Не хотелось бы начинать настоящую статью с формулировки «часто к нам обращаются с вопросом…». Однако в данном случае подобное начало выглядит вполне обоснованным, поскольку с тем вопросом, который будет затронут в настоящей статье, к нам обращались действительно не один раз. Речь пойдет о загадочных событиях, которые произошли в Полоцке в 1092 году и описаны в Повести временных лет. Согласно летописному тексту в городе появились некие невидимые существа, которые поражали горожан язвой, и через некоторое время те умирали. Хронист именует их бесами, сами же полочане полагали, что это были навьи, т.е. мертвецы. Приводим ниже текст этого известия целиком:
В год 6600. В лѣто 6600. Предивно бысть чюдо у Полотьскѣ у мечьтѣ: и в нощи бывши тутенъ, стонаше полунощи, яко человѣци рыщуть бѣси по улици. Аще кто вылѣзяще ис хоромины, хотя видѣти, и абье уязвенъ бяше невидимо от бѣсовъ, и с того умираху, и не смѣяху излазити ис хоромъ. По сѣмь же начаша во дне являтися на конѣх, и не бѣ их видити самѣх, но кони ихъ видити копыта,и тако уязьвляху люди и его область. Тѣмь и человѣци глаголаху, яко навье бьють полочаны. Се же знаменье поча быти от Дрьюцька.
Здесь все более-менее понятно. В городе случился грохот, после чего по нему стали бродить бесы, поражающие язвой всех, кто выходил из домов. Потом они стали являться на конях. Причем самих их увидеть было не возможно, но были видны следы от копыт. Горожане предположили, что это навьи, т.е. мертвецы.
Более краткое сообщение содержит Новгородская I летопись:
В лѣто 6600 [1092]. Наидѣ рана на Полочаны, яко нѣкако бяше ходити по улицамъ, яко мнѣти вои множество, а конемъ копыта видѣти; да аще кто изъ избѣ вылазяше, напрасно убиенъ бываше невидѣмо.
Переводить это на современный русский язык — только портить. Речь идет о том, что полочане столкнулись с некоей «раной» — то ли болезнью, то ли нападением, то ли божьей карой. В контексте русского летописания подобные сообщения выглядят необычно. Следует иметь в виду, что средневековый хронист не был склонен к фантазиям. Он вносил в повествование лишь то, что ему сообщили. Как правило, эти события были вполне реалистичными. Исключение составляли вкрапления о чудесах, которые вершились божественной или бесовской силой, а также природные знамения (например, кометы или метеориты часто описывались как драконы). Но нашествие мертвецов — это событие совсем иного порядка. Как подобное сообщение вообще могло появиться на листах летописи? И что подразумевалось под нашествием навьев? Давайте разбираться?
Реалистическая трактовка. Эпидемия.
Пожалуй, наиболее распространенной является рационалистическая трактовка рассматриваемых событий. Многие исследователи полагают, что в тексте речь идет об эпидемии какого-либо заболевания. Действительно, в Повести временных лет упоминается, что люди гибли от некоей «язвы». Данная версия подтверждается также тем, что вскоре после событий в Полоцке началась эпидемия в Киеве. Там уже не было никаких чудес — люди просто заболевали и умирали. Однако в таком случае возникает вопрос: о какой болезни идет речь? Одни исследователи полагают, что здесь следует видеть заболевание, известное в Средние века как «святой огонь» (ignis sacer), которое возникало в результате отравления алкалоидами спорыньи. Последние могли оказаться в муке, которая использовалась для изготовления хлеба. Заболевание начинается с чувства горения конечностей, далее следует почернение пальцев, как будто их сжигал невидимый огонь, и, наконец, развивается гангрена. Впрочем, никаких подобных симптомов русские летописи не описывают. Поэтому существует и другое предположение — в Полоцке началась эпидемия чумы.
Эти версии кажутся крайне привлекательными в своей простоте. И всё же нельзя не заметить, что они не согласуются с фактами, изложенными в летописях. В частности, отмечается, что от язвы умирали лишь те люди, которые выходили из дома. Однако если речь идёт о чуме, то она передаётся воздушно-капельным путём. Значит, в зоне риска находились и те, кто оставался в своих домах. Та же самая ситуация наблюдается и в случае со «священным огнём». Едва ли самоизоляция была абсолютной панацеей от этой болезни.
Поэтому свести весь сюжет к фиксации болезни не представляется возможным. На наш взгляд, в основе известия действительно лежало какое-то реальное событие. Возможно, это и правда была эпидемия. Чаще всего в летописях фиксируется лишь сам факт морового поветрия. Однако в известии 1092 года предпринимается попытка понять механизм произошедшего. Делается это единственным доступным средневековому человеку способом — через проведение параллелей с мифами. И действительно, известие о событиях в Полоцке имеет параллели сразу с несколькими мифологическими сюжетами. Перечислим их ниже.
События в Полоцке и предания северной Европы
Наиболее явной является именно параллель с мифом о Дикой Охоте. Последний имел широкое распространение на севере Европы. Наибольшую известность получил его германо-скандинавский вариант. Состав охоты варьируется в разных версиях: это могут быть эльфы, феи или души умерших. Количество всадников составляло 20–30 человек. Они передвигались на чёрных оленях или вороных лошадях в сопровождении страшных чёрных собак.
В разных странах предводителями выступали различные фигуры. В Скандинавии это был Один или Вальдемар IV Аттердаг, в Германии — Вотан (одно из имён Одина) или Хольда, в Англии — король Артур или Херн-охотник, в Уэльсе — Гвин ап Нудд, во Франции — Роланд.
Встреча с Дикой охотой считалась опасным событием. Разговор с охотниками мог привести к гибели, а простое столкновение — к перемещению в иной мир. Наибольшее буйство Дикой охоты, по поверьям, приходилось на дни зимнего солнцестояния, когда стиралась граница между миром живых и миром мёртвых. Рациональная функция мифа заключалась в объяснении загадочных природных явлений. К тому же её считали предзнаменованием неких трагических событий и катаклизмов.
В славянской традиции поверье о Дикой охоте не получило широкого распространения. Считается, что оно было заимствовано у германцев и прижилось исключительно у западных славян. В то же время рассказ Повести временных лет очень сильно напоминает рассматриваемый миф. Хотя летописное известие лишено каких-либо подробностей, оно содержит указание на некоторые атрибуты именно Дикой охоты (грохот, мертвецы, смерть каждого, кто пересекается с «навиями»). Впрочем, сводить летописное известие исключительно к мифу о Дикой охоте также не следует. В нём присутствуют детали, характерные для славянской народной культуры.
Ещё одна германская параллель была отмечена Д.В. Пузановым, который обратил внимание на сходство полоцкого сюжета с эпизодом из свода скандинавских саг, известного под названием «Круг земной». В ночь на воскресенье после пасхальной недели в Конунгхелле послышались звуки, напоминающие шум войска конунга, которые спровоцировали собачье бешенство (Пузанов Д.В. «Мёртвые в городе: о многообразии интерпретаций одного сюжета из Повести временных лет» // Палеоросия. Древняя Русь: во времени, в личностях, в идеях. № 1(21). 2023. С. 25–26):
«В ночь на воскресенье после пасхальной недели в Конунгхелле по улицам всего города пронёсся ужасающий гул, как будто конунг ехал со всей своей дружиной, и собаки так ярились, что их нельзя было удержать дома. А когда они вырывались на улицу, то становились бешеными и кусали всех, кто им попадался, людей и скот. И все, кого они кусали или забрызгивали кровью, тоже бесились, и все беременные выкидывали и бесились. Такие зловещие знаменья являлись почти каждую ночь от пасхи до вознесения».
Впрочем, было бы неверно сводить весь этот сюжет к германскому фольклору. Известие о полоцких «навьях» наделено особым славянским колоритом и явно формировалось под воздействием не только северной германо-скандинавской, но и славянской мифологической традиции. О славянских его параллелях мы и поговорим ниже.
Тодорцы и навье коло. Полоцкое известие о "навьях" в контексте южнославянских сельскохозяйственных поверий и погребальных обрядов
Славянские и литовские параллели к полоцкому известию 1092 года отмечались в историографии неоднократно. Однако долгое время они выглядели малоубедительно. Ситуация изменилась, когда Н.И. Толстой обнаружил сходство с летописным текстом в сербском фольклоре. Согласно поверьям сербов, в Тодорову неделю была запрещена работа вне дома, а работа в доме могла продолжаться лишь до сумерек. Нарушивших запрет могли наказать тодорцы — ночные невидимые всадники. Одним из способов казни было убийство при помощи невидимых копыт, следы которых якобы оставались на теле жертвы (Толстой Н.И. «Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике». М., 1995. С. 138). Следует заметить, что само представление о тодорцах каким-то образом связано с поверьем о Дикой охоте. Дело в том, что другой способ казни, который они применяли, заключался в завязывании внутренностей жертвы. То же самое иногда делали со своими жертвами участники северного шествия.
Ещё на одну южнославянскую параллель указал В.Я. Петрухин. Рассмотрев миниатюру Радзивиловской летописи, на которой изображены «навьи», он предположил, что на ней представлено так называемое «навье коло» — особый хоровод в обратную сторону, который существовал у южных славян (Петрухин В.Я. «О балканских мотивах в русском летописании и миниатюре: навье коло» // Балканский полилог: коммуникация в культурно-сложных сообществах. Памяти Вяч. Вс. Иванова. М., 2018. С. 207). Впрочем, данная параллель многим кажется сомнительной. Во-первых, сама Радзивиловская летопись была создана в конце XV века. Не известно, насколько точно в ней переданы миниатюры её протографа и когда вообще возник какой-то вариант иллюстраций, представленных в ней. Во-вторых, неясно, изображён ли на миниатюре хоровод или нечто другое. По крайней мере, на других изображениях бесовских плясок бесы помещены всегда в кругу с музыкальными инструментами в руках, а не выстроившиеся в ряд. Складывается впечатление, что на миниатюре представлен не хоровод, а именно то, что описано в тексте — рысканье бесов по городским улицам.
События 1092 г. в контексте представлений о приближающемся светопреставлении
Итак, в основе летописного известия о событиях 1092 года в Полоцке могло лежать реальное событие (какое-то природное явление или эпидемия). Это происшествие было осмыслено в рамках системы мифологических представлений, в результате чего получился пугающий рассказ о явлении в Полоцке мертвецов-навьев. Русские летописцы, а точнее — их информаторы, явно вдохновлялись преданиями, сходными с повериями о Дикой Охоте и тодорцах. Эти вещи кажутся довольно очевидными.
Не понятно другое — что заставило киевского хрониста вставить в текст сообщение, касающееся истории, произошедшей в Полоцке, да к тому же посвящённое явно языческому представлению о мертвецах? Чтобы ответить на этот вопрос, надо рассмотреть другие события, сообщения о которых были внесены в летопись за этот период.
Прежде всего, в Повести временных лет отмечено, что в самом конце 1091 года произошло солнечное затмение. Оно не было полным, солнце выглядело на небесах как месяц. Примерно в это же время киевский князь Всеволод Ярославич охотился под Вышгородом и там наблюдал, как огромный змей упал с небес на землю и сотворил своим падением великий грохот. Скорее всего, так было описано падение метеорита.
Далее следует известие о полоцких мертвецах, после чего идут сообщения о засухе и моровом поветрии в Киеве, о нашествии половцев и о смерти вышеупомянутого князя Всеволода. Следующий 1093 год ознаменовался колоссальной по своим масштабам войной с половецкими племенами, которая закончилась для Руси неудачно.
Солнечные затмения (гибель солнца), засуха, моровые поветрия, нашествия иноплеменников воспринимались в средневековой христианской традиции как предвестники конца света. Загадочное явление мертвецов в одном из крупнейших русских городов очень хорошо ложилось в этот эсхатологический контекст. Таким образом, подчёркивалось, что апокалиптические события охватили не только Киев, но и всю державу Рюриковичей.
Сюда следует также добавить, что Дикая Охота, с которой семантически близок сюжет о полоцких мертвецах, воспринималась как предвестие бед и неудач. Половецкое нашествие стало таким бедствием. В этом контексте полоцкий сюжет следует рассматривать как предзнаменование чего-то ещё более ужасного.
Итоги
Конец XI века стал одной из самых мрачных страниц русской средневековой истории. Светлые и радостные времена Владимира и Ярослава были ознаменованы внутренним спокойствием и отсутствием междоусобных войн. Внешние враги также не представляли для Руси какой-либо угрозы. Хазары были разгромлены, печенеги не тревожили державу Рюриковичей.
Однако эпоха процветания и мира сменилась периодом бед и страданий. После смерти Ярослава Мудрого между князьями вспыхнули междоусобные войны. Раздираемые внутренними распрями, они не могли дать отпор новому врагу, пришедшему из степей — половцам. Пик этих событий пришёлся на 1092–1093 годы. Держава не успела прийти в себя после кончины великого князя Всеволода, как столкнулась с мощнейшим половецким нашествием.
Все эти невзгоды наблюдал средневековый хронист, работавший на рубеже XI–XII веков. В происходящем он видел отголоски грядущего конца света. Чтобы более ярко и филигранно вывести эту эсхатологическую по своей природе мысль, летописец ввёл в повествование сведения о природных знамениях, которые предшествовали войне с половцами. Загадочное сообщение о нашествии мертвецов на Полоцк хорошо укладывалось в этот контекст. В историографии существует множество подходов к интерпретации данного сообщения, но все они сводятся к тому, что какое-то реальное событие (скорее всего, эпидемия) было описано в системе мифологических понятий.