В предыдущей публикации посвященной истории «похабного мира» отмечалось, сепаратные переговоры с немцами и последующий «слив» интересов России – уже Советской, что характерно, – являлись инициативой большевиков, и преследовали цель провокации выступления мирового пролетариата путём искусственного создания угрозы первому государству трудящихся. Ну, – так говорил Троцкий, который, собственно, всё и организовал. В отрыве же от оригинальных идей большевиков ни одной причины обсуждать что-то, кроме капитуляции без условий и оговорок, с побеждённой и находящейся в безнадёжном положении стороной – с немцами – в 1917-18 годах заведомо не было.
Но данный тезис был оспорен многими читателями на основании того, что не русские стояли на Одере, а немцы на Двине…
...Да какая же разница кто там на ком стоял? К слову, в тот же период немцы стояли на расстоянии выстрела из «Длинной Берты» от Парижа. А территорию Франции (как и все территории бывшей РИ) очистили только по условиям капитуляции. Война велась на истощение, и возможности продолжать её Центральные Державы исчерпали. Союзникам это стало очевидно летом 1916 года (Парижский пакт), а немецкому генштабу весной 1917. Далее, боевые действия велись уже лишь за условия, на которых у Германии получится сдаться, – совсем без условий немцы сдаваться ещё готовы не были.
У России тоже не всё было радужно с ресурсами (хотя РИ оставалась единственной воюющей страной, в которой промышленное производство росло). А после февральской революции армия, – как следствие политики сознательно проводившейся Временным правительством, – почти полностью утратила боеспособность. Но это уже не имело никакого значения. Даже в таком виде Россия летом 1917 пыталась наступать, – безуспешно, однако, и не суть. Суть в том, что ответного демарша со стороны «центральных» не последовало и не предвиделось.
В 1917 году, перебросив войска на восток, немцы легко могли разгромить Россию, и продвинуться, может быть, очень далеко. Но они перебросили войска на запад, на востоке ограничившись обороной. К зиме они забрали с русского фронта уже всех, кто мог ходить сам по себе, – без помощи санитаров, – для последней попытки перейти в наступление (которое сами называли «битвой за мир») на западе… То есть, в каком бы состоянии не находилась Россия, Германия уже не представляла угрозы, поскольку на востоке наступать не планировала в любом случае.
Откуда это известно? Ну… от немцев прежде всего. После 1915 года у них не было планов каких-то решительных действий на востоке, и такие планы не появились после Февральской революции. Продвижение в глубину российской территории представлялось командованию Центральных держав бессмысленным. Фронт растянется, логистика усложнится, ресурсы будут потрачены, потери понесены, – достигнуто же не будет ничего. Дойти до Москвы или Петербурга не реально. Другое дело – Париж. До него уже из пушки дострелить можно.
Но, допустим, немцам можно не верить… Однако, если планы были, что же они не осуществили их?
Может быть потому что бессмысленность наступления не гипотеза, а проверенный экспериментально факт? Ведь даже в идеальном случае, – допустим, всё-таки, Москва и Петербург взяты, и Россия выведена из войны… Что это даст? Ничего. Факт уже свершившегося поражения никуда не денется, и сдаваться всё равно придётся… Проверяем по учебнику истории: в реальности в 1918 году сепаратный мир с Россией был заключён, оккупированы территории до Азовского моря. И немцам это не дало решительно ничего. Капитулировать пришлось, а после поражения в войне все приобретения, естественно, были утрачены.
...Тем не менее, и комментаторов можно понять. С одной стороны, да, – немцы проиграли войну, чего с начала 1917 года уже и не отрицают сами. Глупо же отрицать, – всё кончено, шансов на успех нет. Как даже и возможности сколько-то долго тянуть время… Но с другой стороны, – почему же в такой безнадёжной ситуации не враги под Берлином, а сами немцы под Парижем стоят… Ну и на Двине, хотя их успехи на востоке не так эпичны… Не противоречит ли одно другому?
...В общем случае – противоречило бы. И до, и после поражения в войнах действительно выглядели иначе, – победитель вторгался на территорию побеждённого, а не побеждённый на подступах к столице победителя тосковал. Это действительно так, и действительно сбивает столку.
В общем случае картина казалась бы странной, но Первая Мировая – частный случай. Позиционный тупик же. В условиях, когда с одной стороны есть траншеи, пулемёты и скорострельные пушки, а с другой, нет танков, вообще ещё нет «мотора, способного поглотить пространство», вся логистика, это железные дороги, и от станций транспорт только гужевой, – с решительными наступлениями не ладилось. Причём, работало это в обе стороны. Сначала немцы не смогли в «молниеносную войну» и увязли, а потом Антанте никак не удавалось их сдвинуть. Наступление превращалось в бойню с огромными потерями, огромным расходом снарядов и ничтожными приобретениями для победителя…
И в 1917 году уже стало так, что немцы и австрийцы не могли более позволить себе расходы и потери. Но их противники – могли. Тут же ещё и американцы подвалили… Что делало сопротивление Центральных держав бессмысленным, а дальнейшее развитие событий полностью предсказуемым, – совершенно без всякой связи с тем «кто где стоял».
