Уважаемые мои читатели! Дорогие друзья! Прошу прощения за то, что перерыв в публикации глав рассказа оказался дольше, чем ожидалось. В Книге притчей написано: ”Много замыслов в сердце человека, но состоится только определённое Господом”. Смысл этого изречения все мы знаем: независимые от воли и желания человека обстоятельства могут нарушить все его вроде бы хорошо продуманные планы. Возвратилась я из отпуска с высоченной температурой, на работе уволились две сотрудницы, в результате дел значительно прибавилось – вот некоторые причины, “затормозившие” написание продолжения. Наконец, сегодня новая глава готова. Прошу не судить строго, потому что, как говорят доктора, коронавирусная инфекция влияет на клетки мозга))Желаю приятного прочтения!
- Боже милостивый! - воскликнула Моника, падая на колени к брату, - Луиджи! Что происходит? Это покушение?
- Успокойся, милая, не может быть! Возница отчего-то резко остановил лошадей. Сейчас я посмотрю, в чём дело, - обняв сестру за плечи, Гритти усадил её рядом с собой и потянулся к дверце экипажа, в котором они ехали.
- Луиджи! Всё же будь осторожен! - с заметной дрожью в голосе произнесла охваченная сильным волнением Моника.
Между тем Гритти открыл дверцу, поставил ногу на подножку и крикнул кучеру:
- Ты что? Наехал на камень?
- Простите, господин. Нет! Это не камень. Мальчишка неожиданно откуда-то вынырнул под самые колёса, - с возмущением ответил тот.
- Он жив? Где он? - тревожно спросил Гритти.
- Жив, господин! Что ему сделается? Вон, стоит смотрит. Видать, специально кинулся под лошадей! Я их знаю, этих бездомных. Сейчас начнёт деньги требовать, кадием грозиться будет, - сердито сказал кучер, слезая с облучка и явно намереваясь задать юному шантажисту взбучку.
Чуть поодаль и в самом деле стоял мальчик лет десяти-двенадцати с бледным исхудавшим лицом, в оборванном платье, из-под насупленных бровей сверкали чёрные глаза.
Увидев, что из кареты вышел важный господин и приближается к нему, мальчик дёрнулся и хотел бежать, однако оказался гораздо слабее взрослого мужчины.
- Кто ты такой? Как тебя зовут? У тебя есть родители? – схватил его за рукав Альвизе Луиджи Гритти, а это был он - османский дипломат и политик.
Он родился в Стамбуле от греческой невольницы и стал незаконнорожденным сыном дожа Венеции Андреа Гритти. Образование получил в Венеции и вернулся в столицу Османской империи, где его представил султану Сулейману венецианский посол Томазо Мочениго.
На приёме в Топкапы Гритти познакомился с великим визирем Ибрагимом-пашой, очень быстро сблизился с ним и стал его деловым партнёром.
Сейчас Альвизе и его сводная сестра Моника Тереза Гритти возвращались из дворца Топкапы, где султан Сулейман дал Гритти аудиенцию по случаю назначения на новую должность советника по международным вопросам, а тот в свою очередь представил повелителю сводную сестру, недавно овдовевшую и изъявившую желание вложить часть доставшихся от покойного супруга богатств в благотворительные проекты османской империи.
- Никто…Да! Я никто, - между тем буркнул пацан, и Альвизе заметил в его взоре моментально вспыхнувшую искру ума.
- Так не бывает. Каждый есть кто-то! Вот я вижу, что ты человек и, по-моему, больной человек. Я могу тебе помочь? – Гритти внимательно посмотрел на мальчика.
- Самая величайшая болезнь, которой я болен в эту минуту, это голод, господин. Вы может мне помочь, если дадите немного денег или еды, - ничуть не смутившись, заявил подросток, и Гритти одобрительно хмыкнул.
- Ты смелый мальчик, к тому же, как я успел заметить, умный. Я дам тебе денег. Однако мне хочется также принять участие и в твоей судьбе. Как я понимаю, родителей у тебя нет, - не отводя глаз от парня, Гритти полез во внутренний карман кафтана
- Луиджи! У тебя всё в порядке? - с беспокойством спросила Моника, выглянувшая в эту минуту из салона экипажа.
- Да, Моника! Я беседую с мальчиком. Довольно занятный юноша! Мне он определённо нравится, - заинтересованно прозвучал голос брата, и сестра, ступив на подножку, направила на мальчугана любопытный взгляд.
- О, Господи! Луиджи! Это же…- вдруг вскрикнула она и тотчас осеклась, крепко сжав губы.
- Что, Моника? Что тебя так удивило? - повернулся на её возглас Гритти, держа в вытянутой руке мешочек с монетами.
- Луиджи, присмотрись, он же копия шехзаде султана, Мустафы. Мы только сегодня его видели, - прошептала женщина, широко раскрыв глаза.
Гритти вновь перевёл взгляд на мальчика, прищурился и пристально вгляделся в него.
- А ведь ты права, Моника, - медленно протянул он, - а я думаю, откуда мне знакомы эти глаза!
- Луиджи, давай возьмём мальчика к себе. Ему нужно учиться, - задумчиво промолвила женщина.
- Прежде всего, ему нужно поесть, - улыбнулся Гритти. - Хотите поехать с нами, молодой человек? - с преувеличенным почтением обратился он к пацану.
- Лишь глупец ответит, что не хочет, - ухмыльнулся парень и искоса окинул взглядом респектабельных господ.
- Что ж, тогда прошу Вас, - продолжая играть, Гритти распахнул дверцу, слегка поклонился и жестом указал мальчику на место в салоне кареты.
Тот смело подошёл и ловко запрыгнул на сиденье.
- Домой! - велел кучеру Гритти, и возница, взмахнув кнутом, повёл лошадей ко дворцу, в котором жил османский чиновник.
Тем временем в покоях падишаха Ибрагим-паша и султан Сулейман обсуждали недавно завершившуюся встречу с Альвизо Гритти и его сестрой Моникой Гритти.
- Ибрагим, что скажешь? Можно ли по-прежнему доверять этому венецианцу? Я заметил, что он изменился с тех пор, как его впервые представил нам Томазо Мочениго. Разговаривал он в более амбициозном тоне, чем раньше, - произнёс султан, медленно поглаживая свою роскошную бороду.
- Повелитель, не думаю, что стоит беспокоиться по поводу Гритти. Он прежний, просто его успешная карьера придаёт ему уверенности и смелости. Меня же больше заинтересовала его сестра, о которой сложилось очень неоднозначное мнение, - задумчиво прищурился паша.
- Паргали, ты что? И месяца не прошло, как ты женился! Ты же говорил, что для тебя не существует других женщин, кроме твоей молодой супруги, - с удивлением раскрыл глаза Сулейман.
- Так и есть повелитель. Я и сейчас готов это повторить! Мухсине - единственная женщина, навсегда завладевшая моим разумом и сердцем. В Монике Гритти что-то насторожило меня. Её речи красивы…
- Что же здесь удивительного? Она и сама красивая женщина, - возразил султан.
- Её речи слишком красивы, государь, - ответил Ибрагим, продолжая думать о своём.
- Паргали, не слишком ли ты подозрителен? Моника Гритти учтивая образованная европейская женщина, она рано стала вдовой, поэтому теперь ее брат старается развлекать её. С этой целью она и прибыла в Стамбул, - с уверенностью в голосе произнёс султан.
- Повелитель, я бы назвал это бдительностью. Я убеждён, что необходимо проявить излишнюю осторожность, чтобы не пришлось впоследствии сожалеть о недостаточной предусмотрительности.
- Что ж, Паргали, ты как всегда прав. Твоя бдительность не раз спасала меня от неминуемой гибели. Продолжай быть таким! - похлопал его по плечу султан. - А сейчас я хочу поговорить с тобой вот о чём. Послы Карла ждут аудиенции. Сначала с ними поговоришь ты. Кому, как не тебе, знать, что церемонии приема иностранных послов используются нами для демонстрации силы и могущества государства Османов.
Паргали! Им нужно устроить такой приём, чтобы они трепетали от упоминания одного имени султана Сулеймана! Обставь переговоры с европейскими послами так, как ты умеешь! Я поддержу любое твоё решение. Перед встречей с послами прежде дай мне прочитать наброски твоего обращения к ним.
- Слушаюсь, повелитель, - с почтением склонился Ибрагим и тотчас поднял на султана загоревшийся взгляд.
- Паргали! Что ты задумал? Не томи, - с нетерпением в голосе произнёс Сулейман.
- Повелитель, никак не могу привыкнуть к тому, что Вы так хорошо меня знаете, пожалуй, лучше, чем я сам разбираюсь в себе, - с озорной ухмылкой ответил Ибрагим, вызвав на лице падишаха одобрительную улыбку. - Я подумал вот о чём. А что, если принять послов в моём дворце, соорудив подобие трона? Если они увидят, как принимает их великий визирь, всего лишь раб своего государя, то что они подумают о самом императоре? Весть об этом непременно разлетится по всей Европе, послы, как правило, не сдержанны в эмоциях.
- Что ж, идея хорошая, - поддержал великого визиря султан, однако бросил на него исподлобья загадочный взгляд. Ибрагим понял что дальнейшие слова падишаха будут очень важными, если не сказать судьбоносными, и замер в напряжённом ожидании.
Так и произошло. Подумав пару секунд, султан неожиданно продолжил:
- Знаешь ли ты, Ибрагим, как переводится твой титул с арабского языка?
- Знаю, повелитель. Ферзь! В шахматах это самая сильная фигура. Она существует для того, чтобы бить фигуры противника и защищать самую важную фигуру - короля, который скован в действиях. Однако только от короля зависит судьба всей партии. И с его падением партия проиграна. В этой мудрой игре отражено реальное положение вещей. Всегда за великим успешным правителем, связанным множеством законов и традиций, стоит "серый кардинал", мощный и умный, не ограниченный жесткими обязательствами, у которого развязаны руки благодаря мудрому правителю. В данном случае это великий визирь, это я, мой падишах, Ваш верный и преданный раб, готовый в любую минуту отдать за Вас свою жизнь, - низко склонился Ибрагим.
- Я удовлетворён твоим ответом, Паргали, - тихо сказал султан и похлопал его по плечу, - ценю это и доверяю тебе, поэтому и наделил тебя небывалыми полномочиями.
- О, мой повелитель! Я не устаю благодарить Аллаха за то, что послал нам взаимопонимание! Ваш раб счастлив! - Ибрагим преклонил колено перед султаном и прижался губами к краю кафтана падишаха.
- Подними голову, Паргали, - глухим голосом произнёс Сулейман, и Ибрагим тотчас посмотрел на своего государя с пылкой искренностью в глазах и с простодушной добротой во взгляде.
Ни слова не говоря, султан поднял его с колен и обнял.
- Ты не раб, Паргали, и ты это знаешь, - прошептал Сулейман и почувствовал, как руки Ибрагима крепче притянули его к себе.
- Позволите удалиться, повелитель? - пряча покрасневшие глаза, спросил Ибрагим.
- Да, ты можешь идти, - кивнул султан, послав другу лёгкую улыбку.
На следующий день Ибрагим-паша представил повелителю набросок вступительного обращения к послам императора Карла V.
Султан быстро пробежался глазами по ровным строчкам, остановился на словах о правителях-львах и визирях-укротителях и усмехнулся.
- Повелитель, простите, если я проявил дерзость, я перепишу обращение - мгновенно среагировал Ибрагим на реакцию султана.
- Нет, Ибрагим, не нужно. Мне нравится, - тотчас произнёс падишах и продолжил чтение.
Пару минут спустя султан отдал великому визирю его документ.
- Иди, Ибрагим, встречайся с послами. А завтра, когда они будут готовы, я сам поговорю с ними, - самодовольно произнёс он, и великий визирь откланялся.
…Вечером того же дня с посольского двора столицы османской империи от австрийских послов к императору Карлу V полетела потрясающая весть-молния, между строк которой явно читалось ошеломление и паника:”…Великий министр выглядел султаном. Каков же тогда сам султан? …Их затраты на флот огромны, сказал он, но их богатство таково, что они эти затраты не замечают. Только на днях Ибрагим-паша взял из казны два миллиона дукатов, чтобы вооружить флот. Этого хватит, сказал он, чтобы залить мир кро_вью…Осмотрев Ваше письмо, государь, Ибрагим-паша возвратил нам его, сказав, что возмущён тем, что Вы поставили имена Фердинанда и султана Сулеймана на одну строчку. “Хорошо, что он любит своего брата, - сказал великий министр, - но он не должен из-за этого умалять достоинство великого падишаха, равняя его со своим братом. У моего великого господина, сказал он, множество санджакбеев богаче и могущественнее чем Фердинанд.”
Государь! Дабы не накалять обстановку, Корнелиус Дуппликус (один из послов) попытался извиниться перед Ибрагимом-пашой за титулы, которыми Вы подписались, сказав, что это всего лишь фигуры вежливости при переписке и не имеют никакого значения… Мы намерены предпринять всё необходимое, чтобы склонить великого министра к подписанию мирного договора, так как сила и мощь османской империи велика…Война с ней грозит нам большой бедой…”
А ещё через день султан Сулейман в сопровождении Ибрагима неожиданно приехал в дом Гритти, куда были также приглашены и австрийские послы. Повелитель побеседовал с ними в непринуждённой обстановке и заверил, что на ближайшем Совете дивана ратифицирует мирный договор с австрийцами. При этом австрийские послы с огромным облегчением выдохнули.
Весьма довольный результатом состоявшейся встречи, увидевший в нём свою заслугу, Альвизе Гритти в великолепном расположении духа вышел провожать высоких гостей.
- Повелитель, позвольте ещё раз выразить Вам глубочайшее почтение за оказанную великую честь посетить моё скромное жилище, - подобострастно проговорил он и низко склонился, демонстрируя свою покорность падишаху.
- Твой дом мне понравился, Гритти, он уютный, его атмосфера располагает к доверительной беседе и принятию справедливых решений, - похвалил султан, вызвав взволнованный румянец на гладко выбритых щеках османского советника. – Не провожай нас дальше. Вернись к сестре, не заставляй её скучать в мраморных стенах своего дворца.
- Как пожелаете, повелитель, - не поднимая головы, ответил Гритти и остался стоять на месте, в то время как султан Сулейман, жестом позвав Ибрагима, двинулся к воротам по садовой тропинке.
- Что ж, Ибрагим, дипломатия – это неплохо. Сначала любезно поговорим, а затем сравняем с землёй, - тихо произнёс султан, едва они с великим визирем остались наедине.
- Значит ли это, повелитель, что Вы намерены вскоре начать новый поход? – спросил паша.
- Да, Ибрагим, верно. Мы закрепили свои политические тылы со стороны Польши и Венгрии, осталось удостовериться во враждебности габсбургам Франции и Венеции, и можно смело разворачивать наступательные действия…
- Повелитель, прошу Вас, тихо! – вдруг шикнул Ибрагим и замер. Остановился и Сулейман.
- В чём дело, Ибрагим? – настороженно спросил он.
- А это мы сейчас проверим, - ответило тот, резко свернул с тропинки и шагнул за самшитовый кустарник. Тотчас оттуда раздался женский голос.
- О, Ибрагим-паша, Вы напугали меня!
- Синьора Гритти, простите, у меня не было злого умысла. Я не ожидал, что Вы окажетесь здесь в такой час, - с деланным удивлением произнёс паша.
- Представьте, я тоже, - с вызовом ответила женщина. – Моё присутствие здесь вполне объяснимо. Я хочу нарезать роз, в это время они особенно благоуханны. А Вы? Неужели тоже интересуетесь этими великолепными цветами? – кокетливо промолвила она, однако в её голосе слышалась нервозность.
- Очень интересуюсь, - томно ответил Ибрагим, и напряжение между ними потихоньку спало.
