В начале апреля 1922 года представители тридцати четырех стран начали прибывать в Геную, Италия, на крупный экономический саммит. Участникам форума предстояла решить два основных вопроса. Первый — возможность возврата основных мировых экономик к золотому стандарту, от которого отказались большинство великих держав под финансовым давлением Первой мировой войны. Второй— стремление к реинтеграции России, по крайней мере частичной, в мировую экономику.
Есть в моей электронной библиотеке одна интересная вещь - выпущенная в 2015 работа теперь уже профессора Джонсона, посвященная военному сотрудничеству СССР и Веймарской Германии. Для того кто знаком с темой, откровением она не будет и чего-то нового он там скорее всего не найдет. Интересна работа прежде всего тем, что отражает современный взгляд одной из групп историков США на российскую историю первой трети двадцатого века. И немного немецкую, того же периода Это скорее не перевод, а изложение, состоящее из нескольких, не связанных между собой эссе, главная цель которых с этой точкой зрения познакомить. Имена, географические названия и цитаты не проверялись, и могут не совпадать с теми, что встречаются у отечественных авторов. Если, что не так, извиняйте. Даты и цифры даны по изданию. Владимир Вольф, автор.
На конференцию были приглашены делегации как Германии, так и Советской России. Оба государства впервые с окончания войны участвовали в качестве равноправных членов международного сообщества на подобной встрече. 10 апреля начались переговоры, на которых Великобритания и Франция настаивали на выплате военных долгов царской эпохи и компенсации за имущество, захваченное Советским государством. Советы на это ответили предложениями о частичном возмещении имущественных потерь в обмен на дипломатическое признание и предоставление крупных кредитов, с помощью которых можно было бы восстановить советскую экономику. Глава советской делегации Георгий Чичерин знал, что предложение вряд ли будет принято. Вместо этого его главная цель на саммите заключалась в том, чтобы избежать «объединения капиталистических государств в единый фронт» против Советской России. Он также стремился, если это было возможно, получить юридическое признание советского государства.
Стараясь вбить клин в стан «врагов Советов», он поднял «вопрос о разоружении», по которому британцы и французы разделились. Также Чичерин вступил «в частные переговоры с британской делегацией об урегулировании долгов и претензий», но не с французами. Последнее потребовало бы большей дипломатической утонченности.
По пути в Геную советская делегация остановилась в Берлине. В ее состав входили Чичерин, Радек, Иоффе, Литвинов и Раковский. Все они были знакомы как с Германией, так и с ее высшими дипломатическими должностными лицами. Находясь в Берлине, советская делегация настаивала на подписании соглашения об урегулировании нерешенных споров дипломатического и экономического характера между германским и советским правительствами. Оно включало военные претензии, выдвинутые каждым государством друг против друга. Наиболее важным в переговорах было положение статьи 116 Версальского договора, гласившей: «Союзные и присоединившиеся державы официально оставляют за Россией право получить от Германии реституцию и репарации на основе принципов настоящего Договора».
Статья была внесена союзниками преднамеренно, в попытке держать Россию и Германию в оппозиции друг к другу посредством вопроса о военных репарациях, и была существенным препятствием для восстановления официальных дипломатических отношений. Во время визита в Берлин «в Министерстве иностранных дел Германии состоялись переговоры, и проект текста был согласован по всем пунктам, за исключением двух деталей». Главной трудностью было нежелание министра иностранных дел Германии Вальтера Ратенау заключать сделку с Советами. Вместо этого он надеялся на лучшее соглашение (особенно в отношении репараций) с Францией и Великобританией на запланированной Генуэзской конференции. Но этого не произошло. Французы оказались совершенно непреклонны в вопросе о военном долге и репарациях, и в результате немецкая делегация попыталась найти удовлетворение в другом месте.
Дипломатическая миссия, которая отправилась в Геную, включала ведущих государственных деятелей Германии, канцлера Вирта и министра иностранных дел Ратенау. Среди других её членов были граф Мальцан и представитель рейхсвера полковник Отто Хассе, которому подчинялась Зондергруппа R. В течение первых пяти дней конференции представители Германии не достигли ни одной из своих целей в отношении репараций. Вопрос о возвращении к тексту русско-германского договора вскоре вновь всплыл любопытным образом.
В час ночи в воскресенье, 16 апреля, Адольф Иоффе позвонил немецкой делегации и предложил обеим делегациям выскользнуть из Генуи в близлежащий город Рапалло для завершения переговоров по Договору. В тот ранний час «главные члены делегации собрались в пижамах в спальне Ратенау и обсуждали вопрос, ехать или не ехать в Рапалло». Мальцан и Вирт были непреклонны в своем решении и убедили колеблющегося Ратенау. После краткой, но безуспешной попытки сообщить британской делегации о своих намерениях, на следующее утро немцы отправились в Рапалло. В 5 часов вечера Ратенау и Чичерин поставили свои подписи под окончательным проектом Договора.
Договор в Рапалло содержал шесть статей. Ни в одной из них не было ничего особенно примечательного. Однако в совокупности это соглашение потрясло европейский послевоенный порядок. Два государства согласились «отказаться от своих требований о компенсации расходов, понесенных в связи с войной» или за утраченное имущество, немедленно возобновить «дипломатические и консульские отношения» и восстановить торговые связи на основе статуса «наиболее благоприятствуемой нации». Германия была первым капиталистическим государством, официально нормализовавшим отношения с Советским Союзом. Таким образом, обе страны избежали изоляции, навязанной международным порядком после Первой мировой войны.
Рапалло обычно считается началом советско-германского военного сотрудничества. Одним из центральных историографических дебатов по советско-германским отношениям является вопрос о «Секретном дополнении» к договору. Через шесть дней после заключения Рапалльского договора London Times, а вскоре за ней и почти все другие крупные газеты Европы, начали печатать документы, якобы доказывающие, что Германия и Советский Союз договорились о секретном военном союзе против Польши. Дискуссию осложняет тот факт, что, как отмечалось ранее, «инкриминирующие документы «регулярно и систематически уничтожались»», чтобы скрыть характер советско-германских военных отношений. Очевидно, что Договор опубликованный London Times, который они перепечатали полностью и который историки раньше цитировали как подлинный, является подделкой. Его язык, военные положения и предполагаемые подписи — все это ясно указывает на фальшивку. Ганс фон Сект также отметил в письме Хассе в мае 1922 года, что «никаких политико-военных соглашений не существует; однако всеми считается, что такая вероятность возможна.» Он утверждал, что это не так, и страх советско-германского сближения был лишь ценной картой, разыгрываемой Германией в отношениях с Западом.
Хотя ясно, что в Рапалло не было достигнуто никакого военного соглашения, переписка канцлера Вирта, Секта и Хассе доказывает, что летом 1922 года с советскими представителями были согласованы один или, возможно, два дополнительных договора. Что они содержали? В статье, написанной в 1976 году, Гордон Мюллер утверждал, что один из этих договоров, должно быть, был своего рода военным соглашением с конкретными положениями относительно союза против Польши. Он был первым, кто полностью исследовал более поздние труды канцлера Вирта, которые действительно намекали на то, что в более поздних переговорах был военный элемент. И Горлов, и Цейдлер согласны с этой интерпретацией: апрельская версия Рапалло дала психологический толчок военному сотрудничеству; она значительно облегчила управление совместными военно-промышленными проектами, которые будут развиваться после 1922 года. Более поздние переговоры, состоявшиеся в Берлине в июле, были первыми в направлении военной конвенции, став своего рода «заявлениями о намерениях».
Что может быть самым интересным в статье Мюллера, так это тот факт, что она показывает, что немецкое правительство уже в 1921 году не стремилось к добросовестному сближению с Западом. Вирт, который был в разумной степени информирован о продолжающихся военных переговорах с Россией, позже намекнул, что не только полностью поддерживал переговоры, но и сыграл определенную роль в их продвижении. Очевидно, что Штреземан, известный как лучший государственный деятель Германии в межвоенную эпоху, также поддерживал тайное сотрудничество с Советским Союзом. Ведущие политики Веймара, вымазанные нацистами в грязи, как предатели и собачки англичан и французов, по всей видимости, были архитекторами долгосрочной стратегии, призванной если не начать новую войну, то перевооружить Германию для будущего конфликта и, возможно, решить ее пограничные споры на Востоке силой. Вирт, оказавшийся в опасном положении при нацистах, защищал себя именно на этих основаниях в 1940 году
Первое свидетельство именно военного сотрудничества касается переговорщиков, присутствовавших на июльской конференции. С советской стороны участвовал Аркадий Розенгольц, который одновременно занимал должности в Комиссариате по торговле и в РВС. Начиная с 1922 года ему было поручено управлять советско-германским военным сотрудничеством. С немецкой стороны переговоры вел правая рука Секта и глава Зондергруппы R,занимающейся контактами с советскими военными, Отто Хассе. Следующим намеком на содержание этого соглашения является хронология событий после июля 1922 года: две недели спустя Сект отправил своего личного помощника майора Герберта Фишера в Москву, где было достигнуто новое соглашение. Официальное военное сотрудничество, включавшее обмен офицерами и отправку в Москву более крупного немецкого контингента, началось в ноябре 1922 года. Похоже, что июльские и августовские встречи лишь заложили основу — письменную или неписьменную — для будущего сотрудничества. Можно сказать, что советско-германский военный пакт родился из «духа Рапалло».
Строго говоря, у немецких военных не было причин искать официального соглашения с Советами в апреле. Сект уже отклонил предложение о военном союзе против Польши в ноябре и декабре 1921 года. Немцы начали отдельные переговоры о военно-промышленном сотрудничестве более года назад, часть из которых была почти завершена. Действительно, присутствие Хассе в Рапалло было направлено на продолжение переговоров с Радеком и Чичериным относительно сделки с Junkers AG, которая была почти завершена во время их предыдущего пребывания в Берлине. И хотя экономические положения Рапалло облегчали такой обмен, они не были написаны специально для военных. Учитывая колоссальное нежелание военных Германии делиться чем-либо с гражданским правительством на этом этапе — Вирт единственный из гражданских делегатов имел смутное общее представление о действиях немецких военных в России — кажется маловероятным, что они попытались бы связать дипломатические и военные переговоры. Проще говоря, в них не было необходимости.
К 1922 году советско-германские военные переговоры продолжались уже почти два года. Они шли в отдельном ключе, без ведома или включения представителей гражданского правительства Германии. Представители Советской России подписавшие июльский договор, не были в составе российской делегации в Рапалло. Кроме того, и ни один из них не был среди старших чинов Красной Армии или НКИД(Народный Комиссариат Иностранных Дел) в то время. К тому же , большая часть перечисленного сотрудничества была сосредоточена на военно-морских отношениях. При том, что адмирал Бенке не был склонен работать с Советами.
Подтверждением того, что не военные Германии были инициаторами соглашения в Рапалло, служат все их предыдущие контакты с Советской Россией. В течение января 1921- января 1922 годов меняющийся международный ландшафт будет поощрять как Народный комиссариат иностранных дел [НКИД], так и Auswärtiges Amt (Министерство Иностранных дел Германии) продолжать двигаться в направлении стабилизации взаимного общения. Прежде всего по вопросу военнопленных и интернированных.
В январе 1921 г. правительство Германии объявило о своей неспособности продолжать выплаты по репарационным обязательствам. 8 марта 1921 г. Союзническая репарационная комиссия переоценила обязательства Германии, но объявила, что не признает утверждения о том, что Германия находится в состоянии дефолта или неспособна производить платежи. Вскоре после этого Аристид Бриан, премьер-министр Франции, объявил о французской военной мобилизации и плане оккупации Рура, если Германия не подчинится. Германия возобновила выплаты, но только после того, как начала печатать деньги ускоренными темпами, что вызвало гиперинфляционный кризис, который нанес значительный ущерб немецкой экономике.
В Советском Союзе поражение в польско-большевистской войне привело к все более трезвой оценке советской внешней политики Лениным и Троцким. Кроме того, Кронштадтское восстание в марте 1921 года серьезно потрясло большевистскую элиту. Именно после его жестокого подавления Ленин провозгласил Новую Экономическую Политику, позволившую восстановить российскую экономику. Это означало возможность более масштабных торговых обменов с иностранными государствами.
После того, как эти события дали импульс к международному общению, представители немецкого офиса по вопросам военнопленных в Москве встретились с Радеком и Чичериным. 31 мая 1921 года Советы ратифицировали это первое официальное соглашение с Германией после перемирия. Оно было близко к расширению de jure признания Германией большевистского режима. Несколько недель спустя Ленин рекомендовал Политбюро, чтобы Советская Россия одновременно развивала экономическое и военное сотрудничество с Германией. Улучшению отношений между двумя странами способствовал отзыв из Москвы в начале 1922 года немецкого посланика Курта Виденфельда. Протеже бывшего министра иностранных дел Германии Фридриха Розена, выступал «решительно против любых соглашений, которые Германия могла бы заключить с Россией в одиночку». Жесткая позиция стран Антанты в вопросе репараций, привела к отставке в конце 1921 года считавшегося англофилом Розена и заменой его на более гибкого Ратенау.
По мере того, как советско-германские отношения развивались после польско-большевистской войны, Сект решил создать формальную структуру для управления ее военными компонентами. С этой целью осенью 1920 года он приказал создать секретное бюро, Sondergruppe R, в рамках которого должны были управляться военные отношения с Россией. Для его укомплектования он привлек своих бывших соратников по Первой мировой войне. Среди ее основателей был близкий соратник Секта Фриц Чунке, который спас Энвер-пашу в Литве и служил с Сектом в Турции. Кроме того, к группе присоединился майор Герберт Фишер, личный помощник Секта с начала 1920 года. Сект также включил в состав майора Вильгельма Шуберта, бывшего военного атташе в России.
Существует много разногласий относительно фактической даты основания этого агентства. Вуркутиотис относит его к началу 1920 года на основе письма, написанного Фрицем Чунке в 1939 году; Цейдлер к 1921 году на основе того же письма. Что можно сказать наверняка, так это то, что группа была создана между визитом Энвер-паши в Россию в августе 1920 года и сентябрем 1921 года, когда начались секретные военные переговоры между двумя сторонами.
Руководителем деятельности Sondergruppe R был Отто Хассе, который в 1922 году стал Chef des Truppenamt [начальником кадрового управления, тайным преемником германского Генерального штаба]. К этим четырем офицерам присоединился один из самых колоритных людей в немецкой армии, Оскар фон Нидермайер. Известный исследователь и шпион, Нидермайер любил, чтобы его называли «немецким Лоуренсом» в честь Лоуренса Аравийского. Он перед Первой мировой войной провел два года путешествуя по Азии, и находясь в оплачиваемом отпуске от армии. После недолгого пребывания на Западном фронте, Нидермайер был тайно отправлен в Афганистан в декабре 1915 года. Его миссия состояла в том, чтобы поднять афганцев на восстание против британского правительства. В Германию он вернулся в 1916 году и был свидетелем боев на Западном фронте. После войны Нидермайер завершил приостановленное обучение, получив степень доктора философии по географии Центральной Азии. В 1919 году он воевал в составе Freikorps Риттера фон Эппа в Баварии, после чего вернулся в армию. Нидермайер снова внезапно «ушел в отставку» в 1921 году, чтобы принять участие в деятельности Зондергруппы R в Москве.
Нидермайер оставался в Москве большую часть периода с лета 1921 года по 1932 год. Начиная с 1921 года он основал под руководством Sondergruppe R Московский центр, или «Z» (Zentrale Moskau). Центр был предназначен для управления всей секретной деятельностью рейхсвера в России. Находясь в квартире совсем рядом с британским посольством, Нидермайер сначала осуществлял свою деятельность как неофициальный военный атташе и руководитель немецких усилий в России.
Вопреки мнению ряда историков, все из которых, по-видимому, опираются на мемуары Хильгера, Нидермайер не был директором Московского центра после 1923 года. Его авантюрное личное поведение и склонность давать завышенные обещания, по-видимому, вызывали неприязнь как у Ленина, так и у Чичерина. Но присутствие Нидермайера было слишком ценным в Москве, чтобы отзывать его, поэтому Сект в ноябре 1923 года отправил отставного генерала ВВС Германа фон дер Лит-Томсена в Москву для надзора за Нидермайером и «Z». Нидермайер оставался заместителем директора с осени 1923 года. Помимо Лит-Томсена и Нидермайера, в «Z» также входили личный помощник по имени Рат и секретарь фрау фон Грисхайм.
Нидермайер снова взял на себя управление, когда Лит-Томсен заболел и вернулся в Германию. Но в критический период, с 1923 по 1928 год, он был лишь заместителем. Лит-Томсен был одним из пионеров воздушной войны в Германии. Он уволился из армии в 1919 году, но был призван обратно, чтобы возглавить совместный с Советами проект. Его участие подчеркивает, что авиация была в центре внимания ранних обменов. Действительно, силы Люфтваффе участвовавшие во Второй мировой войне, были более или менее созданы на русской земле, где-то между Филями и Липецком. Лит-Томсен провел несколько лет в России, прежде чем вернуться в Германию из-за проблем со здоровьем. Он вновь поступил на действительную службу в 1935 году. Ему посчастливилось мирно умереть в возрасте 75 лет в 1942 году, вскоре после получения звания генерал-лейтенанта.
После 1926 года Московский центр носил кодовое название Wirtschaftskontor Zentral или WIKO Z [Центральное экономическое управление] и почти всегда упоминался как «Z» в секретной немецкой переписке. Между 1922 и 1926 годами было создано четыре дополнительных WIKO для управления растущей сетью советско-германских учреждений. Это были WIKO L, которое должно было управлять советско-германским авиационным сотрудничеством; WIKO K, которое должно было заниматься проектами бронетанковой войны; WIKO V, которое было немецким «административным, финансовым и экономическим» офисом; и, наконец, WIKO R, которое должно было напрямую контролировать все немецкие военно-промышленные проекты в России. Оно также до 1927 года управляло советско-германской программой по химическому оружию, поскольку до этой даты большинство ученых и исследователей, работающих над проектами по химическому оружию, были наняты через частную корпорацию Stolzenberg AG.
Автор: Владимир Вольф
