в Москве, муж великой и благочестивой ревности, согласился охотно на их просьбы доставить им религиозные утешения, и министерство, по ходатайству господина посла, назначило ему четыре подводы для его поездки в Воронеж.
27 июня 1699. Один мальчик, пойманный в воровстве, посягнул, из боязни наказания, на самоубийство.
9 июля 1699. Москвитяне праздновали день Св. Апостолов Петра и Павла и вместе тезоименитство Царя, названного при крещении Петром.
Измайловский замок (IsmaIow агх) служит летним пребыванием царям, чтобы они могли в нем наслаждаться прекраснейшим временем года. Замок окружает роща, замечательная ем, что в ней растут, хотя и редко, но весьма высокие деревья; свежесть тенистых кустарников умеряет там палящий жар солнца. Г-н посол, желая насладиться видом этих волшебных мест, отправился туда.
За ним следовали музыканты, чтобы гармоническую мелодию своих инструментов соединить с приятным звуком тихого шелеста ветра, который медленно стекает с вершин деревьев. Царицы, царевич и незамужние царевны пребывали тогда в этом замке. Желая немного оживить свою спокойную жизнь, которую ведут они в сем волшебном убежище, они часто выходят на прогулку в рощу и любят гулять по тропинкам, где терновник распустил свои коварный ветви.
Случилось так, что августейшие особы гуляли, когда вдруг долетели до их слуха приятные звуки труб и флейт: они остановились, хотя и возвращались уже в замок. Музыканты, видя, что их слушают и что их игра нравится, старались играть еще приятнее, соперничая между собою в том, чья игра заставит всепресветлейших слушателей долее оставаться на месте. Князья царской крови, с четверть часа, слушая симфонию музыкальных инструментов, похвалили искусство всех артистов.
10, 11 июля 1699. Мальчик, католического исповедания, литовец, сманенный обещаниями русских, бежал с нашей поварни к какому-то русскому князю, с намерением принять русскую веру, дабы получить право на руку женщины, которую обещали ему под эти условием.
Князь Репнин (Аникита Иванович), начальник пеше-конных солдат, не знаю, по какому-то случаю, со своими холопами нагло напал на городскую стражу и стал вырывать у ней знамя, но прапорщик нашелся очень удачно: он принял его с копьем, и многие другие ранены в этой свалке.
Недалеко от дома Нарышкина вспыхнул вечером пожар и превратил в пепел 130 домов, принадлежащих как благородным лицам, так и простонародью.
13 июля 1699. По приказанию первого министра, приведен к господину послу недавно бежавший мальчик.
Верительные грамоты возвращаются самим Царём, но когда он в отсутствии, то входит в круг обязанностей первого министра выдавать оные от имени Государя и по его приказанию. Из всех обычных церемоний ни одна не была упущена: они совершились в зале Кремлёвского дворца, назначенной для церемоний этого рода.
Прибыли пристав и подконюший с толмачом; был царский экипаж, запряженный шестью лошадьми, и лошади по обыкновению были в сбруе, блестящей золотом и серебром; рота пеше-конных воинов увеличивала процессию; везде многочисленные ряды стражи отдавали честь, делая оружием на караул и распустив знамена.
По возвращении грамоты, первый министр и посол взаимно передали друг другу то, что один желал сообщить Императору, а другой хотел довести до сведения Царя; наконец господин посол поручил благосклонности Царя себя, всю свою свиту, императорских миссионеров и все католическое общество, пребывающее в Москве, и когда Царская милость была всем от боярина обещана, дьяк Посников сказал:
"Его Царское Величество удостаивает вас, г-н посланник, всей своей милости: по Его приказанию, Вы получите не только обычное угощение, но также пристава, охранных воинов и подводы до границ московских и литовских; одним словом, вам будет щедро дано все, что только понадобится для полного вашего удовольствия".
По окончании этой речи, господин посол вручил секретарю, возвращенную от имени Царя, грамоту и, сопровождаемый с изысканнейшей вежливостью первым министром и его сыном до самого крыльца, на котором стояли солдаты, построенные в ряды, сел с приставом в царскую карету. Секретарь посла, сидя на богато убранной лошади, держал перед собой полученную обратно грамоту, завернутую в шелковый платок с золотыми украшениями на краях, так что все могли ее видеть.
Царевич, вдовствующая царица и княжны царского дома смотрели с любопытством из своих окошек на наш въезд в Кремль и выезд из оного.
13 июля 1699. К нам прибыл дьяк Яков Никонов, вследствие жалобы некоторых из наших служителей, с которыми часовые обошлись неучтиво. Сначала были допрашиваемы обвиненные пеше-конные воины, и все восьмеро приговорены дьяком к наказанию батогами, несмотря на знатность их происхождения; они были благородные.
15 июля 1699. Все вместе и каждый порознь из тех, которые, участвуя в церемониалах вчерашнего царского угощения, конференции и увольнения, должны были принять на себя какую либо обязанность или труд, с нетерпением ожидали награждения от господина посла, и были, сообразно своему званию, наделены от него щедрыми подарками.
16, 17 и 18 июля 1699. Русские отправляли праздник иконы Казанской Божьей Матери. Вот как русские объясняют учреждение этого праздника. Все московское войско во время осады Казани видело, как икона, которой москвитяне, под вышеприведенным именем покланяются, постоянно висела в облаках, и потом, по взятию этого города, спустилась с облаков на землю, и тогда москвитяне подняли ее с благоговением, и с тех пор постоянно приносят ей поклонение.
19 и 20 июля 1699. Вчера и сегодня посол делал прощальные посещения. Прежде всего, был он у тех лиц, с которыми находился в дружеских сношениях. Посланы были в подарок первому министру, Льву Кирилловичу Нарышкину, портреты, изображающие, в естественной рост, Их Императорские Величества, Императора и Императрицу, Всепресветлейшего короля Римского и всепресветлейшего эрцгерцога Карла.
21 и 22 июля 1699. Сегодня кончили мы последние прощальные посещения знакомым нашим в Немецкой слободе, и делали приготовления к завтрашнему выезду. Первый министр уже несколько раз приглашал господина посла приехать в его имение Фили (Filii), находящееся в нескольких верстах от Москвы.
Возвращение императорского посольства из московского царства в Вену 23 июля 1699 года.
Российский Двор заявил господину послу свое желание, чтобы он имел церемониальный выезд из Москвы, и хотя господин посол не соглашался на то, чтобы Московский Двор заявлял свою дружбу его Государю столь новым в необыкновенным способом, но это было напрасно: на его многократные протесты московское министерство отвечало ссылкой на повеление Его Царского Величества, в силу которых должно было оказать господину послу, при его отпуске, такие почести, которые не были еще оказаны никакому министру.
Видя это, посол, подав торжественный протест, в предостережение того, чтобы москвитяне при Императорском Дворе, ссылаясь на эти необычные церемонии, не стали заявлять притязания на то, чтобы с ним обращались, вопреки существующему обычаю, предоставил москвитянам решение того, как его чествовать при его выезде.
Церемониал, наблюдавшийся при этом, был такой же, как тот, по которому совершился его въезд. По переулкам города, наполненным везде несметным множеством народа, достигли мы до берегов Москвы. Проезд через деревянный мост не был совершенно безопасен, так как мост занимает только середину реки и ни одним концом не касается берега; поэтому въезд на мост и спуск на берег представлял немалую опасность.
Дурная постройка мостов подобного рода не представляет, по мнению москвитян, никаких неприятностей, или же весьма незначительные, хотя не раз уже случалось, что проезжие, не предвидя, что подъезжали к неожиданно встретившемуся им на дороге обрыву, подвергались несчастью.
Ямская слобода, предместье извозчиков находится по сю сторону реки; пристав должен был проводить посла до конца этого предместья; здесь остановился экипаж, распрощался пристав, и тем кончились все церемонии.
29 июля 1699. По весьма неровной дороге доехали мы до Вязьмы. Город и крепость довольно обширны; постройка деревянная. Здешний воевода ни одного из нас не хотел пустить в город, основываясь на указе царя Михаила Фёдоровича, уже устаревшем и почти вышедшем из употребления при новом устройстве государства.
Здесь получили мы вторую перемену подвод и первую конвоя солдат. Господин посол, во внимание того, что сопровождавшие нас до этого места солдаты принадлежат Гордону, дал им несколько империалов. Река Угра (?) течет под этим городом; переправившись через эту реку, проезжали мы мост, называемый полуторамилевый, да и вся дорога за Вяземкой до крепости Смоленска усеяна бесчисленными, весьма длинными, мостами. Мы ночевали в лесу.
30 июля 1699. К обеду приехали мы в Семлёво. Русские праздновали день Св. Илии: они приводят поводом этому празднику то, что одно время, в продолжение трех лет с половиной, нигде в этой части московского государства не было дождя, но что наконец Бог, вняв мольбам жителей, ниспослал в этот день свою благодать. В вечеру мы доехали до села Чеботово (Царское Займище). Следующий пример покажет, как москвитяне бывают иногда бесчеловечны и необходительны.
У нас сломалась повозка, и для починки оной позвали мы какого-то поселянина; тот, вообразив себе, что здесь угрожает ему что-то очень недоброе, бросился в воду, вынул нож и уверял, что если кто осмелится приступить к нему, то он, чтобы спасти себя, будет им защищаться (?).
3 августа 1699. Господин посол сильно занемог, и потому мы позже тронулись с места; в дороге нужно было приготовлять лекарства, и болезнь увеличилась, когда мы приехали в Смоленск. Город этот, столица Смоленского княжества, расположен на берегу Днепра, имеет крепость, построенную из крепкого дубового дерева, а внутри оной храм на скале, посвященный Пречистой Деве.
Город же лежит в долине, окруженной со всех сторон холмами и обширными лесами. Господина посла приняли с большим почетом: у городских ворот новый пристав и две роты солдат, которые шли около его экипажа до отведённого ему на жительство дома, удостоившегося такого гостя. Когда, каждый занял назначенную ему комнату, послан был секретарь к воеводе, Петру Самойловичу Салтыкову, известить его о прибытии и выполнить другие церемониальные приветствия.
Тот также передал весьма вежливо свое приветствие и объявил, что лично прибыл бы сегодня к господину послу, если бы не опасался чрез это обеспокоить его, узнав, что он страдает какой-то болезнью.
Однако же, Салтыков прислал на следующий день, своего восьмилетнего сына, с целью получить более точные сведения о здоровье господина посла. Господин посол, уже не много оправившись от своей слабости, видя такую учтивость воеводы и желая выказать не менее его вежливости, отправился к воеводе вместе с его сыном. Там они дали много друг другу доказательства истинной дружбы.
5, 6, 7 августа 1699. Выехали мы из Смоленска и провели сегодняшнюю ночь на лугу. Мы остановились обедать в поле, не доезжая до села Толстики, - ночь провели мы за Досуговым. Прибыли в последнее московское село, которое одни зовут Гришино, другие Григорьевским. За этим селом, какая-то безыменная речка (Вохра?) составляет границу между Литвой и Московией.
Когда недавно, в 1684 году, заключался между этими сильными народами мир, был построен на этой речке дом, в котором посол каждой нации сидел на своей земле. Здесь попрощались с нами пристав и подводчики; на место подвод были призваны извозчики доставить наши пожитки в Могилев за плату двух империалов каждому; всех извозчиков было двадцать, 16 из Гришина и 4 из Кадина.
Господин посол, который наперед послал какой-то подарок губернатору этого пограничного городка, по приглашению, его отправился к нему. Нам же, раскинувшим наши палатки в поле за Кадиным, губернатор прислал рыбы.
Другие публикации:
- Каждый боярин обязан, по повелению Царя, внести 500 рублей на построение кораблей (Из дневника И. Г. Корба)