Как ела и жила великая актриса, которая терпеть не могла гостей и обожала одиночество
Фаина Раневская знала цену словам — и продуктам. Великая актриса, афористка, одиночка. В её квартире не пили шампанское и не жарили котлеты под песни. Там была овсянка, кипящий чайник, стопка книг на табурете и окно, из которого она наблюдала за улицей, как за сценой.
Утро: овсянка, тишина, радио
Раневская вставала рано. На завтрак — почти всегда овсянка. «Она варила её долго, с молоком, иногда добавляла сливочное масло», — вспоминали соседи. Еду актриса называла «делом вторичным», но утренний ритуал был незыблем.
Пока кашка остывала, Фаина Георгиевна включала радио — слушала новости или старую оперу. Завтрак проходил молча, с кошкой на подоконнике.
Не пропустите:
Дом: бардак в шкафу, порядок в голове
Её квартира в Арбате была скромной, с облупленной мебелью и вечно перегоревшими лампочками. Книги стояли стопками — от пола до потолка. Могла быть немытая посуда и шерсть на кресле, но при этом — невероятный внутренний порядок. Всё нужное было под рукой, всё лишнее — за дверью.
«Я люблю, когда уютно, а не вылизано», — говорила она.
Обед: просто и по делу
Из еды предпочитала супы. Гороховый, картофельный, иногда куриный. Второе — чаще всего овощи, отварной рис или гречка. Мясо — только когда кто-то приносил. Часто ела в одиночестве, за книгой. Иногда — с соседкой, но гостей не терпела.
Чужие люди, даже знакомые, быстро утомляли её. Исключение — Марина Цветаева. Говорят, они когда-то делили хлеб и воспоминания в её кухоньке.
Вечер: чай с вареньем и горечь в голосе
Вечером — чай. Крепкий, в подержанном стакане с подстаканником. Иногда — с вареньем или ломтиком хлеба. Иногда — только с тишиной. Она не пила вина, не устраивала званых вечеров. Любила одиночество.
Но именно в этой тишине рождались её фразы — резкие, смешные, настоящие. Про жизнь, смерть и людей, «которые устают жить, потому что не знают, зачем».
«Я очень одинока. Но это не значит — несчастна»
Её дом — не как музей. Скорее как книга, забытая на полке. Без ремонта, без уюта в классическом смысле. Но в каждом углу — дух женщины, которая отдала сцене всё, а себе оставила только овсянку, чай и право не пустить в дом никого, кого не ждала.