Тот вечер запомнился мне не столько осенним дождём, хлеставшим в окна, сколько выражением лица таксиста, когда он увидел нашу коляску.
Его глаза, узкие и подслеповатые, вдруг округлились. Будто перед ним стоял не обычный городской двор с лужами и покосившимися качелями, а вооруженный грабитель.
Мы с мамой уже сорок минут тщетно пытались вызвать машину через приложение. То водители отменяли заказ, то система выдавала ошибку. Ребёнок, укутанный в синий комбинезон с медвежьими ушками, начинал капризничать, тыча пальцем в небо, где редкие звезды тонули в городской засветке.
— Давай позвоним в службу с диспетчером, — вздохнула мама, доставая из сумки старый телефон с потрескавшимся экраном.
Голос на том конце провода звучал устало и монотонно:
— Машина будет через десять минут. Номер ВАЗ-2174, серого цвета.
Дождь к тому времени усилился. Капли стучали по пластиковому козырьку детской коляски, словно торопя нас. Я прикрыла рёбенка краем одеяла, стараясь не думать о том, что впереди ещё долгий путь через весь город — от маминой хрущевки до нашей съёмной квартиры на окраине.
Когда такси наконец подъехало, первое, что бросилось в глаза — это грязные брызговики и потёртая наклейка на заднем стекле: "Не обгоняй — впереди зона".
Водитель, мужчина лет пятидесяти с одутловатым лицом, даже не заглушил двигатель. Он лишь приоткрыл дверь, высунул голову — и тут же резко дернулся назад, увидев коляску.
— Вы куда с этим? — буркнул он, указывая подбородком на моего сына, который как раз в этот момент пытался снять с себя варежку, чтобы потрогать дождь.
— До улицы Гагарина, — начала я, но он уже крутил руль, собираясь разворачиваться.
Мама, не выдержав, шагнула вперед и хлопнула ладонью по капоту:
— Ты чего, мил человек? Мы сорок минут ждали!
Таксист приоткрыл окно, и в лицо нам ударило тепло, смешанное с запахом дешевого табака.
— Без детского кресла штраф, — процедил он сквозь зубы. — Диспетчер не сказала, что ребёнок.
— Так можно же было сразу предупредить! — голос мамы дрожал от возмущения. — Мы бы другую машину вызвали!
Но водитель лишь пожал плечами, бросив взгляд на моего сына, который теперь с интересом разглядывал его через стекло.
— Мне бы ваши проблемы, — пробормотал он и резко сорвался с места, забрызгав нам ноги грязью с асфальта.
Мы стояли под дождем, глядя, как задние фонари его машины растворяются в темноте. Ребенок, почувствовав напряжение, начал хныкать, цепляясь за мою куртку мокрыми пальцами.
— Ну ничего, — прошептала я, прижимая его к себе. — Сейчас ещё одну вызовем.
Но внутри всё сжималось от обиды. Не от того, что нам отказали — в конце концов, правила есть правила.
А от того, как это было сделано. Без слов, без извинений. Будто мы были не людьми, а неудобным грузом, который вдруг оказался слишком тяжёл.
Мама, всё ещё дрожа от возмущения, достала телефон, чтобы снова позвонить в службу. Её пальцы дрожали, когда она набирала номер.
— Да, нам нужна машина, — говорила она, стараясь, чтобы голос не дрожал. — И да, у нас ребёнок. Без кресла.
Пока мы ждали, я думала о том, как много в жизни ситуаций, когда люди перестают видеть друг в друге людей.
Когда водитель видит только потенциальный штраф, пассажир — только нерадивого таксиста, и никто не замечает усталую мать, промокшего ребёнка, бабушку, которая готова заступиться за своих.
Новая машина приехала через двадцать минут. Водитель, молодой парень в очках, сразу вышел помочь сложить коляску.
— Садитесь, — улыбнулся он. — Я медленно поеду, чтобы не трясло.
И в этот момент, когда двигатель мягко заурчал, а запотевшие стекла отгородили нас от дождя, я вдруг поняла: мир не делится на черное и белое.
В нём есть место и для равнодушия, и для доброты. Главное — не позволять первому затмить второе.
Ребёнок, уютно устроившись у меня на руках, уже засыпал, посасывая пальчик. За окном мелькали огни города, отражаясь в лужах, как звезды в темной воде.
А я думала о том, что когда-нибудь расскажу ему эту историю — не как жалобу, а как напоминание: каким бы ни был путь, важно оставаться человеком.
Даже, если тебе кажется, что все вокруг — просто пассажиры, которых нужно довезти до места.