С того самого момента, как Наталья переступила через порог величественного особняка известного своим суровым нравом миллиардера Даниила Соколова, она ощутила — этот дом ей чужд.
На стенах висели произведения искусства, чья стоимость наверняка превышала цену всей её жизни. Люстры из хрусталя отбрасывали ослепляющий свет, словно созвездия в зале, а просторы помещений напоминали королевские залы, куда она будто бы попала по ошибке. Изношенные кеды Натальи беззвучно скользили по сверкающему мрамору, пока она шаг за шагом двигалась вслед за строгой домоправительницей — Елизаветой Аркадьевной — по бесконечному коридору.
— Начнёте сразу, — без обиняков бросила та, окидывая Наталью внимательным и цепким взглядом. — Хозяин — человек непростой. До вас здесь трудилось немало сиделок, почти все бросали работу в течение первой недели.
Наталья сглотнула, крепче сжав ремешок своей старенькой сумки:
— Я не из тех, кто сдается.
Елизавета Аркадьевна приподняла бровь с тонким скепсисом:
— Посмотрим.
Для Натальи отступать было непозволительно. Одна воспитывая маленького сына Илью, она не имела права упустить шанс. Эта работа сулила зарплату, о которой она раньше могла только мечтать. Деньги, которые могли бы изменить жизнь её ребёнка — дать ему безопасность, уверенность, дом.
Даже если за это придётся ухаживать за незнакомым мужчиной.
Даже если этим мужчиной окажется именно Соколов, миллиардер, исчезнувший из поля зрения после трагедии, оставившей его в инвалидной коляске.
О нём ходили самые разные слухи — холодный, нелюдимый, с скверным характером. После несчастья он превратился в затворника, допуская к себе лишь персонал, без права на близость. Теперь и Наталья становилась частью этой изолированной реальности.
Елизавета Аркадьевна остановилась у массивной двери из тёмного дерева:
— Это его покои. Разговоров он не любит. Делайте, что положено, и не принимайте ничего на свой счёт.
Наталья молча кивнула, незаметно вытирая влажные ладони о ткань джинсов:
— Поняла.
Последний взгляд — и домоправительница отворила дверь. Наталья переступила порог — и замерла.
Комната утопала в полумраке. Окна были плотно задёрнуты тяжёлыми шторами. В камине тихо потрескивали дрова, тени плясали по панелям стен. В центре, неподвижно, в инвалидной коляске, сидел мужчина, за которым она теперь должна была ухаживать.
Он был совсем не таким, как она ожидала.
В её представлении он был измождённым, постаревшим, потерянным в одиночестве. А перед ней сидел мужчина с поразительной внешностью: угловатый подбородок с лёгкой щетиной, тёмные волосы, в беспорядке падающие на лоб, и лицо — словно вырезанное из мрамора. Такие не прячутся в особняках. Такие украшают обложки журналов.
Но больше всего её зацепили его глаза.
Холодные, стальные, пронизывающие насквозь. Он не моргнул, не отвёл взгляда. Просто сидел. Смотрел.
— Новенькая? — глухо проговорил он. Голос низкий, с хрипотцой.
— Да, — тихо ответила она. — Наталья Орлова.
Он не стал отвечать. Лишь слегка повернул коляску, демонстративно пренебрегая её присутствием:
— Начнём. Без лишнего.
— Простите?.. — она опешила.
— Ты здесь, чтобы меня мыть, верно? Тогда делай это.
Наталья на миг застыла.
— Может, помочь вам доехать до ванной?
— Не нужно. Сам справлюсь.
Он уверенно покатил в сторону санузла, не удостоив её ни жестом, ни взглядом.
Наталья глубоко вдохнула и пошла за ним.
Ты справишься. У тебя нет выбора.
Ванная комната была похожа на декорации из фильма: стеклянная душевая кабина, мраморная ванна, пол, отдающий приятным теплом. Но всё это было ей безразлично. В центре стоял он. Ждал.
— Раздень меня, — приказал он спокойно, но требовательно.
Сердце забилось где-то в горле. Она знала, что её ждёт. Готовилась морально. Но в реальности всё ощущалось гораздо более обнажающе — и в прямом, и в переносном смысле.
Он заметил её паузу и усмехнулся:
— Что, удивлена? Разве ты не знала, чем займёшься?
Наталья выпрямилась, собрав всю волю в кулак:
— Всё в порядке. Давайте начнём.
Её пальцы дрожали, когда она потянулась к краю его футболки.
Внутри она была готова к худшему — к телу, изуродованному болью и временем. Но перед ней было нечто иное.
Он был сильным. Сурово вылепленным. Грудь — рельефная, словно у спортсмена. Живот — подтянутый. Да, были шрамы. Но они не отталкивали — они рассказывали историю. Историю выжившего.
Наталья старалась держаться сдержанно. Но, подняв глаза, снова встретилась с его взглядом. Он изучал её. Молча.
— Понравилось, что увидела, Орлова? — его голос прозвучал насмешливо, но без настоящего интереса.
Щёки Натальи запылали. Она отвела взгляд:
— Это не имеет значения. Я здесь, чтобы выполнять свою работу.
— Тем лучше. Выполняй.
Она продолжила. Уверенно, методично.
Но каждый её жест, каждый миллиметр прикосновения к его коже вызывал напряжение — в нём, в ней, в воздухе между ними.
Что-то незримое, но ощутимое начинало пробуждаться.
Когда она включила тёплую воду и потянулась за мочалкой, только одна мысль гремела у неё в голове:
Это больше, чем просто работа. И будет сложнее, чем она предполагала.