Из дневника поездки Игнатия Христофора Гвариента, посла императора Леопольда I к Царю Петру I, в 1699 году, веденный секретарем посольства Иоганном Георгом Корбом
Января 1 и 2 1699 года. Его Императорское Величество (здесь Петр I) созвал к себе в Преображенское всех бояр, для совещания с ними относительно войны и мира.
В Немецкой слободе нашли убитого крестьянина; тело его было покрыто ранами, нанесенными ножом: преступление это осталось не наказанным, так как не открылось никаких следов преступника.
Сегодня казнили, приведённых сюда из Азова мятежников: Пону, который был их соумышленником, Царь отрубил собственноручно голову.
Казнены шесть поддельщиков монет: им влили в рот расплавленную поддельную монету.
3 января 1699. У русских дню Рождества Господня предшествует шестинедельный пост; сегодня, накануне этого праздника, все рынки и перекрестки переполнены всякого рода мясом: в одном месте неимоверное количество гусей, в другом столько освежёванных боровов, что, кажется, было бы их достаточно на целый год; множество убитых волов, там стаи птиц разного рода. Было бы излишне перечислять все их роды: все, чего только пожелаешь, все найдешь.
Один боярин говорил в Преображенском слишком смело в присутствии Царя, за что был телесно наказан, и, без сомнения, боль от ударов твердо внушила ему, с какою почтительной речью должно обращаться к Государю.
4 января 1699. Его Царское Величество, посетив сегодня генерала Гордона (Патрик), которого болезнь удерживает в постели, сказал ему, что, "может быть, скоро придется заключить мир (здесь с турками), а потому, не худо было бы вывести корабли в море, пока еще не прекратились военные действия". Гордон хвалил решимость Царя, но заметил, что "прежде всего, следовало бы обеспечить себя относительно порта, иначе весь флот может сделаться игралищем ветров, или же добычею неприятелей".
Ответ Гордона, обнаруживавший слишком сильные опасения о неимении порта и могущих воспоследовать от того опасностях, не соответствовал великому духу Царя, а потому, пренебрегая из честолюбия благоразумным советом, Государь сказал: "Мои корабли найдут порт на море".
Шеин (Алексей Семенович), вследствие того, что он продавал чины, лишен впредь власти производить в офицерское достоинство; право это передано временно Гордону, как человеку, на которого можно более положиться; он, сейчас воспользовавшись этим, произвел капитана Штрауса в чин полковника и начальника стражи (vigiliarum).
5 января 1699. Его Царское Величество обедал у генерала Артамона Михайловича Головина.
6 января 1699. Одна женщина убила мужа и мать, и когда следователь спросил у нее, что "могло довести ее до совершения такого бесчеловечного поступка, и разве она не знает, как строго наказываются преступления этого рода", то она, к большому его изумлению, не выказывая ни малейшего страха, отвечала ему:
"Я недавно видела, как две женщины, за убийство мужа, подвергнуты были медленной смерти в ямах, и хотя не сомневаюсь, что и меня ожидает то же самое наказание, однако же, я ни о чем не прошу, будучи вполне довольна тем, что, убив мужа и мать, могу гордиться столь отважным делом".
Обыкновенная казнь в ямах увеличена для этой женщины еще тем, что ей сожгли члены.
8 и 9 января 1699. Царь сидел за обедом у князя Голицына, как вдруг внезапно сделалась тревога и повестили, что вспыхнул пожар, и что уже сгорел дом какого-то боярина. Царь тотчас встал из-за стола и поспешил на пожар. Здесь он не только распоряжениями своими способствовал к потушению огня, но даже рук своих не щадил; когда уже дом обрушился, то еще видели, как Государь трудился среди его развалин.
17-18 января 1699. Русские, отпраздновав вчера торжественно таинство Крещения Господня, сегодня отправляли празднество Св. Иоанна Предтечи. Многие из матросов, возвратясь на днях в Москву из Голландии, куда были не слишком давно отвезены, поженились здесь, хотя и оставили в Голландии законных жен.
Генерал и адмирал Лефорт (Франц Яковлевич), узнав об этом, запретил пасторам, священникам и миссионерам всех вероисповеданий и церквей обручать, или венчать, кого бы то ни было из его подчинённых, без его ведома и особого на то дозволения.
19 и 20 января 1699. Царский врач, Григорий Мартынович Карбонари де Бизенег, в то время как он у нас обедал, был вызван аптекарем Гозеном (Gosen) к больному монаху.
Луна уже взошла, а потому и кончился промежуток времени, в продолжение которого аптекарь пользуется здравым смыслом; потому что, не соблюдая обычных условий вежливости и забыв должное к хозяину уважение, вошел он без доклада в комнату, в которой обыкновенно кушает со своими гостями г-н императорский посол.
Нахальство аптекаря всех удивило, тем более, что он мало известен и что многие его не любят: никому ничего не говоря, указал он рукою на врача и повелительным мановением подозвал его к себе. Одного этого было уже достаточно, чтобы врач, оскорбленный таким поступком, ясно дал ему понять, что не желает иметь дела с сумасшедшим.
Пришедший тем более начал сумасбродничать и говорил, что "исполняет Царское приказание". Тогда г-н императорский посол, не доверяя его словам и будучи не в состоянии переносить долее подобного безобразия, приказал своим слугам вывести аптекаря из покоев и сказать ему, что "если он еще раз окажет таковую дерзость, то тогда она ему не пройдет безнаказанно".
Да и кто бы мог поверить, что человек, дошедший от повреждения ума до действительного бешенства, находится в царской службе? Тем более врач не мог придавать важности его словам, что "сейчас только возвратился сам от больного, которого он навещал по воле же Царя".
Но он от того пришел в исступление и с быстротой, свойственной безумным, побежал к Царю: явившись пред ним, начал громко кричать, что "Царское приказание пренебрежено, что его, аптекаря, обидели, и что врач позволил себе непростительное ослушание". Все его жалобы поддерживали все те, которые были близки к нему либо по свойству своему с ним (по браку?), либо по единству веры.
Их наговоры еще более раздражили Царя против невинного врача, так как они, не довольствуясь этим, приняли другие коварные меры, чтобы более вооружить Государя. Когда, посетив больного, врач пришел, по этому случаю, с донесением к Царю, то прапорщик, который обходил тогда стражу, нарочно задержал его часа два, прежде чем допустить к Государю, чтобы неизвинительное замедление его в прибытии к Царю возбудило в последнем еще более веры в клеветы, взведённые на него.
Последствием всего этого было то, что Царь не хотел даже выслушать врача, когда тот был наконец к нему допущен, но повелел ему, как "государственному преступнику, отправиться сейчас же в караульню, под стражу".
Под вечер проходило погребальное шествие с гробом недавно убитого капитана Шмидта, при котором и Царь присутствовал. Считаю нужным здесь заметить, как было безрассудно и вместе с тем соблазнительно для слушателей, что говоривший по обыкновению, надгробное слово, не устыдился сказать:
"Не подлежит сомнению, что покойник, погибший от чужой руки, будет наслаждаться вечным блаженством, а убийца его, если даже и избегнет наказания на этом свете, никогда не будет" избавлен от вечных мук".
Суждение это поистине достойно только той личности, которая его высказала.
21 января 1699. Боярину Федору Алексеевичу Головину, президенту царской аптеки, сообщено обстоятельное сведение о вчерашнем случае, т. е. "о безумии аптекаря и о невинности отданного под стражу врача", с тою целью, чтобы г-н Карбонари мог быть поскорее освобожден от задержания, так как показание доносчика не было справедливо.
22 января 1699. Хотя подданные московского Государя ропщут втайне на неудобство войны и с унынием ждут, когда вожделенный мир прекратит беспрерывные налоги, однако ж Царь до сих пор и не подумал о мире и постоянно занят войною; напротив, он даже предполагал, для дальнейшего продолжения войны, употребить все государственные силы.
По его повелению, сенаторы Царства обнародовали следующий указ: "Всем князьям до самого последнего стольника повелевается, по мере их возможности, составить ополчения из своих крепостных и быть готовым к скорому походу".
Вот как легко собирать в Московском Государстве большие войска!
24 января 1699. Сегодня проходило погребальное шествие полковника, начальника стражи, пристава, который недавно исправлял в Вене должность гофмейстера при великом московском посольстве (здесь вышеупомянутый капитан Штраус). Царь изволил тоже присутствовать при этом, а после был на похоронном обеде у генеральши Менезиус: отведав вино, которое подносили гостям, Царь нашел его кислым и без обиняков сказал, что "вино очень кстати при обеде, данном по случаю похорон".
25 января 1699. Царский врач, Карбонари де Бизенег, будучи освобожден сегодня из под стражи, спрашивал князя Ромодановского (Федор Юрьевич) "по какой причине он долее, чем следовало, содержался в караульне?". На это не получил иного объяснения, кроме следующего: "Только для того, чтобы вам более досадить".
26 января 1699. День рождения какой-то девицы из простого звания (говорят, дочери золотых дел мастера Монса) был удостоен присутствием Его Царского Величества, в доме её отца.
28 января 1699. Боярин Плещеев (Plesceow), во время своего путешествия (здесь по немецким землям), увидел мальчика Эрнеста Вильгельма фон Зейф (Seuff), и частью силою, частью ласками, склонив его отправиться с собою в дорогу, привез в Московское Государство. В Москве мальчик содержался очень дурно, кормился только квасом и хлебом, а если просил чего либо другого, то москвитяне били его головой об стену (???).
Хотя мальчику было не более 16 лет от роду, однако, боярин Плещеев, из опасения, чтобы он не усвоил себе каких либо дурных привычек, предлагал уже ему многих девиц, предоставляя выбрать из них самую красивую, но только с условием, чтобы он прежде принял русскую веру.
Этот мальчик в слезах прибежал к г-ну императорскому посланнику в первый день Рождества, и нашел у него убежище; но Царь, по внушениям боярина, просил посланника отпустить мальчика к нему в придворные служители, уверяя, что впредь он не будет испытывать никакой строгости, ни каких лишений, или притеснений относительно религии. Однако же сегодня мальчик получил полное увольнение и возвратился к г-ну посланнику.
Один английский купец приговорен к взысканию 1000 рублей за то, что брат его не уплатил по заемному письму 2000 рублей москвитянам, отъезжавшим из Англии в Каталонию. По справедливости, вся вина на стороне москвитян, потому что они сами требовали от него только 500 червонцев (?).
29 января 1699. Схватили 50 поддельщиков денег и как по следствию получены были достаточные доказательства их преступления, то они приговорены к наказанию плетьми (что называется кнутом) (Knuttas): это похоже на наказание палками, употребляемое в наших краях (здесь австрийских).
30 января 1699. Чрезвычайный посланник Бранденбургского курфюрста (Фридрих I) отправился к приему, вместе с приставом, в царских вызолоченных санях, которые были окружены двенадцатью царскими служителями, двумя пажами посольства и четырьмя скороходами; впереди ехали его чиновники верхом на царских богато убранных лошадях.
Заведующий посольским двором (marescallus) ехал перед санями, держа в руках верительную грамоту, завернутую в синий шелковой платок. Посланник был принят в доме, выстроенном на царский счет, и с царскою пышностью. В нем временно живет генерал Лефорт. Когда, по окончании обычных церемоний, Царь удалился, генерал радушно угощал г-на посла и бывших с ним вином.
Опять пойманы 11 денежных поддельщиков, из коих один повешен, прочие же наказаны кнутом.
31 января 1699. Нашли на улице убитого человека, которого тело было покрыто многими ранами и обагрено кровно; жена покойного, поместив останки его пред собою в повозке, повезла их домой с печальными и жалобными воплями.