Мысли подобные в ее голове давно бродить начали, особенно, когда окружающие на нее давить стали, требуя отречься от старой веры.
Особенно старался двоюродный дядька, окольничий Михаил Алексеевич Ртищев и его лицемерная доченька, востроносая боярыня Анна Вельяминова, которая прежде, как и она, верой-правдой царице Марии служила. Видать им что-то обещано было, коли с утра до вечера, позабыв о своих делах и семьях, находились подле нее и постоянно твердили:
— Перестань двумя перстами креститься! Послушай царя! Смирись!
Голоса их, будто шипение змеиное, в ушах звучали. Порой даже оглядывалась посмотреть: не аспиды ли за по углам прячутся? Так утомляли своим присутствием, что просто мочи не имелось. Феодосии одно оставалось — только губы поджимать презрительно, когда они, закатив к небу глаза, верой новой восхищались и призывали по новым книгам молитвы читать.
Однако в какой-то миг и ее терпению пришел конец. Не выдержала и велела немедленно умолкнуть. Пристыдила, что отступника и врага Божия Никона восхваляют, назвала его врагом церкви и сказала, что станет всячески проклинать.
В ответ дядька, словно ветряная мельница, руками замахал, никак остановиться не мог. Впрочем, справедливости ради, следует признать, он в чем-то прав был. Только душа ее всячески противилась насилию. Возможно, она и вняла бы его советам и смирилась. Тем более, что громогласного дядьку любила, для нее он казался осколочком из прошлого, где все еще были живы. Ведь только дядюшка мог рассказать ей о молодых годах любимого родителя, его свадьбе с матушкой…
Много чего смешного об ее детстве сказывал. Но в какой-то момент вдруг явственно осознала: смешивать свою веру и родственные чувства никоим образом нельзя. Потому-то и стояла на своем твердо, хотя в душе понимала — кое в чем правы угодливые родственнички.
Месяц назад приезжал двоюродный брат покойного Глеба Иванович — князь Борис Иванович Троекуров. Увидела, как из возка неуклюже вылазил, едва не рассмеялась в голос. Не зря на гербе у них медведь изображен. Знатный боярин и верно на хозяина леса похож был.
Потомок Рюриковичей привык, что перед ним все двери незамедлительно открываются, в дом ввалился, даже не постучавшись. Возник на пороге, огромный весь такой, в первый миг показалось, все пространство собой занял. Даже не удосужился приветствовать. Ему ли со вдовой убогой здороваться! Да что там здороваться, он даже шубу с плеч не пожелал снять и тут же, с порога, поучать принялся.
Голос его словно труба иерехоновая, во всех дальних уголках дома слышался. Убеждать ни в чем боярыню не стал, сходу принялся геенной огненной стращать. Нашел чем пугать... Страшнее ада, что люди сами себе на земле придумали, нет ничего. Гость никак понять не мог, что ее развеселило. На лице явственно читалась — уж не тронулась ли досточтимая хозяйка умом?
Сообразив, что боярин может не хорошие сплетни по Москве понести, с него грешного станется, перестала смеяться и строго промолвила:
— Не старайся, княже! Ничего у тебя не получится. Иди по добру-здорову, не вводи меня грех! Не заставляй слугам приказать прочь выставить. Коли пришел незванным, веди себя, как полагается!
От услышанного Борис Иванович дара речи лишился. Носом огромадным, что от постоянных пьянок давно сизым стал, посопел и ушел обиженный. На прощанье так дверями хлопнул, что иконы с иконостаса попадали. Это же сколько у человека злости имелось, коли подобное сотворил! А еще осмелился сказать, что пришел с миром и добро ей несет. Коли человек ведет себя по-доброму, никогда образа ликом вниз падать не начнут...
Не взирая на практически отшельнический образ жизни, все новости городские ей прекрасно были визвестны. Вся Москвы шепталась, как святейший патриарх, даже находясь в изгнании, принялся ее учителя Аввакума неприличными словами покрывать. Вот этого никак понять и простить не могла ибо всегда считала: отец Аввакум — истинный ученик Христов и только его учения следует слушать.
Однако говорить об этом вслух не смела. Ибо знала, дойдут ее слова до государя, костей не собрать. В гневе царь ничего не разумеет. Одним взмахом бровей может всего лишить, а самое страшное, сыночка милого от нее отлучить. И что тогда с ней будет?
Умная боярыня, насмотревшись на придворную жизнь, понимала — пощады не жди. Потому-то и наконец-то решилась принять тайный постриг. Теперь для всех была Феодосией, а для Бога значилась Феодора. Благо, что темные одежды ей по вдовьему положению носить полагалось.
Мечтала поскорее в сибирский скит, который за свои деньги возводила, отправиться. Скрыться от всего грязного и постылого и там молиться о благополучии и здоровье своего драгоценного сына Иванушки и всех, кого знала.
Однако перед тем как уйдет грехи замаливать и о спасении души молиться, требовалось одно мирское дело совершить. А именно: оженить Ванечку на хорошей и разумной девушке. Много кандидатур свахи называли да в бане показывали, но вот беда, ни на одной взор не остановился!
Словно кто-то смеялся над ее усилиями: девицы которые из знатных родов были, лицом да характером не приглянулись. Те, кто по всем параметрам хороши были, породой своей похвастаться не могли. А третьи из этих, новообращенных были. Как такую в дом взять? Вот и приходилось каждый раз все предложенные кандидатуры отбрасывать, в надежде, что сыщется нужная…
Любящая матушка считала — ее Ванечке, которого про себя всегда царевичем называла, в жены сказочная принцесса достаться должна была. Ах, как бы славно они с царевной Софьей сладились! Девица выросла умная, не важно, что ликом особо не вышла, зато приятная в обхождении, знатная по происхождению, умная и образована.
А красота... Так зачем она по жизни? Вот Феодосия какой красавицей уродилась, а принесло ли ей это счастье? Не нужна Сонюшке красота! У свет-Ванечки ее предостаточно. Ни у кого на свете нет таких глаз лазоревых и кудрей золотистых! Девки на него в церкви постоянно оглядываются, в грех парня вводят. Он в ответ лишь по сторонам глазами стреляет, но лишнего себе не позволяет, скромно себя ведет, не в пример нынешней молодежи. Достойного сына вырастила.
Коли царица Мария жива была, как знать, быть может общими усилиями удалось бы уговорить Софью за Ванечку замуж выдать. Зря, конечно, царских дочерей вместо замужества в монастырь отправляли. Сколько бы пользы государству от этих браков было, да сколько слуг верных царю родилось!
Публикация по теме: Феодосия-Федора, часть 49
Начало по ссылке
Продолжение по ссылке