Здравствуйте, уважаемые читатели!
В прошлой статье мы с вами поговорили о том, кто такие "навьи", упомянутые в Повести временных лет под 1092 г. и определили, что этот сюжет семантически близок к преданию о Дикой Охоте, получившему широчайшее распространение в северной Европе. Приводим ссылку на этот текст ниже:
В настоящей заметке предлагаю более подробно поговорить уже о самой Дикой Охоте. Что представляло собой это поверье? Каковы были его корни? И как оно трансформировалось под воздействием христианства? Попытаемся ответить на эти вопросы ниже.
Возникновение легенды. Дикая охота в германо-скандинавской мифологии
Прежде всего, следует заметить, что миф о Дикой Охоте — один из самых загадочных и в то же время распространенных сюжетов европейской мифологии. Эта легенда сообщает о группе призрачных всадников, мчащихся по небу или земле с яростными криками и шумом. Их сопровождают гончие псы. И горе всякому, кто попадется им на пути... Различные варианты поверия получили распространение на обширной территории от Скандинавии до Великобритании. Особенно важное место сюжет занимает в германо-скандинавской мифологии.
В Германии и Скандинавии миф о шествии погибших воинов был тесно связан с культом верховного бога Вотана/Одина. В Старшей Эдде он именуется «отцом павших». Отмечается также, что Один собирает души героев для последней битвы. В «Речах Гримнира» (Grímnismál) Один, скрывающийся под именем Гримнир, описывает устройство мироздания, включая Вальхаллу — чертог, куда попадают павшие герои (эйнхерии). Каждый день они сражаются друг с другом, а вечером воскресают, чтобы пировать. Этот цикл битв будет повторяться вечно до самого дня Рагнарек, когда закончится этот мир и будет положено начало новому. В скандинавских сказаниях подчёркивается также роль Одина как психопомпа — проводника душ. Валькирии, его помощницы, не только забирают павших воинов, но и сопровождают их в потустороннем странствии, что перекликается с образами Дикой Охоты.
В сагах упоминает обычай ритуального объезда земель конунгом, символизирующего связь власти с божественным порядком. Возможно, этот обряд также каким-то образом связан с Дикой Охотой. С одной стороны, он мог быть своеобразной инсценировкой божественного шествия. С другой, - сама эта практика могла оказать влияние на формирование мифа о Дикой Охоте в том виде, который нам известен в настоящее время.
Таким образом, шествие Одина и его свиты в германо-скандинавской традиции является не просто фольклорным рассказом, а представляет собой элемент сложной космогонической системы. Оно воплощает в себе идею цикличности бытия, вечного круга жизни, смерти и возрождение. В этой дохристианской интерпретации миф лишен каких-либо негативных коннотаций. Категории добра и зла в нем отсутствуют в принципе.
Дикая Охота в британской фольклорной традиции
За право на авторство мифа о Дикой Охоте с германскими племенами борются кельты и их потомки валлийцы. В мифологии этих народов предание также существует, но имеет совсем иной облик. В дохристианский период оно тесно переплеталось с культом сидов (потусторонних существ) и представлениями о загробном царстве Аннун. У кельтов Охота ассоциировалась с праздником Самайн (31 октября), когда граница между мирами истончалась. Считалось, что в это время духи выходят на поверхность, а их кавалькады, возглавляемые королями Аннуна, увлекают за собой заблудшие души. Таким образом, цель шествия заключалась не в разрушении, а в поддержании баланса между жизнью и смертью. Его участники забирали тех, кто задержался в мире живых, и предупреждали о грядущих переменах. Предводителями Дикой Охоты становились самые различные персонажи. Это могли быть Гвин ап Нудд, являвшийся в кельтской мифологии проводником душ (психопомпом), и даже сам Араун, король Аннуна. Уже после принятия христианства функции предводителя Дикой Охоты иногда вверялись королю Артуру. Согласно преданиям, он спит под холмом, но в кризисные времена ведёт призрачных всадников, чтобы защитить Британию.
Обычно британскую и скандинавскую легенды рассматривают как две версии одного и того же предания. Действительно, подобную версию нельзя полностью исключить. В конце концов, в античные времена между кельтами и германцами существовали тесные контакты. Однако мне ситуация кажется не столь очевидной. Оба мифа сближаются между собой в основных чертах. И в британской, и в скандинавской версиях речь идет о процессии духов, которые могут забрать с собой живых. При этом легенды отличаются во всем остальном. В германо-скандинавской традиции шествие Одина связано в первую очередь с космогоническим мифом. В британском варианте легенды основное внимание уделяется связи охоты с переходом от жизни к смерти. Могли ли сложиться независимо друг от друга две похожие легенды? Данный вопрос остается открытым.
Дикая Охота у других народов
В античные времена кельты и германцы были двумя крупнейшими этно-языковыми группами в Европе. Поэтому не удивительно, что предание о Дикой Охоте получило широчайшее распространение. Фактически его знал весь европейский север. Тем более удивительно, что в других регионах оно имело крайне ограниченное распространение. Следует отметить существование легенды во Франции. Здесь ее предводителем нередко называли Роланда. В Каталонии предводителем Охоты называли герцога де Борха. У славян предание не было распространено. Легенда о Дикой Охоте фиксируются прежде всего в землях западных славян. Считается, что они заимствовали ее у германцев. Главная особенность западно-славянской версии поверья заключается в том, что она бедна деталями. Не конкретизируется состав Охоты, не всегда говорится о том, кто был ее предводителем. Еще сложнее обстоят дела с распространением этого мифа у восточных славян. Выше мы уже писали, что семантически близкая легенда представлена в Повести временных лет под 1092 г. Не исключено, что в восточно-славянской и балтийской традиции бытовали какие-то сходные поверия. На эти мысли наводит существование культа божества, которое славяне называли Волосом или Велесом, а литовцы - Вельнясом. С одной стороны, это божество ассоциировалось с лесами и охотой, а с другой - с миром мертвых. Скажу вещь, которая кому-то может показаться парадоксальной, хотя ничего парадоксального в ней нет. По своим функциям Велес близок к скандинавскому Одину. Можно даже полагать, что это разные интерпретации одного индоевропейского культа. Еще ближе он к кельтскому рогатому лесному богу Кернунну. Последний также был связан с Дикой Охотой, о чем речь пойдет ниже. Впрочем, предания, в которых Волос/Вельняс предводительствовал бы процессией, забирающей души, автору настоящих строк не известны. Если таковые найдете - пишите, пожалуйста, в комментариях. Буду признателен.
В связи с легендой о Дикой Охоте у восточных славян следует вспомнить также повесть В.С. Короткевича "Дикая охота короля Стаха", основанную якобы на реальной легенде, которую писателю пересказал этнограф Андрей Белорецкий, выступающий за одно и главным героем произведения. В начале XVII в. территория современной Белоруссии входила в состав Речи Посполитой. Польская знать творила на этих землях насилие и произвол. В поисках спасения крестьяне бежали в леса. В результате там образовалась своего рода лесная армия, которую возглавил шляхтич Евстахий Горский (король Стах). Целью своей он провозгласил обретение независимости от Речи Посполитой. Восстание закончилось с его гибелью. Горский был убит своим побратимом Романом Яновским. Однако вскоре он и его дружина явились в виде Дикой Охоты и покарали Яновского. Тот сошел с ума и утонул в болоте. Главная особенность Дикой Охоты здесь заключается в том, что она выступает как вершитель мести конкретному человеку.
Существовало ли подобное предание в Полесье на самом деле? Сложно сказать. Лично я достоверных сведений о нем не нашел и до первоисточника романа Короткевича не докопался. Однако следует заметить, что предание, содержащее сходные мотивы, существовало на Руси и в Средние века. Имею в виду легенду о Евпатии Коловрате, включенную в Повесть о разорении Рязани Батыем. Согласно повествованию монголы принимают Евпатия и его дружину за мертвых мстителей. В тексте говорится:
Евпатий так бился беспощадно, что и мечи притупились, и выхватывал <он мечи> татарские, и рубился ими. Татары думали, что это мертвые воскресли!
Разумеется, я не утверждаю, что в основу рассказа положен один из мотивов предания о Дикой Охоте. Я лишь фиксирую сюжетную параллель, которая могла возникнуть и самостоятельно.
Дикая Охота и христианизация
Принятие христианства наложило свой отпечаток на существующие представления о Дикой Охоте. В церковной традиции она стала ассоциироваться с сатанинскими силами, а ее предводителями нередко становились воплощения дьявола. Среди них следует отметить Самаэля, предводителя демонов и ангела смерти из талмудической традиции, а также Херна-охотника - персонажа английского фольклора, связанного, вероятно, с вышеупомянутым кельтским богом Кернунном. Первое его упоминание в таком качестве мы обнаруживаем в пьесе "Виндзорские насмешницы" у Уильяма Шекспира:
Я вам напомню сказку древних дней.
Охотник Герн, который был лесничим
В тенистом вашем Виндзорском лесу,
И после смерти навещает лес.
Зимою в полночь тихую он бродит
Вокруг большого дуба на опушке,
Огромнейшие острые рога
На лысой голове его ветвятся.
Он насылает порчу на стада,
В кровь превращает молоко коровье,
Деревья губит и крадет овец.
Его грехи на нем бряцают цепью.
И страшно слышать в полночь этот звон…
С младенчества мы сказку эту знаем.
Болтливая, седая старина
Её как правду внукам рассказала
Очевидно, великий драматург заимствовал известный в британском фольклоре сюжет и выполнил его литературную адаптацию.
В германо-скандинавской традиции сатана заменил самого бога Одина. На место мудрого вождя воинственных всадников пришел князь тьмы, охотящийся за душами грешников. Участниками Охоты становились теперь не великие воины, павшие в боях, а проклятые души. Именно с христианством связано представление о том, что всадники могут забрать души некрещенных людей. Если раньше поверие было связано со сменой сезонов (Самайн, Йоль), то теперь оно стало знаком божьей кары. Появление Дикой Охоты предвещало войны, чуму или смерть. В христианской традиции Охоту стали привязывать к «проклятым» локациям: местам битв, кладбищам, руинам церквей (например, в Корнуолле её связывали с пиратом Дрейком, похороненным в море). Церковь использовала древние мифы для укрепления своих позиций. Следы изначального смысла, связи с природными циклами и тайной смерти сохранились лишь в фольклоре.
Что послужило основой мифа о Дикой Охоте?
Итак, подведём некоторые итоги. На первом этапе своего существования предание о Дикой Охоте было тесно связано с языческими культами, посвященными плодородию, смерти и циклам времён года. Показательно в этом отношении то, что в дохристианской традиции Дикая Охота не всегда была зловещим знамением. Например, в Швабии и Тюрингии её появление связывали с будущим урожаем, а богиня Хольда (покровительница домашнего очага) считалась защитницей детей. Морализаторское звучание предание обрело лишь на волне христианизации. Однако откуда же взялся сам этот миф? Каков был механизм его появления? В историографии по этому поводу высказывались различные суждения. Исследователи мифологической школы связывали его возникновение с попыткой интерпретировать природные явления и катаклизмы. Высказывалось мнение, что Дикая Охота – это мифологизированное представления о тучах и ветрах, грозах и снегопадах, приходящих в конце осени. Дичь Водана-Охотника – звероподобные тучи, бич его – блеск молний. Иного мнения придерживались Крис Кершоу и Отто Хёфлер. Они считали Дикую Охоту – отголосками архаичных обычаев мужских союзов у гэльских и германских племен, когда дружины воинов-зверей загоняли жертву-дичь. Сохранившиеся фрагменты похожих обычаев фиксируются и в Британии, в форме мужских игр и шествий в районе осеннего равноденствия. Впрочем, возможно, что миф о Дикой Охоте формировался под воздействием множества факторов. Свое влияние на него оказывали сельскохозяйственные культы, особенности политической жизни кельтов и германцев, а также заимствования друг у друга фольклорных сюжетов. Именно сочетание этих факторов и породило одно из самых загадочных преданий европейского фольклора, которое под воздействием христианства приобрело зловещий облик.
