Вчера я опубликовал реплику Садальского о Рязанове.
И сегодня в данном контексте хочу напомнить газетное интервью режиссёра 2012 года:
Какой из ваших фильмов тяжелее всего шел к зрителю?
- «О бедном гусаре замолвите слово». Тогда сложилась такая ситуация. Мы с Гришей Гориным написали сценарий про КГБ, про его провокации, его подлости. Поскольку мы не могли это делать на современном для нас материале, то мы все погрузили в николаевскую Россию с III отделением Бенкендорфа, которое олицетворяло для нас Лубянку. Вся история там замешана на провокациях, на проверке лояльности царю и отечеству, что тогда считалось синонимами. Это была интрига картины.
Вы знаете, что в 1981 году началось вторжение в Афганистан. И тут Сергей Георгиевич Лапин, министр телевидения, сказал: «Нам не нужна картина, где особисты проверяют армию». Нам приказали убрать героя - представителя III отделения. Чуткое начальство понимало, что мы делаем не про Николая, а про наше современное отечество.
Забота коммунистов о стукачах была поразительна. Нам было сказано: «Вы очернили III отделение». Сойти с ума! И нам пришлось с Гориным убрать жандарма. Мы сделали Мерзляева графом, тайным советником (его замечательно играл Басилашвили), стукачом по призванию. Но затрещали мотивировки, ибо ради мундира подлости делались мгновенно, от испуга, а тут совсем иное.
- А как картина стала телевизионной?
- Был у нас в Госкино Анатолий Богомолов, главный редактор, которому я дал читать сценарий «О бедном гусаре…». Одного его слова было достаточно, чтобы картину запустили. Но что-то он вилял, никак не хотел со мной встретиться. Наконец, я настоял и пришел к нему. Он сидел, что-то писал, не здороваясь, не поднимая головы, не глядя на меня, сказал, протягивая рукопись:«Вот, возьмите, это нам не надо». И продолжал писать.
Я посмотрел на него и ответил: «Я понимаю, что сценарии о чести и совести вам не нужны!»
Ушёл и хлопнул дверью так, что она чуть не слетела с петель. Внизу из автоматной будки тут же набрал номер Лапина, руководителя ТВ. Надо сказать, что отношения между министрами кино и телевидения были хуже, чем тогдашние отношения между США и СССР. Это были жуткие дрязги. Они ревновали, мстили друг другу, писали доносы. И я пришёл к Лапину. Тот - по контрасту - был очень любезен. Кофе, чай и так далее. Я сказал, что хотел бы сделать картину, но Госкино не нравится сценарий. Этого было достаточно. Он, не читая сценарий, заявил: «Мы будем делать эту картину». За две минуты решился главный вопрос.
А потом мы часа два разговаривали о поэзии. Он оказался тонким знаток поэзии. И нарвался на другого тонкого знатока. Мы пели друг другу соловьём. И если бы какие-то чекисты услышали наш разговор, то нас бы обоих немедленно посадили. Мы цитировали Мандельштама, Пастернака, Цветаеву, Ахматову из парижских, американских, немецких изданий.
У нас обоих была дома запрещённая к ввозу литература. У него - потому что он был министром. А у меня - потому что я ездил на всякие зарубежные фестивали. И каждый раз привозил книги. Слава богу, ни разу не попался. У меня в полном собрании сочинений Цветаевой был и знаменитый цикл Марины Ивановны, который назывался «Подруге», посвященный Софье Парнок, в которую поэтесса была влюблена…