Продолжаем публикацию Провинциального романа. Начало здесь.
Красавицу официантку Сергей прекрасно помнил по конкурсам самодеятельности, где девушка, обожающая петь неизменно занимала первые места…
Однажды в автобусе, по дороге в Подмосковье на молодежный фестиваль, оказались рядом. Болтали, шутили. В какой-то момент Сергей не удержался и спросил: почему не пробует поступать в Гнесинку? В другое место? Мол, оперетта или эстрада такое сокровище должны с руками и ногами оторвать. Быстрая и кривая усмешка Аллы были ему ответом, но ни одного слова. Она не жаловалась и не ныла. Так он и не узнал подробностей. Но ребенок в жизни незамужней официантки появился, оказывается, после первой попытки поступить учиться в театральное училище столицы… Как позже рассказал приятель-следователь.
Дурочкой или развратницей Алла не была. Не пила, не катилась по наклонной, видимо действительно просто доверилась не тому, кому следовало.
Сергей ни минуты не был влюблен. Но позже отчаянно жалел, что эта звезда не взошла на горизонте отечественной поп-сцены. И голос, и внешность были высшего качества.
В невесты Орлов выбрал славную домашнюю девочку брюнетку. Ни одной общей черты с Аллой, замечательное образование, хорошие дружные родители…
А когда узнал про трагедию, сначала почувствовал жуткую боль, потом закружилась голова, галстук врезался в горло. Орлов содрал шелковую удавку, рухнул в кресло, взвыл… Сгорбился.
Не плакал, нет… Думал. Через четверть часа поднялся, поправил рубашку, начал действовать.
А галстуки с тех пор не носил.
В момент приступа не знал, что Аллу после всего, что с ней сделали – задушили… Выходит тело подало знак…
Как?
Почему?
Мистика или тонкая душевная связь, которую он упрямо отрицал?
Помог с похоронами. Молодая мать-одиночка жила с бабушкой. История старушку окончательно подкосила, она отправилась вслед за внучкой чуть больше чем через неделю…
Орлов не бросил тему, сходил по второму кругу. Снова организовал, договорился, выбил поддержку наверху, устроил если и не все, то многое. Что-то взяли на себя соседи…
Он суетился, звонил, а сам вспоминал белозубую улыбчивую Аллу на сцене парка и ДК, сердце сжималось от несправедливости случившейся трагедии.
Улетела на небеса тонконогая райская птичка: яркая, хрупкая, веселая. И время от времени снилась ему всю жизнь.
Не отпускала.
Возможно, как он разрешал себе думать, приглядывала за сыном, была рада?
В первый вечер и сам не понял с какой целью приехал в больницу. Узнать о состоянии осиротевшего ребенка?
И только?
Когда травматологи с полостными хирургами перечисляли переломы и повреждения, плохо совместимые с жизнью, то не верили себе, что говорят о мальчике в настоящем, не прошедшем времени.
Ребенок решил жить вопреки прогнозам.
Или назло?
Стоически перенес десяток операций. Руки и ноги упаковали в гипс, сломанные челюсти сшили проволокой.
Сергей попросил разрешения взглянуть на пацана. Принес дурацкую игрушку, наскоро купленную в Детском мире.
Идиот…
Наклонился над кроватью, прикоснулся к маленькой в синяках и ссадинах детской ладошке, выглядывающей из повязок.
Мальчик, находящийся без сознания, вдруг стиснул мужской палец в кулаке, не хотел отпускать. Что-то шептал разбитыми губами. Сшитые челюсти мешали дикции, слова звучали неразборчиво и тихо. Сергей наклонился, вслушался. Едва разобрал горячее глухое.
- Мама… Мамочка моя…
Выпрямился. Поймал взгляд медсестры. Промолчал. А что тут скажешь?
Вернулся в травматологию утром следующего дня.
Потом заскочил вечером после работы.
Приехал в выходные.
Медики, естественно, решили, что холостой секретарь имеет отношение к ребенку или матери, а может к обоим. Не подмигивали, не косились, но стремление принять участие в судьбе сироты одобрили.
Помогли с документами, хотя он и сам бы порешал. Сильно нравился первому секретарю горкома КПСС. Вместе играли в шахматы и обсуждали сражения ВОВ, разбирая их по картам, вычитывая подробности в мемуарах и энциклопедиях…
К двадцати семи годам комсомольский лидер имел возможности, которых не было у обычных людей его возраста.
Быстро решился на усыновление, не слушал никаких уговоров. Какой еще детский дом?
Он против!
Даже невеста Сергея изящная Ариадна, изначально воспротивившаяся, вскоре смирилась, стоило сказать, что готов на любые анализы, так как гарантирует, что не отец мальчику, не встречался с его мамой. Не боится разоблачений. Не при делах.
Единственным, кто сразу без споров принял, полностью одобрил поступок был отец - Иван Сергеевич Орлов ветеран ВОВ, разведчик, повидавший на фронте более, чем просто многое.
Они с супругой после войны подняли пятерых детей. Только двое из них родились у самих Орловых.
Одного Иван привез с фронта, не смог расстаться с сыном полка, подобранным на руинах белорусской сожженной деревни. Двух девочек-сироток в сорок втором приютила жена, а потом и оставила с разрешения мужа, как собственных.
Иван получил из дома треугольник, развернул залитое слезами письмо со множеством вопросительных знаков в конце и в тот же вечер ответил супруге одним словом, будто телеграфировал.
- Оставляем.
Вышел в офицеры.
Деньги переводил домой. А сигареты, мыло, что там еще было нужно вояке? Добывал у фрицев, как трофеи. На такое баловство ни рубля не тратил.
Не боялся ни Бога, ни черта.
Комполка иначе, как Орлом его не называл. Сослуживцы не просто уважали, были готовы в любое пекло, если с ним, если рядом. Знали – не бросит. И десять раз в самой опасной ситуации успеет подумать, прежде, чем отрежет.
А решение обязательно примет быстро, но… как сказал один из генералов, слушая отчет:
- Нетривиально! Блестяще! Тебе в военную академию надо поступать, парень!
Был замечательным командиром, стал прекрасным отцом.
В мирной жизни в начальство не рвался, но назначили, заставили на собрании. Слишком мало мужчин вернулось с фронта в колхоз. Поднимал хозяйство с той же упрямой решимостью, как и добывал языков.
Тут еще одно генеральское словечко хорошо подойдет.
- Результативно!
Сережа горячо любимый, даже обожаемый младший, пришел в этот мир последним птенцом большого гнезда, когда родителям было по тридцать с лишним.
Но в любимцах отца ходил не потому, что последыш родной по крови… Старшие Орловы не делили детей на собственных и приемных.
Папа ценил шустрый ум пацана, упертость, сходство взглядов, тягу к знаниям.
Мама не могла устоять перед открытой сияющей физиономией. Все дети как дети, а этот, лучится, точно лампочку включили. Так и тянет улыбнуться в ответ.
Пользовался ли парень такой привлекательностью? Сначала не особенно. В актеры, например, не пошел, хотя приглашали.
А после армии и за два года (!) законченного института (всех поразил!) начал там и тогда, когда надо. Что именно? Располагать людей к себе. В меру, не усердствуя. С хорошей крепкой базой из реального опыта и знаний.
Слащавым не был, следил за этим. Стригся коротко, на военный манер. На самые верха не рвался.
Его шаг за шагом плавно поднимала система, в которую удачно встроился. Не наглел, не рвался в столицу. Предпочитал быть первым в деревне, а не двадцать первым в Риме.
Знал, что все получится и не спешил.
Иногда внезапно нарушал логичность роста. Поступал не так, как принято. Как с усыновлением ребенка убитой матери-одиночки, например.
Или с женитьбой по любви не на единственной дочери генерала КГБ, которая на него заглядывалась, а внезапно на девушке из многодетной многонациональной семьи простых учителей.
Но и это шло на пользу скромному карьеристу. За подобными поступками старики из руководства видели характер и одновременно эмоциональность. Это их устраивало? Или напоминало собственную забытую молодость, в которой было много рвения и мало расчета?
Родители сыном гордились?
Еще как.
Мама носила его письма соседям. Читали вслух за чаем.
Приезжал домой редко.
И писал родным не чаще, чем три-четыре раза в году. Вечно занят… В делах, круговерти.
- Папа? Алло! Ты меня слышишь?
Волновался, когда заказал разговор по межгороду. Но… надеялся, сердцем верил - поймут. Быстро отрапортовал что и как. Спросил.
- Что скажете с мамой?
Родительница закудахтала, но была остановлена мужем.
Иван без обсуждений с супругой заявил, что внука примут с распростертыми объятиями. Пусть Серега не бздит, привозит смело!
- Ждем!
Короткая отцовская речь прошибла до печенок.
Второй секретарь, он же храбрый и пронырливый тип, в данную минуту – младший и любимый сын, понял, что глаза мокрые, не сразу вышел из кабинки главпочтамта.
В мутное шершавое стекло нетерпеливо постукивали ладонью. Требовали освободить место. А он дышал, успокаивался. Стоял спиной к очередному желающему поговорить с близкими из другого города. Выглядеть зареванным не мог себе позволить. Публичная фигура, не кот чихнул!
Справился с чувствами и понял, что совершенно счастлив. Все он делает правильно.
Теперь только вперед.
Год спустя Орлов вернулся домой, в столицу республики вторым секретарем теперь уже в горком партии. Привез из долгой южной командировки жену красавицу-брюнетку и темноглазого упрямого сына дошкольника.
Пока мальчик рос они с Ариадной нахлебались разного, временами Сергей порол Андрюху, хотя чаще разговаривал, объяснял.
Жена кидалась из крайности в крайность. То баловала, жалела, то начинала загонять в рамки. Сын мгновенно взбрыкивал.
Поэтому Орлов папа был не просто знаком с директором школы, а ездил как на работу по два раза в месяц каяться или объясняться. Позже Мариночка – умница и отличница, наоборот стала всеобщей любимицей и гордостью, как в шутку уверяли завучи - им воздалось за долгие мучения с братиком, не иначе.
Каникулы в отличии от учебного года, проходили спокойнее. В деревне хулигану было интересно. Старик, наплевав на педагогические заморочки, учил внука, тому, что умел сам.
Как подобраться к добыче незамеченным, как собрать и разобрать оружие с закрытыми глазами. Ходили вместе на охоту, рыбалку…
В последние пару лет дедушка стал плох, но соображал прекрасно.
Звал в гости… Андрей всегда был его солнышком. Но кроме деда, никто так не говорил.
Солнце?
Полина назвала сегодня…
Слушал издалека долетающий голос девушки и улыбался. Она была рядом, в его квартире. Поразительное и теплое чувство дома. Места, в которое тянет.
Когда с первых больших японских и голландских призовых решил обзавестись собственным жильем, удивил замахом всех сразу. И отца, и деда, и тренера.
- Зачем тебе четыре комнаты?
- Почему не одна-две?
Пожимал плечами. Отвечал кратко.
- Хочу.
Теперь понимал, все верно сделал. Детке у него понравилось. Это было заметно.
Неужели на кухне будет пахнуть ее борщами и котлетами?
С ума сойти?! Или наоборот в него вернуться?
Объяснив притомившейся орать Георгине, что у них все в порядке. И поехать домой к любимой старшей сестре не догадались банально от стресса, а не по тайному умыслу. Полина вернула трубку на базу и достала хлеб с сыром.
Запрещенный Левиным ночной жор? Сегодня можно!
Откуда-то мгновенно возник Андрей.
- Ужинаем?
- Запоздало хомячим.
- Как скажешь.
Пугающе покладистый, с улыбкой и блестящими глазами, помог завершить сервировку, подал салфетки и оливковое масло. Отодвинул стул для Полины. Помог сесть. Чмокнул в макушку.
Исчез прежде, чем девушка возмутилась. Но лишь на мгновение.
Вернулся.
Водрузил на стол бутылку сухого вина.
- Если против – уберу.
- Оставь.
Достал бокалы.
Открыл, налил.
Выдал короткий тост.
- За тебя, Полли. За твое счастье!
Принялся, пренебрегая горячими бутербродами сразу за овощное рагу с видом довольного котяры, наслаждающегося жизнью и украденной, то есть честно добытой едой.
- Андрей.
- Ммм?
- Я сглупила. Надо было ехать к сестре. Действительно.
- Не соглашусь. Ты поступила абсолютно правильно.
- ??
- Заметь, тебе сейчас хорошо.
- И?
- Давай сразу, без ухаживаний и подготовок?
Отпил вино, завис на пару мгновений. Полина напряглась.
- О чем молчишь?
- Сейчас… Сейчас…
Посмотрел в глаза, излагать начал спокойно, даже буднично.
Смысл не сразу, а с изрядной задержкой долетал до сознания не ожидавшей подобного Полины.
- Про венчание без восторгов. Уже говорил? Но пойду, постою, покиваю. И крестом православным украшусь. Если тебе надо. С таким папой… Да… А насчет регистрации. Тут только за. Двумя лапами. Никаких возражений. И можно быстро все оформить. Есть связи.
Полина прижала пальцы к губам, внимала молча.
- Чуть не забыл. Если избавишь от шумной свадьбы с платьями и машинами буду фантастически рад. Правда.
Вздохнул, скривился и добавил.
- Но если хочешь… Вдруг. И это девочковое-важное. Мечта какая-нибудь… То выдержу. Готов к труду и обороне. Хотя не планировал ничего подобного, врать не стану. Решай и командуй.
Отсалютовал ножом.
Снова принялся за рагу.
Полина смотрела на него не в шоке, не в ошеломлении… А странно? Ну, он не оратор.
Донес мысли как смог.
Прожевал с задумчивым видом.
- Вкусно! Спасибо, Полли.
- Мы вместе готовили.
Отмахнулся. Долил себе немного вина. Полина отпила всего пол глотка и накрыла бокал ладонью.
После вдоха и выдоха спросила.
- Серьезно сейчас? Говоришь?
- Конечно. Ты это самое важное. Никаких шуток.
- Андрей.
- Мне нравится слышать мое имя. Но Солнце тоже было приятно. Чередуй.
Она покраснела.
- Блин. С мысли сбиваешь!
- Правильно делаю. Надумаешь ерунду какую-нибудь.
Улыбнулся лихо. Абсолютно счастливый человек, глаза горят.
- Есть ты, есть я. Есть твоя жизнь и моя. Пусть будет наша. Общая. Просто соглашайся и все.
- Андрей.
- …
- Солнце!
- Вот! Ты на правильном пути, детка.
Засмеялись оба.
- Солнце?
- Еще какое. Увидишь.
- Солнце!
- Да.
Полина смахнула слезы с лица. И повторила пятый раз.
- Андрей. Солнце.
Он кивнул.
- Видишь, как все просто? Тебе хорошо? И я готов на подвиги. Ровно две кнопки на пульте. Хвалить и кормить. Вот и все инструкции в двух пунктах.
- А… любить?
Думала о себе, но Андрей понял иначе.
Промолчал. Потянулся. Взял за руку. Сказал серьезно, глухо.
- Полли. Это само собой и сколько хочешь. Кран открыт. Не захлебнись в потоке. Если буду доставать – прикручивай.
Она не понимала, как реагировать. Улыбалась и таяла.
Тут жених добавил неожиданно.
- Прости, детка. Рубит. Перенервничал видимо. Пойду спать. У меня много дел завтра с утра до ночи. С перерывом днем на магазины. Так что готовь список.
Поднялся длинным плавным движением, снова чмокнул, теперь не в макушку, в щеку, исчез…
Полина осталась в сразу опустевшей кухне с ощущением растерянности и предвкушения будущего.
Опасный коктейль? О, да.
Не спалось не только Поповне.
Изысканно страдала от привычной бессонницы Клара. Читала Бодлера по-французски, улыбалась воспоминаниям. Шевелила ярко красными пальцами на прежде таких прекрасных, а теперь безобразных ногах. Но спасибо, что слушаются, носят ее тело! Не будем гневить Создателя!
Лениво размышляла о том, что приглашенные на воскресное чаепитие дети понятия не имеют, что за сюрприз она приготовила. Интересно, оценят?
Полина вполне способна на верные выводы... Зря ли почти два года она вкладывала столько времени и сил в этого ребенка? Шлифовала! А что делать, если в семье подходящего объекта приложения энергии не родили? И не выдали ей?
Процитировала вслух двух гениев, перевирая формально, но сохраняя суть и смешивая невероятно разные личности.
- Других кадров у меня для вас нет: кого приручили, того и любим!
Сергей Иванович Орлов не жаловался супруге, но признаться пришлось. Выслушал много чего нелестного. Сначала молчал, хотя возразить собирался. Слишком счастливым был сегодня голос парня, когда он успокоился и отвечал нормально. Может и пусть? Предложил осторожно.
- Зачем дергать? Разберутся сами.
Ариадна не соглашалась.
Воздевала очи к потолку, взмахивала очками и шептала ругательства по-армянски (ее папа) и грузински (ее мама) вперемешку с эрзянским (ее свекровь). Пользовалась тем, что мужу языки не давались от слова совсем.
Сергей мудро делал вид, что и правда не понимает ни слова, хотя какие-то самые обидные выражения давно выучил.
То, что Ариадна приняла и любит парня знал. Вот и ревнует, как самую сладкую кровиночку.
Оу, бедная как ее там, Лина? Ангелина? Ждет девушку дикая ревность материнская… Ничего, перемелется, мука будет. Может, Мариночка замуж соберется? Отвлечет родительницу от старшего брата?
...
В "Провинциальных романах" теперь всё заканчивается или хорошо, или прекрасно!
Предыдущие романы можно прочитать здесь: Провинциальный роман. Книжная девочка. Первая порция | Подборка целиком Провинциальный роман. Попадья. Первая порция | Подборка целиком
(Продолжение в пятницу)
#шумак #наталяшумак #провинциальныйроман #поповна #роман
.
Автор: Наталя Шумак
.
За обложку серии и романа горячо благодарю Сергея Пронина.