Молясь за усопших, приобретаешь себе их ходатайство перед Богом, если они имеют дерзновение перед Ним.
Иоанн Кронштадский
Когда-то давно в руки мне попала книга С.Мельгунова «Красный террор в России», изданная в эмиграции в начале 20-х гг. Она потрясала до глубины души. Автор этой книги в предисловии к ней писал о том, что собирается выпустить и другое исследование, посвящённое «террору белому». Но мне не приходилось слышать, что бы он осуществил этот замысел. Уже позднее, я узнал, что современники неоднозначно оценивали эту книгу, а также личность самого С.Мельгунова, о котором отзывались как о человеке крайне экзальтированном и увлекающемся. Вызывали сомнения некоторые сведения и факты, приводимые им. Всё это остаётся на его совести…
За последние годы немало было сказано о «зверствах большевиков», но при этом как-то забывается, что главный кошмар Гражданской войны заключался в том, что война эта была братоубийственная, и погибшие с обеих сторон – наши соотечественники. Негоже, упирая на зверства одних, выставлять других безгрешными агнцами. Попробуем воздать должное памяти всех безвинно убиенных: белых и красных.
Кровавой прелюдией Гражданской войны стала вакханалия убийств февраля 1917 г., когда «лизнувший крови» зверь выполз на улицы российских городов. Смерть ужасна, но вдвойне ужасно убийство, совершённое СВОИМИ в ходе идейного, политического противостояния, когда каждый верит, что ПРАВДА на его стороне. Когда большевики взяли власть, они пытались удержать сползание к внутреннему конфликту, но сила их оказалась недостаточной. Даже для тех действий, которые сегодня кажутся ошибочными или преступными, в тот момент было трудно предсказать итоговый эффект с точки зрения разжигания или гашения войны. К таким действиям относится красный террор.
Подходить к социальным конфликтам масштаба революций с позиции абстрактного гуманизма в лучшем случае наивно. Отказ государственной власти от насилия (философский образ такой власти в русской истории представлен царем Фёдором Иоанновичем) ведёт к Смуте и самым большим страданиям населения. В условиях кризиса государственности принципом реального гуманизма является политика, ведущая к минимуму страданий и крови, а не к их отсутствию.
Террор (от французского слова «ужас») государства обычно имеет целью подавить эскалацию действий его внутренних врагов созданием обстановки страха, парализующего волю к сопротивлению. Для этого проводится краткая, но интенсивная и, главное, наглядная, вызывающая шок репрессия. Принцип террора -- неотъемлемая часть революционной традиции Нового времени, он юридически обоснован Робеспьером и философски -- Кантом. Робеспьер писал: «В революцию народному правительству присущи одновременно добродетель и террор: добродетель, без которой террор губителен, и террор, без которого добродетель бессильна».
В России все революционные партии принимали идею террора, социал-демократы отрицали лишь террор индивидуальный. Противниками любого террора были именно консерваторы и «реакционеры» (в частности, «черносотенцы»).
Советское государство объявило красный террор как ответ на обострившийся летом 1918 г. белый террор, после покушения на В.И.Ленина 30 августа (в организации белого террора были замешаны английские спецслужбы, что признаёт в своих мемуарах посол Локкарт). Государственным документом, вводившим эту меру, было воззвание ВЦИК (от 2 сентября), выполняющим её органом -- ВЧК. Самой крупной акцией был расстрел в Петрограде 512 представителей высшей буржуазной элиты (бывших сановников и министров, даже профессоров). Списки расстрелянных вывешивались (по официальным данным, всего в Петрограде в ходе красного террора было расстреляно около 800 человек).
Красный террор был официально прекращён постановлением VI Всероссийского съезда Советов 6 ноября 1918 г., фактически в большинстве районов России он был закончен в сентябре -- октябре. Станкевич В.Б., занимавший в 1917 г. пост комиссара Временного правительства при Верховном главнокомандующем, в эмиграции писал, отвечая тем, кто возлагал вину за террор на большевиков: «Мы защищались. Но ведь и большевики тоже защищаются. И террор, и массовые казни появились лишь после того, как мы объявили им войну».
Видимо, красный террор скорее подтолкнул к расширению Гражданской войны, чем отвратил от неё. Парализовать сопротивление Советской власти с помощью страха не удалось. Если же считать террор акцией уже начавшейся войны, то он привёл к резкому размежеванию и «очистил тыл» -- вызвал массовый отъезд активных противников Советской власти в места формирования Белой армии и районы, где Советская власть была свергнута (например, в Казани во время красного террора было расстреляно всего 8 человек, так как «все контрреволюционеры успели сбежать»).
Сегодня, когда хорошо изучен процесс разжигания и эскалации примерно десятка гражданских войн последних десятилетий (Ливан, Нигерия, Шри Ланка, Югославия, Украина и др.), когда выявлена роль в этом процессе государства, можно реконструировать весь период от февраля 1917 г. до конца 1918 г. как систему становления и воспроизводства гражданской войны. Советское государство было одним из действующих элементов этой системы -- с очень небольшими средствами для воздействия на процессы самоорганизации.
В литературе, в том числе в мемуарах, описаны трагические судьбы людей, попавших в застенки ЧК. Они оказывают сильное впечатление на читателя -- на то и литература, и вообще искусство. Оно заставляет человека сострадать жертве, и это великое чувство.
Но из показа судеб часто ничего нельзя сказать о социальном явлении -- о числе жертв и даже о виновности данных личностей. Для самой жертвы её горе -- это весь мир, оценить масштабы этого горя как социального явления она в принципе не может и не должна. Кроме того, в этих описаниях обычно и речи нет о том, что жертва (виновная или невинная) попала под слепое колесо Гражданской войны. Никогда в этих мемуарах не приводятся описания или фотографии того, как в другой точке России белогвардейцы заталкивают живьём в паровозные топки уральских рабочих. А ведь между этими жертвами была прямая связь! М.М.Пришвин, мечтавший о приходе белых, 4 июня 1920 г. записал в дневнике: «Рассказывал вернувшийся пленник белых о бесчинствах, творившихся в армии Деникина, и всех нас охватило чувство радости, что мы просидели у красных».
В наше время страдания жертв большевиков как-то затенили страдания тех, кто погиб от рук белогвардейцев. Думается, что и об этом стоит рассказать.
Начнём с Сибири и Дальнего Востока. Союзники восторгались Колчаком за то, как он расправлялся с большевиками и со всеми, кто им сочувствовал. Генерал Гревс, командующий американскими экспедиционными силами в Сибири, этих восторгов не разделял. Вот цитата из книги американцев М.Сейерса и А.Кана «Тайная война против Советской России»: «Каждый день офицеры его (Гревса) разведки снабжали его новыми сведениями о царстве террора, которое учредил Колчак. В армии адмирала было 100 тысяч солдат, и новые тысячи людей вербовались в неё под угрозой расстрела. Тюрьмы и концентрационные лагеря были набиты до отказа. Сотни русских, осмелившихся не подчиниться новому диктатору, висели на деревьях и телеграфных столбах вдоль Сибирской железной дороги. Многие покоились в общих могилах, которые им приказывали копать перед тем, как колчаковские палачи уничтожали их пулемётным огнем. Убийства и грабежи стали повседневным явлением». Только в Екатеринбургской губернии колчаковцами было расстреляно свыше 25 тыс. человек!
Впечатляет? Вот ещё: «Генерал Гревс не скрывал отвращения, которое вызывали у него злодеяния антисоветских войск в Сибири, чем заслужил враждебное отношение со стороны белогвардейского, английского, французского и японского командования. Агенты Колчака начали против Гревса травлю, чтобы подорвать престиж и добиться его отозвания из Сибири. В самый разгар клеветнической кампании в штаб генерала Гревса явился посланный от генерала Иванова-Рынова, командовавшего колчаковскими частями в Восточной Сибири. Он сообщил Гревсу, что если тот обязуется ежемесячно давать армии Колчака 20 тысяч долларов, генерал Иванов-Рынов позаботится о том, чтобы агитация против Гревса и его войск прекратилась». Этот Иванов-Рынов даже среди генералов Колчака выделялся как изверг и садист. В Восточной Сибири его солдаты истребляли всё мужское население в деревнях, где, по их подозрениям, укрывали большевиков. Женщин насиловали и избивали шомполами. Убивали без разбора -- стариков, женщин, детей. Один молодой американский офицер, посланный расследовать эти зверства, был так потрясён, что, закончив свой доклад Гревсу, воскликнул: «Ради бога, генерал, не посылайте меня больше с такими поручениями! Ещё бы немножко – и я сорвал бы с себя мундир и стал бы спасать этих несчастных».
Подчинённые Верховного правителя и впрямь лютовали, буквально за несколько месяцев спровоцировав партизанское движение в тихой и зажиточной Сибири. Об этом имеется масса свидетельств, в том числе и из независимых источников. Тот же генерал Гревс вспоминал: «Солдаты Семёнова и Калмыкова, находясь под защитой японских войск, наводняли страну подобно диким животным, избивали и грабили народ. В Восточной Сибири совершались ужасные убийства, но совершались они не большевиками, как это обычно думали. Я не ошибусь, если скажу, что в Восточной Сибири на каждого человека, убитого большевиками, приходилось 100 человек, убитых антибольшевистскими элементами».
Устыдились даже белочехи, и 13 ноября 1919 года издали меморандум: «Под защитой чехословацких штыков местные русские военные органы позволяют себе действия, перед которыми ужаснётся весь цивилизованный мир. Выжигание деревень, избиение мирных русских граждан целыми сотнями, расстрелы без суда представителей демократии по простому подозрению в политической неблагонадежности составляют обычное явление...»
Напомним, что Колчак расстрелял депутатов Учредительного собрания, которые съехались в Омск. Всё же разгон и расстрел -- разные вещи.
Массовые расправы были характерным явлением Гражданской войны, и белые здесь ни в чём не уступали красным. Например, сохранились весьма красноречивые данные о действиях ижевской контрразведки. Белым карателям понадобился некий Банников, возможно, проживавший в одной из окрестных деревушек. Какой именно Банников им нужен, прибывший в деревню отряд не знал, поэтому были арестованы и доставлены в Ижевск ВСЕ Банниковы, среди которых имелись старики и даже дети. Было задержано 22 человека, вся вина которых состояла лишь в том, что они носили требуемую фамилию. Как свидетельствует очевидец тех событий Семён Лиринцев, их выстроили на глазах у остальных заключённых, продели сквозь связанные руки верёвку, чтобы не падали, и начали сечь кнутами, на концах которых была вплетена картечь. В результате устроенной экзекуции семь человек были забиты на смерть тут же. Остальных увели в тёмные камеры, где расправа была продолжена. Людей били нещадно, подпирая штыками тех, кто уже не мог стоять на ногах. К утру из 22 Банниковых деревни Болгуры не осталось ни одного -- кто-то умер от побоев, кто-то -- от полученных ран и потери крови.
К числу сохранившихся в архивах документов принадлежат, воспоминания М.Сошникова, название которых говорит само за себя -- «Минувший кошмар». Он подробно описывает своё пребывание в белой контрразведке: «Озверевшие палачи свирепо повели свою расправу, хватая кого попало, были наганом по зубам, и заходили приклады, гранаты ручные, плети -- каждый палач выполнял свою роль. В этой жуткой обстановке метались из угла в угол изнурённые товарищи, не находя спасения. Дикий визг и стон заглушал всякие умаления. Лишь глухо и глухо ложились удары палачей под шум их брани. Они издевались до беснования, с пеной во рту, кидаясь во все стороны к прижавшимся смертникам в разных местах камеры, вытаскивали по одиночке, продолжали избивать, приговаривая: „Вот вам баня, а вот другая!” Кровавая баня длилась около двух часов».
Заставляют задуматься слова Ларисы Рейснер: «Чистополь, Елабуга, Челны и Сарапул, все эти местечки залиты кровью, скромные сёла вписаны в историю революции жгучими знаками. В одном месте сбрасывали в Каму жён и детей красноармейцев и даже грудных детей не пощадили. В другом на дороге до сих пор алеют запекшиеся лужи... Жены и дети этих убитых не убегут за границу, не напишут потом мемуаров о сожжённой старинной усадьбе с её Рембрандтами и книгохранилищами или о неистовствах ЧК. Никто никогда не узнает, никто не раструбит на всю чувствительную Европу о тысячах солдат, расстрелянных на высоком камском берегу, зарытых течением в илистой мели, прибитых к нежилому берегу».
Заглянем теперь на Юг России, где действовали войска генерала Деникина. Об их «подвигах» поведал в своих воспоминаниях русский литератор Г.Я.Виллиам. Он записал свидетельства очевидца: «Прогнали красных -- и сколько же их положили, страсть господня! И стали свои порядки наводить. Освобождение началось. Сначала матросов постращали. Те с дуру-то остались, „наше дело, говорят, на воде, мы и с кадетами жить станем”…Ну, всё как следует, по-хорошему: выгнали их за мол, заставили канаву для себя выкопать, а потом подведут к краю и из револьверов поодиночке. Так, верите ли, как раки они в этой канаве шевелились, пока не засыпали. Да и потом на этом месте вся земля шевелилась: потому не добивали, чтобы другим неповадно было».
Другой эпизод, записанный со слов офицера-контрразведчика: «Застукали его на слове „товарищ”…Добились, что он -- организатор ихних шаек. Правда, чтобы получить сознание, пришлось его пожарить на вольном духу... Сначала молчал: только скулы ворочаются. Ну, потом, само собой сознался, когда пятки у него подрумянились на мангале. Посередине станицы врыли столб, привязали его повыше, обвили вокруг черепа верёвку, сквозь верёвку просунули кол и -- кругообразное движение! Под конец солдаты отказались крутить, господа офицеры взялись. И вдруг слышим: крак! -- черепная коробка хряснула…Зрелище поучительное».
Белый эмигрант вспоминает: «Мать сверкнула на меня глазами и промолчала. Потом рванулась к дико стонавшему мальчику, схватила его на руки, как грудного, перевернула спиной вверх и подняла рубашку. Спина несчастного Павлика вздулась как подушка: она была вся иссиня багровая, иссечённая так, что клочьями висело кровавое мясо». Белогвардейцы шомполами высекли сына рабочего…
Говорят, что репрессии белых отличались от террора красных своей бессистемностью. Возможно, но масштабы были вполне сопоставимы! Только на Украине, по официальным данным, белые расстреляли более 38 тысяч человек, изувечили и подвергли порке 61 тысячу.
Современник пишет: «Вообще, отношение ко взятым в плен красноармейцам со стороны добровольцев было ужасное. Распоряжение генерала Деникина на этот счёт открыто нарушалось, и самого его за это называли „бабой”. Жестокости иногда допускались такие, что самые заядлые фронтовики говорили о них с краской стыда».
Г.Виллиам, один из немногих предельно откровенных мемуаристов, передаёт разговор с неким «высоким драгунским ротмистром»: «Красных, взятых в плен, он, по его словам, приказывал ,,долго и нудно” бить, а потом ,,пускал в расход”.
-- Офицеров красных, тех всегда сам...
Он оживился и с засветившимся взором продолжал:
-- Поставишь его, Иуду, после допроса к стенке. Винтовку на изготовку, и начинаешь медленно наводить... Сначала в глаза прицелишься; потом тихонько ведёшь дуло вниз, к животу, и -- бах! Видишь, как он перед дулом извивается, пузо втягивает; как бересту на огне его, голубчика, поводит, злость возьмёт: два раза по нём дулом проведёшь, дашь помучиться, и тогда уже кончишь. Да не сразу, а так, чтобы помучился досыта…».
Вот описание действий отряда генерал-майора С.Н.Булак-Балаховича: «Балахович вступил в Плотницу 2 октября, немедленно собрал всех евреев и потребовал денег. После того как евреи отдали все свои вещи, начались самые дикие убийства и пытки. У Моисея Плотника оторвали нос, а затем повесили его. Путерман, у которого изрубили шашками всё семейство, сошёл с ума и начал танцевать, а потом был расстрелян. Ефрему Поляку сначала отрубили руку, а потом с него живого содрали кожу. Илья Финкельштейн сожжён живым. Всех женщин и девушек в городе, вплоть до 9-летних детей, изнасиловали. Подобный же погром произошёл в Кремне Волынской губернии. Там в квартире Сокачева собрали 30 молодых женщин, которых после изнасилования перестреляли, мужчин же погнали к реке, где их бросали в воду и по плавающим стреляли до тех пор, пока всех не потопили. В деревне Инево, на границе Пинского и Ковельского уездов, добровольцы ограбили еврея, затем обмотали его колючей проволокой и катали по земле. Растерзанного и окровавленного его размотали и медленно жгли на огне…»
В годы Гражданской войны десятки тысяч евреев погибли в ходе погромов. Люди умирали от рук петлюровцев, поляков, всевозможных «батек» и атаманов. Их убивали только за то, что они ЕВРЕИ. Красные погромов не устраивали, зато белогвардейцы в этом деле проявили себя сполна. Более того, антисемитизм стал «душой» Белого движения. Поручик Н.А.Кояндер говорил на конференции партии кадетов в ноябре 1919 года: «Добровольческая армия идёт с любовью к России, с ненавистью к евреям. Вырвите у неё ненависть к евреям, и вы рискуете вырвать любовь к России». Вот описание жизни киевских обывателей осени 1919 года, когда в городе находились деникинские войска: «По ночам на улицах Киева наступает средневековая жуть. Среди мёртвой тишины и безлюдья вдруг начинаются душераздирающе вопли.
Это кричат ,,жиды”. Кричат от страха. В темноте улицы где-нибудь появится кучка пробирающихся ,,людей со штыками”, и, завидев их, огромные пятиэтажные, шестиэтажные дома начинают выть сверху донизу. Целые улицы, охваченные смертельным ужасом, кричат нечеловеческими голосами, дрожа за жизнь».
Убийство евреев перестало рассматриваться как преступление; для многих участников Белого движения это стало непременным элементом борьбы с большевизмом или просто рефлексом. Наиболее ярко это показал Василий Шульгин:
«В одном местечке мальчишка лет восемнадцати, с винтовкой в руках, бегает между развалин разгромленных кем-то (нами? большевиками? петлюровцами? ,,бандитами”? -- кто это знает) кварталов.
-- Что вы там делаете?
-- Жида ищу, господин поручик.
-- Какого жида?
-- А тут ходил, я видел.
-- Ну, ходил... А что он сделал?
-- Ничего не сделал... жид!
Я смотрю на него, в это молодое, явно „кокаинное” лицо, на котором все пороки...
-- Какой части? Отвечает...
-- Марш в свою часть!..
Пошёл. Ищет жида с винтовкой в руках среди белого дня. Что он сделал? Ничего -- жид».
Историк О.Будницкий отмечает: «Погромы, осуществлявшиеся белыми, поразили современников гораздо больше, чем, скажем, ,,петлюровские”, хотя последние унесли больше жизней и продолжались на более длительном отрезке времени. Дело было не только в том, что они были ,,острее”, как писал И.М.Чериковер... белые стремились (по крайней мере, декларировали это) к восстановлению законности и порядка; среди их вождей были преимущественно хорошо знакомые имена, ассоциировавшиеся с теми временами, когда безнаказанно убивать и грабить людей было нельзя. Не случайно во многих местечках еврейское население встречало белых как освободителей, хлебом-солью. Нередко делегации, отправлявшиеся встречать ,,освободителей”, оказывались их первыми жертвами. Контраст между декларациями белых и реальностью был разительным».
Перечень зверств можно продолжать до бесконечности. Но стоит ли противопоставлять страдания одних страданиям других жертв Гражданской войны? И с одной и с другой стороны имелись кровавые палачи и безжалостные ублюдки, но разве это умаляет чистоту помыслов подлинных героев Белого движения и мужество отчаянных бойцов «будённовских войск»?! Те и другие боролись за светлое будущее своей страны. Наша задача – оценить результаты.
Сегодня у нас вообще как-то принято безмерно преувеличивать утончённый аристократизм и высокую духовность белой эмиграции, бежавшей из России в годы Гражданской. Между тем, были они всего лишь людьми, несчастными, затравленными, не лишёнными обычных человеческих слабостей и недостатков. Вот, как вспоминает белый эмигрант первую ночь, проведённую на британском пароходе: «Когда совсем стемнело, несколько молоденьких „томми” принесли большой, дымящий паром котёл с приготовленным по-английски, прямо с молоком и сахаром, чаем, и несколько лотков с бутербродами. Увидев, что принесли ужин, пассажиры бросились все разом с такой дикой жадностью, что „томми” попятились назад.
Началась сцена, на которую стыдно и больно было смотреть. Около бутербродов поднялась свалка. Их вырывали друг у друга, обливаясь чаем, пробовали и с отвращением выплескивали обратно в котёл. Кричали:
-- Что это за бурду принесли? Почему не предупредили, что будут кормить, как свиней?..
Но кружки продолжали вырывать друг у друга; запихивали бутерброды в рот, совали в карманы и с полными ртами кричали:
-- Женя, да чего же ты стоишь столбом! Бери на троих!
-- Куда вы без очереди лезете, мадам? Вы думаете, я не вижу, что вы в третий раз?!отом из корзинок, баулов, мешков стали появляться огромные хлебы, домашнее печенье, малороссийская колбаса, жареная индейка. Молчание воцарилось во всём трюме. „Томми” жалостливо поглядывали на голодных людей, предлагали принести ещё чаю. Давали шоколад детям.
Начали укладываться; и опять брань, жалобы, угрозы донести начальству, что тюфяки жёсткие, что нечем дышать, что едут какие-то мужики, что так невозможно. Наконец угомонились и заснули.
Ночью в трюм спустились английские доктора и дежурный вахтенный офицер. Они открыли все иллюминаторы -- в трюме стоял такой ,,дух”, что тошнило! Я видел, как, проходя по узким коридорам между койками, они с недоумением смотрели на валявшиеся на полу бутерброды, куски сыру, консервов».
Говоря об отношении Ленина и большевиков к репрессиям, надо вернуться к самому главному: за власть в России боролись разные революционные движения. И сравнивать «репрессивность» их идеологий надо в реальном ряду, а не с «добрым царским временем». В центре, где и вырабатывался тип репрессий Советской власти раннего периода, в дебатах участвовали большевики, меньшевики и эсеры. Эти дебаты показывают непривычную для нашего уха, но надёжно установленную вещь; большевики были ЕДИНСТВЕННОЙ партией, которая боролась за скорейшее восстановление правового, государственного характера репрессий -- вместо политического, партийного. Они боролись за обуздание революции. Именно это и вызывало острую критику эсеров и меньшевиков.
Из всех политических течений, которые в то время имели шанс прийти к власти в России, большевики в вопросах репрессий были наиболее умеренными и наиболее государственниками. А государственные репрессии всегда наносят народу меньше травм, чем действия неформалов (многочисленных анархиствующих банд, обычных уголовных элементов, или «идейных» не подконтрольных закону палачей).
Среди большевиков установкой на репрессии резко выделялись Л.Троцкий и близкие к нему деятели. Его не раз блокировали на уровне ЦК РКП (б). Но, главное, Троцкий олицетворял СВОЙ крупный проект, в главных своих чертах несовместимый с проектом Ленина. По многим признакам это был бы для России неизмеримо более кровавый путь. Слава Господу, что Троцкому не был дан шанс реализовать его!
В завершение, напомним данные, приводимые антисоветской эмиграцией, образовавшей бюро, которое скрупулезно вело учёт политических репрессий в СССР. По опубликованным за рубежом сведениям, предоставленным этим бюро, в 1924 г. в СССР на тот момент было около 1500 политических правонарушителей, из которых 500 находились в заключении, а остальные были лишены права проживать в Москве и Ленинграде. Эти данные зарубежные историки считают самыми полными и надежными. 500 политических заключённых после тяжелейшей Гражданской войны, при наличии оппозиционного подполья и терроризма -- это репрессивное государство? Есть о чём поразмышлять…