Хирургу-офтальмологу с платиновыми руками. Многодетной счастливой маме. Замечательной спортсменке. Умнице и красавице. Сдобниковой Светлане с благодарностью и любовью
посвящается
***
Город, учреждения, события и люди
являются плодом авторской фантазии.
Любые совпадения с действительностью
носят случайный характер.
***
Если мечтаешь о радуге, будь
готова попасть под дождь!
Долли Партон
Жизнь легче, чем вы думаете; нужно всего
Лишь принять невозможное, обходиться без
необходимого и выносить невыносимое.
Кэтлин Норрис
ОТ АВТОРА
Действие разворачивается в девяностые, в вымышленном городе под названием Заранск. Средняя полоса России.
В это время мои друзья оперирующие хирурги, чтобы прокормить детей, становились челноками, возили товар на продажу из Турции. Да и на основной работе им было «весело». Врачи покупали в магазине «Ткани» шелковые нитки, сами резали и стерилизовали их, чтобы было чем шить пациентов. Обеспечение провинциальных больниц было аховое. Рядовые жители, приболев, ложились в стационары на операцию со своим постельным бельем. Шприцы, лекарства, системы для переливаний – дефицитом было решительно все.
Персонал радовался, когда в отделение поступал больной из деревни. Ибо при выписке благодарный человек приносил в подарок докторам что-нибудь съедобное: баночку меда, десяток домашних яиц. Видела, как был счастлив врач (профи с золотыми руками!) тому, что ему домой привезли мешок картошки и немного колбасы. Он ведь жизнь спас! Вытащил пациента с того света. А мужик оказался благодарным и понимающим директором сельской школы.
Подсобное хозяйство деревенских от голода защитило. А городские люди активно погрузились в дачную жизнь. Да и не только в дачную. Пустыри около больниц, гаражей, лесопарков раскопали – превратили в огороды. Помню. Было. Есть свидетели. Не думайте, что автор заврался.
Рабочие практически всех заводов, а в Заранске их несколько – ждали зарплату месяцами. Когда кровные копейки и начинали выдавать, то зачастую не деньгами, а товаром и продуктами: велосипедами, мешками сахара, крупой.
Бандиты взрывали машины, устраивали перестрелки на улицах, каждый день «независимая» городская газета публиковала снимки трупов: кровь на асфальте, следы от пуль на стенах зданий. Изнасилование студентки среди бела дня бандой отморозков или убийство были самыми рядовыми преступлениями.
Талоны на стиральный порошок, сахар – являлись частью странной реальности. Бутылка водки стала ходовой платой за самые разные услуги.
В это же самое время в Заранске случился взлет искусства.
Заявило о себе два десятка чрезвычайно талантливых художников, за ними несколько интересных драматургов.
Подтянулись замечательные музыканты, нашлись классные репортеры, часть журналистов уехала за границу или в Москву, но многие остались работать в родном городе.
Обнаружились небездарные фотографы, дизайнеры. Творцы достойного уровня на каждом шагу.
Кто-то из них сегодня живет в столице.
Кто-то стал мировой знаменитостью…
Кто-то спился и умер.
Одни захлебывались от безысходности, отчаяния, а другие активно начали ездить за границу, покупать недвижимость, машины.
Город жил бурно, жадно и торопливо. Тень и свет в нем причудливо переплетались, плохое и хорошее, доброе и злое в каждом дне рифмовались, сражались и танцевали друг с другом.
***
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Сначала постучали. Потом поскреблись. Не дожидаясь ответа, приотворили кабинетную дверь. Владимир Георгиевич изготовился злобно выпучить глаза и устрашающе рявкнуть, дабы невежа исчез в коридоре как можно скорее и не отвлекал от дел. Вечер пятницы уже наступил. Предстоящая ночь могла принести любые хлопоты. А заведующий не закончил с рутиной. Денек выдался суетливый. Требовалось нацарапать еще по меньшей мере, пять страниц разной неотложной фигни. Чума на писанину, которой грузят врачей!
- Ну?
Зарычал травматолог грозно и поднял голову, вонзая пылающий взгляд в наглеца, вернее в нахалку. Ибо из щели выглядывало кругленькое молодое личико крайней степени зареванности.
- Ну?
Переспросил Владимир Георгиевич немного мягче. Даже с некоторой опаской в голосе.
- Что у вас? Внучка Листвицкого?
Голова шмыгнула носом и отрицательно качнулась. Нежное белое пятно на фоне мглы, царящей в коридоре. Кабинет заведующего располагался в самом конце длинного, занимающего весь этаж отделения, как раз рядом со второй, ведущей в приемный покой лестницей. По неведомой причине лампочки здесь перегорали постоянно, сколько ни вкручивай. Мистика.
- Можно?
- Смотря, что именно.
Съязвил порядком уставший от сегодняшней беготни врач. Хорошо уже, что зареванная барышня не оказалась внучкой покойного. Родственники этого старика успели заколебать не только заведующего, но и всех ординаторов, медсестер и санитарок.
- Я спрашиваю, можно ли войти?
- Да. Только ненадолго. Занят.
- Понимаю.
Существо быстро шмыгнуло внутрь кабинета. На стул упала куртка. Так. Вздохнул заведующий. Мы еще и в верхней одежде приперлись. Чем внизу думают, интересно?
Незваная гостья со страдальческим выражением лица молчала и переминалась с ноги на ногу возле входной двери. Зачем девчонки так коротко стригутся, подумал врач? Думают, что это красиво? Современно?
- Я… Мне.
Девушка с седым ежиком на голове сбилась с мысли и вновь замолчала.
- Ну, и?
Нелюбезно проворчал заведующий.
Три-четыре резких длинных шага, и вот уже посетительница замерла прямо перед столом. Владимир Георгиевич махнул ладонью в сторону стула, но барышня наклонилась, взялась руками за подол длинной юбки.
- Что такое?
Изумился врач.
- Я вам сразу покажу, хорошо?
Прежде, чем слегка растерявшийся эскулап успел дать согласие или решительно воспротивиться происходящему, девушка задрала юбку, высоко, по самые трусики. При этом она зажмурилась, затряслась точно в ознобе.
Владимир Георгиевич посмотрел внимательно. Отложил в сторону историю болезни. (И хрен с ней, с писаниной.) Спросил как можно ласковее.
- Что вас беспокоит, дорогая моя? Подол можете опустить. Пока. Присядьте вот сюда. С самого начала и подробно.
- Ну, вы же сами все видели! Все!
Взвыла девица.
- Я не очень понял, в чем проблема? Так-так, надеюсь, вы не эксгибиционистка?
Девушка покачала головой.
- Очень хорошо. С психами сложно общаться. Итак, вы разумная барышня. Сколько лет?
- Двадцать три. Почти.
- Сколько-сколько?
Девица выглядела старше.
- Почти двадцать три.
Повторила она таким тусклым тоном, точно рапортовала о провале важного мероприятия. Или сообщала о долгах, выплатить которые была не способна.
- Замечательно. Разумная барышня двадцати двух с длинным хвостиком лет. В чем ваша проблема? Вас кто-нибудь ко мне прислал?
Существо задохнулось. То ли от ужаса, то ли от стыда. Замахало лапками. Вновь покраснело.
- Нет. Нет.
- ?
- Я сама.
- Сами, значит.
- Да!
- Угу. А охрана взяла и пропустила.
- Но… В принципе, да. Разрешили подняться. Но, но, но…
- Что?
- Вы не ругайте их. Не надо. Я… Я все объясню.
- Вы им тоже ноги показывали?
Заведующий сдержал улыбку.
- Нет. Нет. Что вы. Нет. Я просто…
- Слушаю.
Она залепетала, мол, не пускали, но смогла упросить. Она краснела. Налитые слезами глаза, бордовые щеки – жуть, что за картинка. Впрочем, не привыкать. Мало ли по какой причине люди ревут по коридорам его отделения, случается, и что здесь в кабинете такие сцены устраивают… Станиславский оценил бы.
Заведующий поморщился, вспомнил родственников Листвицкого. У… Вот уж было цирковое представление. Врагу не пожелаешь.
А эта… стриптизерша, она хоть понимает, что он занят. Смущается. Ворвалась. А теперь краснеет, как осенний кленовый лист – живописными пятнами.
К Владимиру Георгиевичу, разумеется, заходили люди с улицы. Просители разного уровня достатка и воспитанности. Хотя прорваться к ведущему травматологу республики не было слишком простым делом. Внизу, в справочной или приемном покое, для начала требовалось миновать медсестер, плюс охрану. Ее выставили не так давно. С год назад, не больше. И хотя мужчины в форме бесконечно курили на уличных ступенях, флиртовали с медичками, и болтали по служебному городскому телефону, прок от них был: кой-какой, а все же заслон.
Заведующий в этом быстро убедился. Количество нежеланных посетителей сократилось втрое. Происходил некий естественный отбор. Кстати, сквозь фильтр проскакивали не только отпетые наглецы, но и более любопытные экземпляры.
Некоторые назойливые граждане медиков запугивали – последнее происходило все реже и реже. Другие подкупали – это случалось все чаще и чаще. Се ля ви. Сотрудники хотят жить, а зарплаты у людей… Владимир Георгиевич вздохнул. Но тут же лицо его изменилось. Так вспомнил парочку любопытных персонажей, которые просачивались в кабинет путями неведомыми, без взяток и угроз…
Алкоголик-поэт дядя Женя, например. Трижды в месяц появляющийся за несколькими рублями на опохмел. Медсестрам он писал трогательные неуклюжие вирши, а заведующему посвящал длинные и бессмысленные оды. Стопочка их пылилась в одном из шкафов. Выбросить рука не поднималась. Дядя Женя каждый раз проверял, пересчитывал, а на месте ли его труды? Укоризненно сопел, если листочка-другого не хватало. Говорил строго: «Я вам обязательно перепишу еще раз и принесу». Обещания свои он исполнял. Отвязаться от него у заведующего не получалось.
Поэт хуже самого клейкого пластыря, просто так, без крови не оторвешь, раз пристал.
- Волшебник в халате белом,
Умные руки, пронзительный взор.
Твое великое дело –
Отменять судьбы приговор.
Срастить изломы телесные,
Склеить разбитый сосуд.
Тайны мира тебе известны.
Пациенты – любят и ждут.
Все прочее в том же духе. То есть галиматья полная! У…
Но надо отдать ему должное. Дядя Женя не слишком утомлял Владимира Георгиевича. Декламировал очередной стих, стесняясь, совал в карман деньги. Изрекал неизменное: «Благодарю». И бочком-бочком выскальзывал за дверь кабинета. Спешил пить и творить, как он сам объяснял.
Обаять хмурых сотрудников, уболтать усталых охранников, втереться к ним в доверие и получить право доступа наверх - просто так, за красивые глаза, было непросто. Но возможно. Незваных посетителей из разряда последних Владимир Георгиевич про себя именовал Очаровашками. В отличие от дяди Жени, каковой слонялся по жизни сам по себе, не попадая ни в какие категории, Очаровашки оказывались в итоге: либо чудовищно приставучими скупердяями, либо, наоборот! – необыкновенно талантливыми, интересными, а порой и благодарными людьми. С парочкой именно таких Очаровашек Владимир Георгиевич даже свел близкое знакомство. Взять того же Лахова.
Интересный человек. Фанат своего дела. Он был не просто каратистом – тренером. Занимался с трудновоспитуемыми подростками, и всех своих подопечных, при малейшем намеке на травму или любую другую хворь, бесцеремонно притаскивал Владимиру Георгиевичу в зубах, как хлопотливая кошка котенка. «Взгляните, пожалуйста, на Сашкино колено. Посмотрите, что это у Димы с рукой. Не нравится мне, как Вовка прихрамывает». Роль Деда Мороза никогда не привлекала заведующего, глупым бессребреником он не был, но Лахову удавалось играть на самых тонких струнках души хирурга. И он возился с очередным мальчишкой, укладывал на обследование, выцарапывал для него дефицитные препараты, иной раз и за свой счет лекарства покупал, словом вел себя не по правилам джунглей, в которых жил и работал. Лахов за помощь благодарил, жал руку, называл заведующего своим в доску мужиком. Владимир Георгиевич вслух потешался над тем, что эта грубая лесть доставляла ему удовольствие.
- Лахов, ты не пропадешь.
- Ни за что.
- Знаешь, на какие точки давить.
- Точно. Ну, бывай. Не буду жрать твое драгоценное время.
- Пока. Звони если что.
- Само собой. Куда ж мы без тебя.
Каратист и доктор давно перескочили на ты. Может, в самом деле – подружились.
В общем, и в целом, незваные визитеры всех видов беспокоили заведующего по несколько раз в день.
Большую часть случайных гостей, домогающихся его внимания, Владимир Георгиевич безжалостно отшивал. Переадресовывал ординаторам, собственноручно изгонял из отделения, и прочая, и прочая. Быть слишком добреньким? Еще чего не хватало.
Каждая лишняя присосавшаяся пиявка будет пить его время или кровь из вен тянуть? А оперировать кто будет? А хозяйственные проблемы отделения решать? Пушкин? Ладно, по боку лирику. Владимир Георгиевич покосился на портрет Пирогова.
Что делать с этой голубушкой он еще не решил. Девица тряслась на стульчике и смотрела на хирурга с щенячьей восторженной надеждой и болью одновременно. Что-то в ней было, не ножки, разумеется, и не маленькие глазки. Пухленькая, смешная. И стрижка жутко дурацкая. Но! Нечто загадочное имелось и вызывало в заведующем симпатию. Елки-моталки. А не старость ли постучалась в двери? Ежели, признаемся честно, абсолютно некрасивая девица смогла легко понравиться? Говорят, это удел старперов, облизываться умиленно при виде любого юного существа женского пола. Так. Так. Загрузившийся мыслями о собственном возрасте Владимир Георгиевич изрек нелюбезно.
- Жду объяснений.
- Мне нужна операция. Обязательно!
Владимир Георгиевич встал, обошел свой стол. Посмотрел на беловолосое создание сверху. Сейчас это было возможно осуществить без проблем, ибо девица сидела сгорбившись, а заведующий был отнюдь не великаном вроде дяди Степы.
Совсем даже наоборот. Один метр пятьдесят девять сантиметров. Итак, он взирал сверху вниз на светлую макушку и думал о жизни вообще, и о человеческой глупости в частности.
- Какая?
- Что, какая?
- Какая операция вам нужна, а?
- Вы издеваетесь?
С тоской простонала посетительница.
- Нет.
- А почему тогда…
Владимир Георгиевич проклял тот момент, когда решил стать хирургом.
- Я, в самом деле, не увидел ничего страшного. Ноги как ноги.
- Нет, же, нет! Я вам покажу еще раз, смотрите.
Она вскочила, точно пружиной подброшенная. И опять, кадр номер два, задранная чуть не к ушам юбка. Две бледные конечности. Ах, да, пардон. Владимир Георгиевич вздохнул.
- Они вам кажутся слишком кривыми?
- А вам нет??
Посетительница плюхнулась на стульчик и заплакала.
...
В "Провинциальных романах" теперь всё заканчивается или хорошо, или прекрасно!
(Продолжение во вторник)
#шумак #наталяшумак #провинциальныйроман #попадья #роман
.
Автор: Наталя Шумак
.
За обложку серии и романа горячо благодарю Сергея Пронина.
