6. ПОСЛАНИЕ
Медленно тянулись величественные пейзажи главного города Атлантииды мимо повозки Варуция. Молодая рабыня, сидя, как положено сзади, лицом назад, обозревала виды горящей в лучах заходящего солнца столицы. Белоснежные днём колоннады вдоль зданий знатных горожан теперь отражали багровый закат, будто рядом буйствовал пожар. Правда, свет был ровный, мягкий, пожар в небе застыл, словно остановив время. В этих красных тонах всё вокруг казалось Эхотее волшебным, она переносилась в свои никогда не виданные ей края родной Ливиании.
«В красоте такой, – восторгалась молча юная рабыня видами предзакатного города, – быть не может ужаса и мерзости человеческой! В свете этом чарующем отдыхать уходящей от дня и трудного, и жаркого Света Богини прекрасно всё здесь! Дома и прекрасные, и белые, ступенью ввысь уходящие на холмы крутые, и окна прекрасные, живут люди прекрасные за которыми, зла нет здесь, царит любовь только здесь! Между людьми любовь!»
Из казавшихся ей неосуществимыми мечтаний рабыню вернул резкий толчок повозки.
– Прёшь куда, старик!!!
Грубый окрик молодой всадницы в развевающемся пёстром плаще, выскочившей наперерез из бокового переулка, заставил Варуция резко потянуть поводья гнедой кобылы, что та, остановилась, как вкопанная, и захрипела от впившегося в её губы мундштука. Наездница взнуздала своего ретивого золотистого жеребца с переливающейся короткой шерстью, что тот встал на дыбы, угрожающе нависая копытами над головой перепуганного Варуция. Дева гневно смотрела карими глазами на пожилого мужчину, преградившего на своей телеге ей путь, и крепко сдавила обнажёнными ногами, обутыми в дорогие сандалии, бока своего коня. Белый короткий до середины бёдер хитон наездницы был оторочен золотой почти в тон коню каймой, а волосы аккуратно прибраны в сложную причёску. Весь вид девы показывал, что она ещё не взяла себе в мужья никого, но это не мешает ей, наследнице знатной титаниды жить так, как она пожелает. Ей всё дозволено, даже мчаться сломя голову на горячем коне по вечернему городу. Беда тому, кто окажется на пути таких, как эта всадница. Они, зная о могуществе своих матерей, чувствуют себя безнаказанными в своей вседозволенности. Дева отвернула от Варуция своего красавца-коня, и тот, опустившись передними копытами на мостовую, высек подковами искры из мощёной камнями дороги. Дева гикнула и крепко ткнула пятками сандалий бока коня. Жеребец сверкнул своими светлыми глазами с чёрной полоской зрачка, повёл вверх своей головой, оглушительно заржав, тряхнул гривой, и умчал прочь наследницу знатной титаниды. Только дробный отзвук цокота его копыт затих в переулке.
– Вот повеса молодая, – выругался Варуций и обратился к Эхотее, – не ушиблась ты там?
– Не беспокойтесь, господин, всё в порядке со мной.
– Ну, и слава Близнецам! Дальше едем. Осталось уж недолго. Негодница эта что-то напугала меня, стучит сильно сердце моё, аж больно немного.
Ливианка забеспокоилась за своего доброго господина и придвинулась ближе к нему.
– Позвольте, я поведу, – искренне беспокойным тоном, откинув скрывающую целый день её лицо ткань, сказала она, – в случае любом, медленно и глубоко вдохните и выдохните раз несколько, и успокоится сердце. Вот та-ак, правильно.
Варуций сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, как сказала его рабыня, и ему стало лучше. Он в удивлении обернулся к Эхотее, увидев её прелестное личико.
– Откуда знаешь ты, как сердцебиение успокаивать?
– Читала об этом я в книгах госпожи.
– Благоразумное и прелестное дитя ты ж какое! Не должна быть рабыней ты, лучшей участи достойна ты.
Он нежно по-отечески погладил её по голове, непроизвольно сняв тёмный покров пеплона с почти белых волос, но тут же, испугавшись, опасливо озираясь по сторонам, двумя руками спешно поправил обратно, скрывающее природную красоту этой юной девы одеяние.
– О, благодарю вас, господин, – она говорила тихо, борясь с сильным искушением обнять этого седого человека, как отца, как деда, которых никогда не знала, – человек любой достоин жизни лучшей и нуждается в любви настоящей, независимо от того раб он чей-то или сын титаниды.
– Сказано правильно, Эхотея благоразумная, но за речи такие прилюдные со скалы сбросить тебя могут, – наклонившись к её уху, шёпотом сказал Варуций, – но никому о том не расскажу я.
– Уверена в том, – также в полголоса ответила ливианка, справившись с порывом дочерней нежности, – вы, господин, и достойнейшая из достойнейших титанид Роания не сделали этого шесть лет назад, когда преступление более тяжкое совершила я, чем сейчас речи мои.
– Так это, – Варуций посмотрел прямо в глаза рабыни и спросил, – а разве те двое сынов титанид лучшей жизни достойны были, разве не были справедливо достойны смерти они?
– И да, и нет, – очень тихо ответила Эхотея, – если бы здесь были законы иные, то те двое иначе бы жили. Если бы чувств свобода у них была, право выбора, а не запретов оковы, то любовь в них была бы. И не совершили бы тогда они того, что сделали, и возмездие бы их не постигло.
– Вот старику мне поведай, откуда в головушке этой младой и прелестной мысли такие?
– Супруга ваша, достойнейшая из достойнейших титанид Роания беседовала много со мной.
– Узнаю жену свою любимую. Прошу тебя, Эхотея, не говори так, хоть эти речи твои, наверное, и правильные, и с ними, пожалуй, даже согласен я, но они устройства государственного уже касаются, категорий тех, что подвластны только Близнецам Лучезарным. Сомнения семя в мудрости правительниц наших светлых во мне не зарождай, иначе их лучезарность для меня меркнуть начнёт. А потом что? Усомнюсь я, бунтарём стану и на корм крабам и спрутам отправлюсь, ничего не добившись?
– Вижу, что любовь гибнет здесь и погибла уже почти, – она с грустью смотрела в его серые глаза.
– Значит, надо так, в этом мудрость законов Близнецов Лучезарных заключается, непонятно нам это, потому что не настолько умны мы, как они, но массово если закон нарушать начать, то хаос возникнет, за которым уже гибель настоящая последует, – напоследок сказал Варуций, – закончим, Эхотея, разговор этот сложный, ни к чему не приведёт он хорошему. Жизнь пусть идёт так, как идёт.
– Лучше погибнуть, чем без любви жить в законах таких, – буркнула себе под нос Эхотея, но старик этих слов не услышал.
Поблагодарив с поклоном своего господина за то, что привёз её домой, Эхотея пожелала традиционного здравия ночному сну и внезапно прильнула к нему, коротко обняв его, зная, что никто их не увидит.
– Люблю я вас, – чуть слышно промолвила она и быстро удалилась на общую кухню для слуг к ужину.
«Откуда любви столько искренней, что в стране нашей порицаема, в девочке этой настрадавшейся? – помыслил недоумённый Варуций, поправляя свои жидкие длинные седые волосы назад поверх плаща. – Не нарочито показная любовь это раба к своему господину, чувство искреннее то и потребность дитя этого в любви, в любви родительской и заботе. Почему, потребностью в чувствах искренних обладая, скрывать их обязаны мы, и проявлять их прав не имея?»
Все господские слуги уже отужинали, и на кухне хозяйничала только сама ливианка. Она быстро утолила свой голод, собрала еду на завтрак и уложила в корзинку.
По пути в свою лачугу она бросила взгляд на полоску океана, простиравшуюся еле угадывающимся тёмно-синим мазком за скалистым обрывом. Небо догорало последними всполохами минувшего дня, грязно розовела пара тучных облаков далеко у горизонта, а сзади наваливалась тёмной неотвратимой громадиной ночь. Юная дева остановилась, созерцая последние лучи Богини Света. Воздух посвежел, а под своими ногами Эхотея обнаружила слабую тень. Подняв взор вверх, она нашла почти полный лик Луны, разливающий всё усиливающийся свой холодный свет.
Неожиданно Эхотею обуяло непреодолимое желание искупаться в океане, смыть усталость и пыль рынка. Большой дом госпожи Роании стоял на высоком берегу на горе, а внизу среди двух выступов скалы была устроена уютная купальня, скрытая от посторонних глаз. Вертикальные, плоские скалы обрамляли выход этой небольшой бухты в океан, а густая растительность укрывала тенью узкий песчаный пляж, светлой полосой смотрящий прямо на створ меж скал. Мягкий белый песок не жёг ноги в любое время дня, а огромные валуны перед входом в бухту не пускали в неё бурные волны и хищных акул. В купальню сбегала узкая пологая лесенка, вырубленная прямо в скале. Обрамляли лесенку деревянные перила с обеих сторон, позволяя пожилой госпоже и её мужу безопасно спускаться и подниматься.
Каждый день утром и вечером Роания и Варуций купались тут. Они тайно от других горожан подобного им положения позволяли прислуге также плавать в этой прелестной бухте, чтобы омыть свои тела, а также, чтобы набраться сил, сняв усталость. Супружеская чета прекрасно осознавала, что частые замены рабов не смогут привести ни к чему хорошему. Раб по своей натуре уже ненавидит своего господина, а если ему дать понять, что он не вещь, а всё-таки человек, хоть и иного статуса, то раб будет верен и старателен. Конечно, не все рабы могут быть верными и преданными, поэтому Роания и Варуций отбирали себе слуг и работников очень тщательно.
Эхотея знала, что её хозяева уже почивали, поэтому она дошла до своей лачуги, еле различая предметы и обстановку внутри своего рабского жилья. Оставила на единственном столике возле узкой укрытой соломой лавки для сна, корзинку с горшочком похлёбки, кувшинчиком остывшего, но вкусного напитка и куском хлеба, накрыв всю еду тканью. Затем она размотала темный однотонный серый пеплон, окантованный чёрной лентой, как у всех рабов в Атлантииде, отвязала с тонкой талии пояс с кинжалом и сняла с себя хитон такого же серого цвета. Слегка втянув живот, высвободила заправленный конец набедренной повязки и моментально сняла её. Молодое тело освободилось от одежды, распрямилось, и юная дева несколько облегчённо вдохнула полной грудью воздух. Она наклонилась, развязала лямки второго кинжала на правом бедре и погладила упругую кожу ноги, хранившую чуть красные полоски от долгого ношения оружия. Изящно согнувшись пополам, она сняла сандалии. Теперь на ней была только узкая серая лента, удерживающая пучок почти белых волос на затылке. Ливианка сняла с гвоздя на стене лёгкую светлую тунику и накинула на обнажённое тело.
Выйдя на улицу, она бегом, еле касаясь босыми ногами шершавых камней дорожки и ступеней лесенки, спустилась к купальне. Чуть отдышавшись, она быстрым движением скинула с себя тунику, стянула с не слишком длинных положенных рабыне волос ленту и расправила свои вьющиеся локоны, глядя вверх на Луну. В холодном свете ночного светила она была словно богиня, сошедшая на землю атлантиидов. Невысокая, изящная, бледнокожая, со светлыми волосами, она была подобна мраморным статуям титанид, что возле дворца Лучезарных Близнецов. Даже во сто крат прекраснее. На её высвеченной Луной юной фигуре темнели пятнышки сосцов округлых грудей и выделялось треугольное кудрявое руно ниже небольшого холма-животика.
Эхотея подошла к кромке воды и, не задержавшись ни мгновения, махнула двумя руками через верх и прыгнула в воду. Мохнатые светящиеся брызги зеленоватого цвета разлетелись в разные стороны. Вода сошлась над ушедшей в глубину девой. Задержав дыхание, Эхотея делала широкие гребки руками и ногами под водой с открытыми глазами уже в полной темноте, а от встречной толщи морской стихии меж ресниц вспыхивали зелёные искорки. Она не понимала причин таких малюсеньких всполохов, воспринимая их, как радость моря, как смех, как улыбку огромного океана. Он был очень рад купать в своих водах прелестную деву, а она блаженствовала, снимая дневную усталость.
Воздух в груди стал заканчиваться, и ливианка сделала пару мощных гребков к поверхности, нашла глазами сквозь дрожащую поверхность моря серебряную Луну, затем прижала руки к бедрам и будто рыбка выскользнула из воды. Шумно фыркнув остатками воздуха, она двумя руками отёрла излишки воды с лица и глаз и сделала глубокий вдох. Наполнивший её прохладный и влажный ночной бриз вытолкнул Эхотею ещё больше из воды. Она легла спиной на поверхность ласкового моря и выпрямила ноги. Дыхание успокоилось, а над чуть заметными волнами виднелись лишь слегка курносый носик, немного пухленькие губы, тонкие бровки, выразительные глазки, смотрящие на низкие звёзды, и два потвердевших от прохладной воды сосца. Эти два крохотных островка то дружно тонули, то также вместе всплывали в такт мерному дыханию юной девы, сбрасывая с себя ручейки воды.
Ливианка совершала мелкие движения руками, неспешно крутясь на месте, а Луна в сопровождении звёзд завели карусель танца над ней. И тут в совершенно отрешённую голову Эхотеи внезапно пришла безумная по своей сути мысль, как можно сбежать отсюда, как можно перестать быть рабыней, хоть она была ей только формально, живя в доме титаниды Роании вполне хорошо. Она даже остановила небесный танец, настолько эта идея ей показалась жуткой и беспощадной. Ей стало жалко бросать пожилых Роанию и Варуция, но выжить на этой земле она не сможет, она всё равно останется рабыней, а её госпожа и господин не вечные.
В Ливианию и Арибию постоянно уходили корабли атлантиидов, но лишь часть из них едут туда за новыми рабами. В этом случае, на корабль всходит много воинов из числа сынов титанид. А вот если этот корабль идёт за скотом, за зерном, за древесиной или ещё каким-нибудь нужным в Атлантииде продуктом покорённых народов, то командуют судном только два-три атлантиида, а остальные рабы.
«Знаю точно, старший из рабов кто у них на кораблях тех двух быстроходных, – продумывала детали своей жуткой идеи Эхотея, лёжа на воде, – бывают часто они в лавке соседней, что напротив, из колоний всякое продающей, и разговоры их слышала. Света Богиня, прости то мне, что сделать собираюсь с собой я. Каждого из них соблазню телом своим и стройным, и юным, тогда шансы увеличатся мои незамеченной проникнуть на корабль любой и отсюда уплыть навсегда».
(продолжение следует...)
Автор: O.S.
Источник: https://litclubbs.ru/articles/55137-spasenie-glava-6-poslanie.html
Содержание:
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Оформите Премиум-подписку и помогите развитию Бумажного Слона.
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: