Энциклопедия – уникальный вид текста. Во-первых, она призвана содержать в себе знание о любой вещи и при этом знание системное, т.е. рассказывать обо всем на свете и делать это хорошо, что само по себе является задачей весьма незаурядной. Во-вторых, через энциклопедию, быть может, больше, чем через любой другой текст, способна говорить эпоха. Энциклопедия – текст коллективный, достигший консенсуса, текст честный, научный, публичный, доступный пониманию большинства, текст всеобъемлющий и всеохватный. Мы слышим голос и гения, и философа, и ученого, и педагога, и юриста, и врача, мы слышим всех, говорящих обо всем. Мы можем узнать, какие проблемы волновали людей, как следовало о них говорить, что было известно хорошо, а что представляло собой загадку. В энциклопедии мы можем найти не только какое-то конкретное интересующее нас знание, но и узнать про общество, это знание породившее: его мировоззренческую картину, численность, историю, культуру, быт, научные достижения. Есть у энциклопедии нечто общее с платоновским миром идей или с ипостасью Ума Плотина… По крайней мере, в энциклопедии можно узнать, что это такое.
Сегодня же мы погрузимся в знаменитый Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, а точнее, мы обратимся к статье об античном философе Плотине, принадлежащей руке В. Соловьева. В томе XXIIIА, или в 46 полутоме, между писателем Петропавловским и поватажной пошлиной, на страницах с 916 по 918, среди плотничного дела, плодов, плача, платины, плотин, Плотины и планет, мы находим небольшой рассказ русского мыслителя о древнем платонике.
Надо отметить, что краткое изложение основных положений философии Плотина В. Соловьевым в «Брокгаузе и Ефроне» – это, на наш взгляд, лучшее изложение, которое было возможно уместить всего на двух страницах. Ни одна деталь системы Плотина не была выброшена как неподходящая или излишняя. Единое, Благо, Ум, Душа, человек, материя, зло – все нашло свое место и оказалось при деле. Впрочем, другого и не следовало ожидать от мастера работы с мыслью. Однако помимо гения Соловьева автором этого текста является и его время – XIX век.
Можно сказать, что только в наше время Плотин в полной мере занял свое законное место в тройке главных античных философов: Платон, Аристотель, Плотин. Совсем иначе обстояло дело до второй половины XX века. Показательно, что Мари-Николя Буйе (M.-N. Bouillet), осуществивший во второй половине XIX века первый полный перевод «Эннеад» Плотина на французский язык, пишет:
«Мы, со своей стороны, давно сожалели о том, что философ, сыгравший столь важную роль в истории философии, остался неизвестным или, по крайней мере, недоступным для большинства, и мы очень хотели, чтобы этот пробел был восполнен».
Почему же Плотин был так долго в тени? Прежде всего, многих исследователей отпугнула поразительная сложность языка и мысли Плотина. По всей видимости, казалось, что игра не стоит свеч. Но сложных авторов много, почему же не везло именно Плотину? С нашей точки зрения, увидеть оригинальность и важность философии Плотина исследователям мешали два стереотипа. Во-первых, стремление закончить на Плотине историю античной философии, превратить его мысль в жирную точку, которая собрала бы и объединила в себе всю предшествующую мысль, ничего нового после себя не оставив. Во-вторых, желание поскорее разделаться с провинциальным язычником, не увидевшим в упор Слово Божие, и быстрее перейти к расцветающему на просторах гниющей Римской империи христианству.
Эти же стереотипы мы находим и в энциклопедической статье о Плотине В. Соловьева:
«Все элементы философии П. находятся у Платона и Аристотеля (отчасти также у ново-пифагорейцев и стоиков), но П. свел эти элементы в одно грандиозное и стройное мировоззрение, которое, с позднейшим дополнением Прокла, составляет достойное завершение всей древней философии».
«Так как высшая жизненная задача исчерпывается здесь возвращением единичной души к Богу, то в этом воззрении нет места для общественных, политических и исторических задач: все дело происходит между отдельным лицом и «неизреченным» абсолютом. Философия П. представляет собой завершение древнего умственного мира как с положительной, так и с отрицательной стороны. Древний мир здесь следует принимать в широком смысле, так как эллинизованный египтянин П. вобрал в свое учение не классические только, но и восточные духовные стихии. И в этом последнем слове всего образованного язычества сказалась его общая граница с полной ясностью. Весь идеал – позади человека. Абсолютное нисходит и изливается в творении в силу изобилия собственной природы, но без всякой цели для себя и для самого творения. … Идеал единичного человека – не живая и свободная личность, «друг Божий», а лишь отрешенный от мира созерцатель и аскет, стыдящийся, что имеет тело…».
Таков Плотин Владимира Соловьева, таков Плотин «Брокгауза и Ефрона», так его видели в России, таким он предстал в конце XIX века.
а.н.
