День был как день. Света перебирала бельё, думала, успеет ли испечь яблочный пирог. И вдруг...
— Мам, а тётя Лариса опять сегодня к папе приходила. В пирожках у неё капуста была, вкусная. Только она мне сказала не говорить тебе,
— радостно выдала пятилетняя Маринка, пока Светлана перекладывала бельё в шкаф.
Света застыла. Рубашка выпала из рук — она села на кровать и приложила ладонь к груди.
— Какая тётя? Лариса? Из какого дома?
— Ну, из соседнего. Та, что с собачкой маленькой и ногти красит. Она ещё папу "котиком" называет. А он её "зайкой". Я слышала.
— Подожди... А когда это было?
— Сегодня. Пока ты к бабе Вале ходила. Они в баню пошли. А меня тётя Лариса на крыльце закрыла, чтобы я комаров не запускала. И пирожков дала. Но сказала — это секрет.
— Ясно, — выдохнула Светлана и опустилась на край кровати, глядя в пол. Телефон в руке казался тяжёлым, как кирпич — и не было сил нажать номер. В груди сжалось. Что-то внутри оборвалось — и память откатилась назад, туда, где всё началось.
Девять лет назад они с Андреем переехали в деревню из города — бабушка оставила им дом.
Казалось, деревенский воздух выветрит склоки, притушит ссоры. Света верила: если стараться, терпеть, вкладываться — всё образуется. Андрей был не всегда ласков, порой резковат, но руки золотые, хозяйственный. И Маришку он обожал.
А Ларису… Ларису Света знала. Не дружили, но в лицо знакома. Та, конечно, красавица, чуть за тридцать, лакированные лопаты на пальцах, грудь поджата, волосы как солома блестят. Соседка из тех, кто любит пококетничать. Но Света и представить не могла, что та переступит порог её дома.
Вечером Андрей вернулся домой. Как всегда — в грязных ботинках, тащил рыбацкий мешок.
— Улов богатый, Андрей? Или только комаров наловил?
— Не до рыбы было. Комары — те да, постарались...
Света схватила телефон, а потом подошла к дочери:
— Мариш, а скажи, тётя Лариса к нам часто приходит?
— Когда тебя нет. Они смеются. Шепчутся. А однажды я проснулась — и она на кухне, папе кашу варит.
Ничего не сказав мужу, Светлана поднялась на чердак. Наверху пахло сыростью и паутиной. Она вжалась в угол, подальше от света. Паутина прилипла к щеке, на губах — вкус ржавчины. Воздух был спертым, тошнотворным. Ничего не хотелось — ни думать, ни чувствовать. Только исчезнуть.
На следующий день она не поздоровалась с Ларисой, та только хмыкнула:
— Ты чего такая кислая, Светка? Морда кирпичом. Чего стряслось?
— А ты угадай, — бросила Света, даже не обернувшись.
Света проигнорировала её и пошла дальше.
А вечером позвонила своей старшей сестре, Оле.
— Помнишь, как ты говорила: "Он тебя обманет, а ты глазки хлопать будешь"?
— Ты чего?
— Да всё. Приходила она. Та самая. И пирожки принесла. Маришка рассказала всё.
— Так. Одевай Маринку, приезжай ко мне. Тут и подумаем, что делать. Орать не надо. Унижаться — тем более. Спокойно. С достоинством. Ты ж у нас леди теперь деревенская.
Света кивнула и выключила звонок. Бессонница съела ночь. Под утро она молча собиралась. И исчезла — без скандалов, без объяснений.
Оставила записку: "Нам нужно подумать. С Маришкой. Не ищи нас. Я позвоню сама."
Через день Андрей прибежал к дому сестры. Растрепанный, глаза красные, лицо как глина.
— Свет, ты чего выдумала? Какая ещё Лариса? Я её раз в месяц вижу, от силы! Ты же знаешь, я к тебе всегда с уважением. И Маришку люблю.
— А пирожки с капустой кто ел, Андрей?
Он поперхнулся словами.
— Ну… она принесла. Сама сунула. Я взял, чтобы не обидеть. А Маринку закрыли, потому что собака у неё укусить может. Ну ты ведь помнишь — она к детям ревнива.
— А в баню?
— Это совпало! Я в баню ходил, да, но один! Она просто… ну, шла мимо.
— А кашу кто варил тебе утром, когда я в райцентр ездила?
Тут он совсем померк.
— Света, я не знаю, кто тебе чего наговорил, но, клянусь, ничего такого не было!
— Дочка наговорила. Пятилетняя. Невинная. Или ей тоже не верить?
Он замолчал. Долго стоял, смотрел в пол. Света слушала молча. Но лицо у неё было как застывший камень. Ни слёз, ни крика. Только молчаливое "всё понятно". Внутри неё уже звучал приговор: "Если соврёт — это конец. Если промолчит — тоже." Потом Андрей тяжело вздохнул и пошёл к выходу.
— Я не святой. Но и подлецом быть не хотел. Сам всё запутал. Извини, — сказал на пороге.
Неделя прошла как в тумане. Без звонков, без смс. И в какой-то момент — она вернулась. Просто взяла и вошла. Ни скандалов, ни обид — как будто и не уходила. Андрей больше не пытался оправдываться.
Он стал другим: будто сдулся. Не спорил, не перебивал. Наверное, понял, как близко было всё потерять. Теперь просто делал всё, что нужно.
Лариса сбежала — может, из-за слухов, может, просто испугалась. Соседи сказали, что уехала к тётке в Саратов, но точно никто не знал.
Жизнь медленно вошла в новое русло. Не лучше, не хуже — просто по-другому. Прошло пару месяцев.
Однажды Света с дочкой собирали яблоки в саду, и Маришка вдруг спросила:
Маришка молчала, вертела в руках яблоко. Потом подняла глаза:
— Мам, а тётя Лариса больше не придёт?
— Нет, солнышко. Таких тёть лучше не звать.
— А если она сама придёт?
— Тогда папа пирожки её мышам отдаст.
Дочка захихикала. Света усмехнулась — тихо, себе под нос. Словно кто-то незримо подвинул внутри неё тяжёлый камень, и воздух вдруг стал чище. Яблоня над ней шумела ветками — будто успокаивала.
Света вздохнула: «Вот и всё. Больше не позволю никому топтаться по мне. Ни словами, ни пирожками.»
Вот и всё.
А дальше — как в жизни: кто понял, тот поймёт.
Жми лайк, если чувствуешь, что где-то в тебе эта история тоже живёт.
Подписывайся — у меня таких историй мешок, и все на вынос.