Опровержение Прокопия Адриановича Устимовича
В своем рассказе обо мне, Николай Браилко, повествует, что именно 1855 году (когда уже Государя Николая I в живых не было) ему помнится такое событие за бытность мою в училище Правоведения.
"Когда мне было 13-14 лет и воспитанников училища распустили как-то после обедни, я направился через Прачечный мост по Дворцовой набережной, где я с Государем встретился. При отдаче мною "чести Его Величеству", когда я (по выражению г. Браилко) "вытянулся во всю свою длину" (словно я змеем был каким-то), Государь спросил меня: "Правовед?", - а я протянул: "Точно так, Ваше Величество!".
Затем Государь спросил меня: "Хочешь в военную службу?". По словам г. Браилко, я ответил, - медленно и вяло: "Нет, не хочу, Ваше Величество", на что будто Государь добавил: "Ну так, пойди и скажи своему директору, что ты дурак", а я на это ответил: "Слушаю", и медленным шагом отправился в училище.
Там, по словам того же г. Браилко, я был надолго лишён отпуска, ибо принц Пётр Георгиевич Ольденбургский должен был за меня извиняться перед Государем и пр.
Долгом считаю сообщить, что всё, Николаем Браилко изложенное, вымышлено, кем я не знаю, вот что было на самом деле:
В 1854 году по случаю войны России с Турцией, как известно, петербургская молодежь чрезвычайно увлекалась патриотическим стремлением драться и проливать кровь за Веру, Царя и Отечество.
Число, подававших Государю, даже на улице, прошений "о принятии в военную службу" до того, как видно, увеличивалось, что вышло распоряжение по высочайшему повелению объявленное, не утруждать Государя подобными прошениями на улице и обращаться с таковыми по начальству.
Я также знал это распоряжение.
Однажды, насколько помню, на Страстной неделе, проходя мимо Зимнего дворца, увидел я у собственного подъезда Его Величества стоит царская коляска. Я, желая иметь счастье видеть поближе Его Величество, стал возле коляски, как раз против двери, из которой должен был выйти Государь.
Я был, конечно, в форменной одежде: в шинели и треуголке, и в левой руке у меня была книга. Первым вошел в коляску Наследник Цесаревич Александр Николаевич, а потом Государь, в металлической, кажется, конногвардейской каске. Я стоял, не отнимая правой руки от шляпы "по положению" и пристально смотрел на Государя.
Вдруг Государь произнес строгим голосом, обращаясь видимо ко мне: - Уж, не на службу ли проситься.
Я ответил: - Нет, Ваше Императорское Величество.
Я хотел было прибавить, почему я так близко подошел, но я несколько смутился, а Государь милостиво и, "словно улыбаясь, поклонился, приложив руку к каске", - и коляска отъехала.
Прошло после этого несколько дней, и когда я явился к заутренней на Пасху в училище Правоведения (это было обязательно для всех), то только тогда я доложил директору училища Александру Петровичу Языкову о сделанном мне Его Величеством вопросе и моем ответе.
Несмотря на всю строгость директора, я не слышал от него при этом ни слова хотя бы какого-либо упрека. Напротив, ответ мой считался "нормальным" и другого ответа после объявленного воспрещения проситься у Государя на службу на улице, я и дать не мог, если б я даже, в возрасте 13-14 лет и желал высказать несообразную просьбу о поступлении в военную службу в то время, когда надо было учиться и учиться.
Вечером 18 февраля (1855) после смерти государя императора Николая Павловича, у Александры Осиповны Смирновой были друзья, целый день приезжали к ней с визитами и все говорили только о смерти государя.
В 10 часов вечера доложили о Ф. Ф. Вигеле, его приняли, и он тотчас же начал говорить государе в самых неприличных выражениях.
Первое его слово было: "Eh bien, Nabuchodonossor n’a maleureu-sement pas assez, brouté, c’est la seule chose que j'ai regretté ce matin en apprenant qu’il est parti. La statue est tombé et les morceaux n’en sont même plus bons, Европа нас бьет по щекам, on crache sur nous" (Так вот, Навуходоносор недостаточно пасся, это единственное, о чем я пожалел сегодня утром, когда услышал, что он ушел. Статуя упала и куски уже не годятся, Европа нас бьет по щекам, на нас плюют (подстрочник)).
Александра Осиповна ответила ему: (перевод) "Заметьте, милостивый государь, что, прежде всего, я очень любила императора, и если даже я не одобряла того, что при нем делалось, то я часто позволяла себе говорить ему об этом в лицо. Я привыкла вообще не стесняться и говорю не только правду, но и правдивые вещи. Только лакеи ругают своих господ за спиною и льстят им в лицо; такого лакейства много во всех сердцах и во всех гостиных.
Но, если бы я и ненавидела государя, у меня бы хватило порядочности, чтобы молчать перед его гробом; если бы я порицала царствование, я не стала бы поносить память человека, умершего с разбитым сердцем, во время столь трагическое для моей родины.
Вигель язвительно улыбнулся, и сказал что-то очень неприличное о покойнике.
Александра Осиповна указала на дверь и сказала: "Ступайте вон, м. г., вы оказываете мне неуважение, так как говорите в моем присутствии, как извозчик. Да, государь делал ошибки, все могут ошибаться; у него был характер абсолютный, но рыцарский, и у него было сердце, было благородство; у него были также дурные слуги и он расплатился за всех; он много больше пострадал, чем виновники наших поражений; не следует взваливать всю ответственность на властителя, о прекрасных свойствах которого, история, скажет рано или поздно.
Что касается "системы", то он её "нашел", и он плакал от нас, благодаря низости куртизанов и людей, "ловящих рыбу в мутной воде". Вы забываете также, м. г., что если Навуходоносор разбит, то статуя, в настоящее время, есть Россия и что её падение нас "пришибло".
Вы посредственный патриот и жалкий либерал, вы из тех, кого наказание третьего отделения недели две тому назад заставило бы молчать. Это ослиные лягания и лай моськи над мертвым львом. Цивилизованные люди закрываются перед покойниками и дожидаются, по меньшей мере, их похорон, прежде чем оскорблять их память; да, наконец, разве это историческая оценка брызгать ругательствами!
Ступайте и чтобы ваша нога не переступала моего порога. Будь здесь мой муж, он велел бы лакеям вытолкать вас вон".
Вигель так оторопел, что не нашелся, что ответить, поклонился и вышел.
