Найти в Дзене
Мозаика Прошлого

Польско-украинский конфликт: могло ли быть иначе?

Есть в этом какая-то почти гротескная ирония: две нации, веками бок о бок под разными империями, вдруг в 1918-м хватаются друг за друга с такой яростью, словно никого другого в Европе и нет. Польша выныривала из политического небытия, Украина — только начинала вслух произносить своё новое имя. Восточная Галиция стала тем самым «горлышком бутылки» — узким проходом к большим надеждам. Почему же всё-таки переговоры по её будущему обрушились с грохотом? Неужели всё решило лишь упрямство верхов, а не голос простых людей? Попробуем распутать этот узел — от немецких штабов Бреста до промозглых окопов под Перемышлем — и спросим: а ведь могло всё пойти иначе, правда? Осень 1918-го пахла не только дымом пороха, но и несбыточными надеждами. Польский комитет в Париже бился за границы «исторической Речи Посполитой» — Львов, конечно, входил туда. УНР, вдохновлённая Центральной Радой, настаивала на автономии. Польские дипломаты говорили о «цивилизационной миссии» — только под своим флагом. Суть спора
Оглавление

Введение. Кто первым крикнул: «Львов наш!»?

Есть в этом какая-то почти гротескная ирония: две нации, веками бок о бок под разными империями, вдруг в 1918-м хватаются друг за друга с такой яростью, словно никого другого в Европе и нет. Польша выныривала из политического небытия, Украина — только начинала вслух произносить своё новое имя. Восточная Галиция стала тем самым «горлышком бутылки» — узким проходом к большим надеждам. Почему же всё-таки переговоры по её будущему обрушились с грохотом? Неужели всё решило лишь упрямство верхов, а не голос простых людей? Попробуем распутать этот узел — от немецких штабов Бреста до промозглых окопов под Перемышлем — и спросим: а ведь могло всё пойти иначе, правда?

Основная часть

1. Варшава и Киев: чьи сны о Восточной Галиции были реальнее?

Осень 1918-го пахла не только дымом пороха, но и несбыточными надеждами. Польский комитет в Париже бился за границы «исторической Речи Посполитой» — Львов, конечно, входил туда. УНР, вдохновлённая Центральной Радой, настаивала на автономии. Польские дипломаты говорили о «цивилизационной миссии» — только под своим флагом.

Суть спора упиралась в демографию: по переписи 1910 года — Львов почти наполовину польский, а вот округа — преимущественно украинские. Варшава жонглировала цифрами города, Киев — деревни.

Обе стороны допустили, пожалуй, одинаковую наивность: ставка на быстрый дипломатический расклад. УНР верила, что Антанта уступит ей Галицию, лишь бы удержать большевиков. Польша же надеялась, что УНР в глазах союзников — мыльный пузырь. Пока делегаты топтали ковры в Париже, на земле уже рисовали линии фронта. И когда утром 1 ноября украинские отряды вошли во львовские казармы, стало ясно — дипломаты не успели.

2. Переговоры, которых не было: как началась война

Главная развилка — Брест, февраль 1918-го. Четырёхсторонний договор с УНР вроде как сулил Киеву защиту, но подпись Скоропадского под соглашением о поставках зерна немцам взбесила польских лидеров: «Немцы кормятся, а нам кости». Решили — раз Украина с кайзером, будем говорить языком силы.
Весной 1919-го Антанта прислала генерала Бартелеми — он чертил границу, которую обе стороны тут же назвали насмешкой. Тем временем прибыла из Франции дивизия Галлера — свежие «шоши», самолёты Salmson, техника, о которой УГА могла только мечтать.

Майские переговоры в Вене рассыпались: поляки требовали Львов, украинцы — плебисцит. Вечером того же дня началось наступление. Французский наблюдатель докладывал в Париж: «
Обе стороны уверены, что дипломаты только мешают». К лету вся карта покрылась польскими стрелками. УГА отступала, подкошенная и тифом, и банальной нехваткой патронов. Австрийский склад в Станиславове не открыли — ключ где-то потеряли. Звучит как анекдот, но за этим — полный организационный бардак, который закопал последнюю надежду на компромисс.

Польша победила в боях, но проиграла политически — украинский вопрос ушёл в тень, чтобы потом вспыхнуть с новой силой в 40-х.

3. Последствия: обида на годы вперёд

Антанта в марте 1923-го передала Галицию Польше, формально — с широкой автономией. На деле — квоты и ограничения: не более 20% украинцев в школах, 15% — в чиновничьем аппарате. Ответ не заставил себя ждать: в кружках Львова родилась ОУН*. Шухевич вспоминал, как каждый урок польского воспринимался как чужая оккупация.

Сейм тему не отпускал: выдавались кредиты для польских переселенцев. Украинцы — в подполье, в самодельные школы. К 1938 году — 760 нелегальных читален. А потом — поворот. В 1939-м Красная армия входит во Львов как освободитель. Иронично? Да, ещё как. Но память о 1918-м трансформировалась в новую лояльность — к тому, кто пришёл не с польским гербом. Неудивительно, что в 1941-м жертвой погрома стали именно польские кварталы.

Советская кавалерия во Львове после капитуляции города
Советская кавалерия во Львове после капитуляции города

Сложи всё — получишь печальный вывод: спор о процентах и гимнах в 1918-м дал рождение радикализму 30-х и распахнул двери зверям 1939-го. И ведь правда — нельзя было там, за тем парижским столом, просто… выдохнуть?

Заключение

Можно было бы поставить точку словами: «всё же победила Польша». Формально — так и есть: Галиция вошла в состав Второй Речи Посполитой, чиновники вернулись, учителя заняли классы. Но это была победа по зыбкой почве. Парадоксально, но именно успех в короткой войне стал началом долгого поражения: Варшава так и не получила лояльности, а взамен — растущую злость молодёжи, для которой «Львов» стал символом потери.

И вот что странно — обе стороны играли в одну игру: доказать, что они часть Европы. Но играли по старым, почти допотопным правилам — штыки, этно-карты, язык силы. А Антанта? Смотрела на всё это с усталостью — у неё были дела поважнее.

История Галиции в эти годы — как шахматная партия, начавшаяся с замахов на ферзёвый гамбит, а закончилась банальной дракой за пешку. Победил не интеллект, а лихорадка и усталость.

Личное мнение:

Меня, как наблюдателя из XXI века, в этой истории поражает её болезненная современность. Как легко — просто невероятно легко — старые мифы о «миссии» или «наследии» превращаются в оправдание силы. А вот заживлять раны потом — куда труднее. И вроде вопрос закрыт… но стоит копнуть — и снова поднимаются имена, обиды, искажённые картинки прошлого. Именно так и рождаются новые конфликты. Из старых обид.
И в этом суть: речь не о географии, а о гордости. О том, как два народа, не уступив в гордости, проиграли в возможности понять друг друга. А ведь компромисс — это не слабость. Это просто… недостижимая в тот момент зрелость.

* — Организации признаны экстремистскими и запрещены в России.

Вам может быть интересно:

  • До 100 000 убитых: почему никто не ответил за Волынскую резню? 3 главных фактора безнаказанности - https://dzen.ru/a/Z-7t7A78T1M49XIl
  • Волынская резня: почему жертвы не стали героями? 5 причин исторической несправедливости - https://dzen.ru/a/Z_ExBL8EIhO4WZsb
  • Чем украинская пропаганда оправдывает Волынскую резню? 4 ключевых мифа - https://dzen.ru/a/Z_E2RNFy3huN8C8X
  • Волынская резня: могло ли польское сопротивление предотвратить катастрофу? 3 провала Армии Крайовой - https://dzen.ru/a/Z_ej_H0yPSaouKwv
Дорогой читатель, спасибо за внимание! Буду рад, если вы оставите свое мнение! Я всегда открыт к конструктивной критике, которая поможет становиться лучше!
-3

Кнопка, чтобы поддержать автора :)