Глава 2
Тёплая вода мягко струилась по плечам Даниила, между ними поднимался лёгкий пар, в котором расплывались границы дозволенного. Наталья водила по его коже влажной тканью, стараясь быть предельно аккуратной и собранной. Но каждое её движение, каждое прикосновение отзывались напряжённой тишиной, словно в комнате находилось не двое — а трое: она, он и то, что между ними возникало.
— Ты слишком молчалива, — нарушил он тишину, голос звучал глухо, но с лёгкой нотой раздражения.
— Мне казалось, вам не по душе болтовня, — тихо отозвалась Наталья.
— Верно. Но чувствовать себя бездушной статуей — тоже не моё.
Она остановилась, выжала мочалку, взглянула на него прямо:
— Я не вижу в вас ни статуи, ни слабого человека, Даниил Юрьевич.
Он не сводил с неё взгляда. В этих холодных глазах будто что-то искало — правду, фальшь, страх?
— Нет, — добавила она твёрдо. — Вы сильный. Это видно в том, как вы держитесь. В том, как упорно делаете вид, что справляетесь в одиночку.
На его лице мелькнула усмешка — быстрая, ироничная, без тени веселья:
— Странно слышать это, пока ты стоишь здесь и моешь меня.
— Вы не беспомощны, — возразила она, не позволяя себе усомниться ни в слове.
— Вы мужчина, переживший то, что других ломает. А вы — вы стоите. Пусть и не на ногах. Но стоите.
Он не сразу отреагировал. В его взгляде что-то вспыхнуло — не то боль, не то утомление от вечной борьбы. Потом он отвернулся.
— Выключи воду.
Наталья подчинилась. Подошла за полотенцем, но прежде чем он успел потянуться, уже аккуратно окутала его в мягкую ткань.
Он напрягся, но не сказал ни слова.
— Я помогу вам вернуться, — спокойно предложила она.
Он кивнул коротко. Её рука легла на его спину, другая — под локоть. Его тело оказалось тяжёлым, плотным. Ни о какой немощи речи не шло. Только сила, спрятанная под кожей, и внутренняя борьба, затянутая в молчание.
Когда она наклонилась ближе, он неожиданно схватил её за запястье. Его пальцы были крепкими.
— Ты меня не боишься?
— А должна? — без колебаний ответила она.
Он молчал. Потом губы изогнулись в кривой полуулыбке:
— Ты либо самая отважная женщина из всех, кого я встречал, либо — безрассудная до сумасшествия.
Наталья чуть усмехнулась, сдержанно, но уверенно:
— Возможно, я — немного и того, и другого.
Между ними будто щёлкнул тумблер.
Всё изменилось.
Он уже не просто её подопечный.
Она — не просто сиделка.
В ту ночь Наталья долго не могла уснуть. Потолок над кроватью в гостевой комнате казался чужим, как и дом, и всё, что здесь происходило.
Но не он.
Его взгляд, его голос, прикосновение — всё это преследовало её, не давая покоя.
Я пришла сюда, чтобы зарабатывать. Ради Ильи. А оказалась втянута в нечто, от чего не отмахнёшься, как от пыли на полке.
Утром, спустившись на кухню, она столкнулась с Елизаветой Аркадьевной.
— Ты всё ещё здесь? — удивилась та. — Хм. Не думала, что продержишься так долго.
Наталья вздохнула:
— Я не из тех, кто сдаётся.
Домоправительница посмотрела на неё с тем вниманием, которое выдают только те, кто всё давно понял:
— Смотри в оба, детка. Он не впускает никого. А если впустит — никому ещё это легко не давалось.
Наталья промолчала.
Слишком многое уже происходило, чтобы отрицать очевидное.
Позже, открыв дверь в его комнату, она застала Даниила у окна. Он крепко сжимал подлокотники коляски. На лице — напряжение, злость.
— Что-то случилось? — спросила она, не подходя ближе.
— А ты как думаешь? — бросил он резко. — Выгляжу я весело?
— Вы злитесь. Значит, что-то не так.
Он долго молчал. Потом обессиленно провёл рукой по лицу:
— Приезжал мой юрист. Очередной цирк. Бумаги. Разговоры. "Способен ли я вести дела". Моё дело. Моя компания.
Она шагнула ближе:
— А вы как считаете? Готовы вернуться?
Он бросил на неё взгляд, полный отторжения:
— Кто вообще всерьёз воспримет коллегу на колёсах?
— А вы сами — воспринимаете себя всерьёз?
Он замер. И впервые за всё время его лицо стало неуверенным.
Она опустилась перед ним на корточки, чтобы их глаза были на одном уровне:
— Я вижу человека, который не сдался. Даже если он сам думает, что уже всё потеряно.
Он медленно поднял руку — и едва коснулся её щеки. Кончиками пальцев. Так осторожно, словно боялся, что она исчезнет.
Наталья замерла.
Но затем он отпрянул. Его лицо стало каменным:
— Уходи.
— Даниил…
— Я сказал — уйди.
Она медленно встала. Вышла, не оборачиваясь. И только за закрытой дверью позволила себе прижать ладонь к груди, где сердце билось слишком громко.
Он боится. А я? Я уже иду туда, куда зарекалась не заходить.
И в тот миг, когда Наталья, держа его руку, впервые не чувствовала ни страха, ни сомнений — она поняла: всё, что было до этого, вело её именно сюда. А он, впервые за долгое время, поверил, что может быть не обузой, а опорой.