(книга «Больше, чем тире»)
На корабле жить не скучно. Служить не скучно тоже. И вообще, на корабле никогда не скучно. Тем более - в штормовых условиях. На корабле всегда и везде найдётся превеликое множество занятных дел, от которых можно порой получать небольшие вполне себе бескорыстные удовольствия.
То, что на корабле не бывает скучно, курсанты сталкивались ещё с первых своих дней – на всяких катерных и шлюпочных практиках, да на тематических экскурсиях по настоящим «боевикам», сиречь – боевым кораблям действующего флота. Но, одно дело – легкие экскурсии с несколькими днями «ночёвок», когда (как ни крути) к курсанту относятся точно также, как к персонал отеля к очередной группе заезжих постояльцев: век бы вас не видать, но приходится с милым лицом изображать гостеприимство с доброжелательностью - «Noblesse oblige» - как говорят французы, положение обязывает. Так что всю подноготную прелесть и реальность корабельной жизни курсанты, пускай и не в полной форме, осознали это, испытав на собственной шкуре, лишь в дальнем походе и именно в период штормов. По-совести говоря, в нашем походе их было совсем немного: в Чёрном море - полтора суток, в Средиземке – трое суток, да в Бискайском заливе – сутки с небольшим. Хотя Бискай мы уже и не заметили – тогда мы уже были все прикаченными, и поэтому прошли через этот вечно ревущий штормами залив без эмоционально, словно по привычке. Хотя, почему словно? Уже выработался иммунитет к морской болезни (и как это адмиралу Нельсону удавалось вечно ею недужить?) и привычка к вечному раскачиванию палубы оказалась настолько навязчивой, что у некоторых курсантов появилась та самая особая «морская походочка вразвалочку». Не ради понтов, а просто для пущего удобства - так родимая планета под ногами чувствуется устойчивей, особенно после креплённых напитков.
И именно во время шторма внезапно вдруг открываются множество занятных дел и бескорыстных удовольствий. Ну, например, тараканы.
Авось, не помрём!
С подобными мелкими усатыми домашними животными каждый встречался в своей жизни и не раз. И речь сейчас пойдёт идёт не о котах и кошках, а про таких противных созданиях, которые по латыни обзываются весьма экзотично и местами почтительно - Blattella germanica. А по-нашему, по-свойски, по-советски, да по рабоче-крестьянски – тараканы или пруссаки.
На корабле это - самое настоящее бедствие. Они хуже крыс. Те хоть соблюдают некоторые нормы приличия и субординации, пускай и руководствуясь лишь низменными инстинктами самосохранения. Эти же твари, жизненное кредо которых «безумие и отвага», не ведают ни страха, ни совести. Но эти насекомые всё-таки имеют зачатки примитивного коллективного разума, отдалённо схожего, наблюдаемого в термитном или муравьином сообществе, правда с одним нюансом. У тех весьма симпатичных представителей насекомого мира, всё-таки коллективный разум направлен на какое-никакое, но созидание. У этих же вечных изгоев всё с точностью до наоборот – лишь бы нагадить, всё испортить и испортить настроение, при этом без всякого страха и опасения быть размазанным по поверхности тапком или кулаком из-за собственной тупости. К тому же, курсанты сделали для себя ещё одно неприятное открытие по поводу этих гнусных соседей: корабельные тараканы, как оказалось, умеют кусаться. Пускай, не больно и не по злобе своей, а опять-таки по природной своей тупости, но всё равно – неприятно, знаете ли.
Как ни странно, но поначалу этих наглых и беспардонных завсегдатаев тёплых помещений курсанты ни разу не встречали в своих кубриках. Не было их и в штурманских классах, и на ГКП – просто там нечем было лакомиться. Вот разве что на камбузе промелькнёт какая-нибудь ошалелая рыжая шмокодявка с усами, уворачиваясь от матросских ботинок, да от мелькающих мокрых полотенец и прочих ударных приспособлений. А в остальном – всё спокойно и даже прилично. Но стоит отдать должное - на учебном корабле «Смольный» тараканы были особой породы – «прирученно-выдрессированной». Они были не настолько наглыми, как вороны, очень осторожными, как кошки на мышиной охоте, весьма поджарыми, как борзые и резвыми, как орловские рысаки. Но ума же у них всё равно было, как фекалий - у комара.
По-совести говоря, про существование тараканов на учебном корабле долгое время даже не догадывались – как раз до того скорбного часа, когда нам однажды пришлось заступить в ночную вахту. Накануне перед самым ужином по распоряжению командира корабля всем штормующим был выдан дополнительный паёк в виде литровой жестяной банки с яблочным или виноградным соком. Сами банки были безликими и одинаковыми на вид, и поэтому, что это за сок можно было определить только экспериментально. Перочинным ножом сверху делаются две дырки и через одну из них можно посасывать тёплый, но всё равно хорошо освежающий напиток.
Знаете, как приятно, в душном кубрике, придерживая тяжелую банку на столе левой рукой и, зажав в правой руке перочинный ножик, точно и прицельно нанести два коротких, но смертельно разящих удара по крышке банки:
- Клац! Клац! – звонким предсмертным криком консервная банка соглашается на свою безоговорочную капитуляцию. А ты, тут же передав своему собрату холодное оружие, в нежном предвкушении, страстно прильнув губами к дырочке, начинаешь предварительные ласки с банкой, полную фруктового сока:
- Чмок! Чмок! Чмок! – влага струится по горлу и в районе желудка постепенно распускается большим жёлтым одуванчиком.
Но выпивать сразу курсанты не спешат. Своё собственное бескорыстное удовольствие хочется растянуть на «подольше» и сделать его «покачественнее». А как это сделать? Да запросто! Ведь самое приятное – это, проснувшись глубоко за полночь, подскочить в темноте к своему рундуку, отворить легкую металлическую дверцу аккуратно и без скрипа, чтобы ненароком не разбудить своих товарищей. Пошарить в темноте дрожащей от нетерпения рукой по полке и ладонью наконец-то обнаружить источник незатейливого наслаждения. Слегка проворачивая банку, наконец-то найти жадными ссохшимися губами заветную дырочку и пить-пить-пить…
Но что это? В банке, судя по её тяжести, еще как минимум половина сока осталась, а он из дырочки он вдруг как-то неуверенно вытекает, будто сопротивляясь, даже и не высосать нормально. Ай! Ну и ладно! Через пару часов подъём на ночную вахту, вот включим свет, тогда и разберёмся в чём тут дело. А теперь спать. Но только ты заваливаешься в свою люлечку, как становится слышно, что ещё такой же твой собрат по сушняку осторожно в темноте подкрадывается к своему рундуку, шарит ищет, находит и пьет… тоже чертыхается, негромко возвращает свою банку на место, закрывает металлическую дверцу своего отделения и уходит к своей коечке. Она слегка поскрипывает, испуганно звякает свободным звеном толстой цепи и…
А вот и нет! Не тишина и покой. В погружённом в слепой мрак кубрике словно по команде начинается броуновское движение, шаренье, сосание с чмоканьем и как закономерный финал – чертыханье. И тут у кого-то срабатывает будильник на электронных часах. Всё! Сон окончен – пора просыпаться и выходить на вахту.
Включённый свет яркой бейсбольной битой наотмашь бьёт по глазам! С тихими недовольными ворчаниями и громкими зеваниями курсанты встают со своих коек, не спеша, деловито одеваются и по очереди подходят к своим рундукам, отворяют дверцы и отработанными с грудничковой эпохи движениями подносят дырявые консервы с соком к губам. И только в последний момент замечают торчащие из дырочек предательские подленькие усики.
- Вот же ж сцука какой! – раздается досадное на весь кубрик.
Все немедленно подходят к раздосадованному собрату со своими такими же банками в руках и с такими же торчащими усиками из дырочек и внимательно разглядывают медленно шевелящиеся рыжие вертикально торчащие ниточки, затем осматривают свои банки и единым клиросом стонут на весь кубрик:
- Ооот же сцуууки!
Но пить то хочется, не только тараканам, но и курсантам, которым уже давно пора выходить на вахту, а тут такая животноводческая закавыка приключилась.
- И чего делать? – раздаётся голос одного из курсантов с такой интонацией, словно парашютист, в последний момент заметивший, что вместо парашюта он по ошибке надел рюкзак с картошкой.
- Чего, чего? – кто-то из курсантов передразнивает и тут же раздражённо дует в дырку банки; усики тут же исчезают внутри, - выпить всё до дна, чтобы этим тварями не досталось.
С этими словами он присасывается к дырке и начинает глотать фруктовый сок с самоходными живыми ломтиками. Он пьёт невозмутимо и доблестно, большими глотками, иногда выдыхая через нос. Через полминуты пустая банка с громким стуком ставится на стол:
- Всё! Я пошёл на вахту! – с этими словами, он накидывает на плечи голландку и затем равнодушно зашнуровывает шнурки на ботинках.
- Ну и как? – всем интересны ощущения естествоиспытателя.
- Нормально! И совсем не противно! Да к тому же хрустят, как семечки от инжира. Авось, не помру.
От таких слов курсантов немного передёргивает и по их спинам, свистя и улюлюкая, пробегают многочисленные мурашки.
- Что же делать?
- Эх была не была!
- Давай!
- Авось, тоже не помрём!
- Да сами ведь виноваты! – эта реплика заставляет всех пьющих сок с ломтиками пруссаков задуматься над одним вопросом: «Так кто же виноват?» Курсанты, которые не учли наличие тараканов и не прикрыли такие соблазнительные дырки с источающими ароматами, или всё же эти гадские пруссаки, залезшие в чужие банки и сейчас обречены на циничное съедение?
Сейчас уже такой особенной брезгливости нет - курсанты привычные и адаптивные ко многому. Это вам не первая практика после первого курса на тральщиках в Таллине. Ведь именно тогда первые уроки мужественности и презрения к опасности и получали многие курсанты, среди которых были двое товарищей с третьего взвода Игорь Кочаков и Миша Молчан. Как-то им удалось раздобыть аж целую банку настоящей сгущёнки. Для первокурсника это целое состояние, клад бесценный. Конечно же сделали гвоздём две дырки и отпили немножко и поровну. А остальное решили придержать до завтрака, заранее предвкушая хороший аппетит и бодрое настроение. Поэтому банку тщательно спрятали как можно глубже - в самый нижний ящик рундука, который обычно находится под нижней койкой. Естественно, наутро из обеих дырок в банке болотной растительностью торчали пучки тараканьих усов. Друзья, в глубоком трауре, некоторое время разглядывали эту гадость, отважно подавляя в себе рвотные позывы.
- Надеюсь, вы это не собираетесь есть? – спросил подошедший один из вечно голодных матросиков первого года призыва.
- Конечно же нет! – Игорь радостно протянул банку матросу, ощущая невероятное облегчение от освобождения такого неприятного объекта, - можешь выкинуть!..
- А это не правильно, грешно продуктами разбрасываться, тем более – такими, - с этими словами, матрос сильно дунул в дырку и по всем законам физики из другой вылетело несколько слипшихся пруссаков, после чего он присосался к банке. Выплюнул изо рта ещё одного несчастного насекомого и прямо на глазах у оторопевших курсантов в один присест высосал банку сгущёнки, которая тут же отправилась через открытый иллюминатор в рейдовое плавание.
- А что? – удивился Мишка, - так можно было?
- Наверное, - и лицо Игоря покрылось лёгкой тенью курсантского сомнения.
Вскоре эти сомнения дали свои ростки. Прошло ещё пару дней, и у наших приятелей плавающие в супе спинки тараканов совместно с картошкой и лапшой уже не вызывали эмоционального неприятия и отвращения на физиологическом уровне. Курсанты же народ привычный и адаптивный. Мы – уникальны по своей природе. Но каждый – по-своему.
Кстати, ещё раз про тараканов. В нашем училище ходила одна байка, что подполковник морской пехоты Панченко с кафедры общевоинских уставов и огневой подготовки знал такой особенный хитрый анекдот про загробную жизнь тараканов, от которого (по словам старшекурсников) «писают паром все слушатели». Главное – это раскрутить подполковника на этот анекдот. По словам старших товарищей – ещё никому не удавалось соблазнить нашего добросердечного наставника на подобное откровение. Не удалось это и нам на протяжении всех пяти лет. А Владимир Иванович в ответ всегда лишь вращал выпученными глазами и повторял своё таинственное:
- Да не знаю никакого анекдота про тараканов, тем более – про их загробную жизнь…
Лукавил офицер… наверное. И всегда на наши подобные приставания он отвечал решительно-пугающее:
- Если вы будете себя плохо вести, то будете все лишены почетного звания "Письконосцев" и тут же рассказал нам об том, что на флоте ходит много баек и прибауток, про особенную борьбу с тараканами во время дальних походов.
Кстати, про нашего преподавателя – весьма талантливого и доброго написана повесть в четырёх частях. Часть-1, Часть-2, Часть-3 и Часть-4.
Так вот – про тараканов на кораблях. Как ни странно, их маркируют. Но, как? По-особенному и с этакой творческой начиночкой! Ловится таракан и осматривается со всех сторон. Если чистый, то у таракана есть все шансы пожить ещё хоть какое-то время, пока он не зайдёт на чужую территорию, и его не прихлопнут кожаным корабельным тапком – таким, с дырочками для вентиляции.
А вот чтобы определить чей это таракан – свой или чужой, на него и наносится особая маркировка. Для этого нужна маленькая, всего с напёрсток, ёмкость с белой нитроэмалью – чтобы быстро высыхала – и разогнутая скрепка или остро заточенная спичка, при помощи которых и производится особая маркировка. Маркировка может иметь самые различные виды и приобретать всевозможные формы. Точечки, как на игральных костях или домино, полоски косые, как «Адидас», или как тельняшка, или продольные, как у хоккейного судьи. Можно нарисовать снежинку на спинке пруссака, а можно - пролетарскую звездочку или же - тевтонский крест. Да мало ли как их можно маркировать? Зачем, спросите вы? Так в этом именно и состоит флотский интерес, замешанный на праве таракана остаться вживых, как можно дольше. Надо быть лишь скромным, умным и дисциплинированным. Я имею ввиду таракана, а не только его хозяина. Да! Именно особая маркировка даёт насекомому заветную индульгенцию на жизнь, но только в этом помещении, а хозяину каюты - считать себя отныне верховным предводителем и вершителем тараканьих судеб, а именно этого помеченного насекомого - своим подданным. Вполне себе бескорыстное и не наказуемое удовольствие, знаете ли. В каждом кубрике или каюте каждый таракан маркируется только своим уникальным опознавательным знаком. Так что, если вдруг на глаза хозяина каюты попадется маленький танчик с «балкенкройцом» на спинке, а он точно помнил, что его тараканы являются приверженцами немецкой фирмы спортивной одежды и носят на своих спинках три косых линии, то этому семенящему по палубе в чужой каюте «Фердинанду» будет оказан такой же радостный приём, какой оказали 28 панфиловцев под Москвой зимой 1941 года. Если же по каюте бегал «адидасик», то его не трогали – это свой. Весьма интересная и не скучная жизнь не только у личного состава, но и у тамошних тараканов была.
Но как в последствии оказалось, для нашего взвода этот случай с соком на «Смольном» была всего лишь игра, тренировка и курс молодого БОРЦА с ненавистными насекомыми, которую мы уже спустя всего два года, вели ожесточённую битву, но уже на другом корабле Черноморского флота «Курс», в период нашей очередной морской практики.
Клянусь пиявками, спагетти прекрасны
Другое занятное дело на корабле во время сильной качки – это, конечно же, экстремальный приём пищи, особенно когда курсантская столовая находится в носу корабля и качка там особенно амплитудная и поэтому - весьма весёлая. При этом вся эта процедура напоминала одну комедийную репризу гениального комика немого кино Чарли Чаплина в фильме «Иммигрант» 1917 года. Помните, когда всех пассажиров пригласили обедать?
Сценка длится всего пару минут, а сколько экспрессии и правдивости было в том сюжете из быта в штормящей столовой!.. У нас тоже были и перекатывающиеся по палубе туловища, и скользящие по столу миски с едой, и пластиковые стаканы с компотом, которые тоже надо постоянно придерживать рукой. И все порции лишь половинчатые. Не из-за экономии, а чтобы не разлилось и не расплескалось. И обеденные столы мало того, что намертво прикручены к палубе вместе с банками (корабельными скамьями), так они ещё и оборудованы хитроумными невысокими деревянными бортиками, которые и удерживают на столе посуду от падения на палубу. Но есть ещё одна хитрость у этих бортиков – это их длина, которая немного короче сторон самого стола. Таким образом углы столов, по два три сантиметра с каждой стороны остаются «голыми». Догадываетесь почему? Поначалу для курсантов это было загадкой – ну не для экономии же на деревянных рейках в богатой стране? Конечно же – нет. Об этой хитрости курсанты догадались, как только они заступили в камбузный наряд и надо было убирать со столов и вытирать их. Вот тут то и пригодились голые углы, через которые очень удобно смахивать крошки со стола. А вы знаете, как во время качки моется посуда? Не знаете. Курсант становится у мойки не вплотную, а на шаг до неё и наклоняется вперёд, упершись головой в висящий над мойкой посудный шкаф, таким образом наклоненное туловище под водочным углом почти в сорок градусов обеспечивает надёжную фиксацию мойщика во времени и пространстве, тем самым освобождая его руки как раз для мытья посуды, а не удержания своего тела во время качки. Надёжная метода, многократно проверенная в последующих походах.
Помните, в предыдущей главе, я обмолвился, что «камбузные наряды являли собой наивысший уровень курсантской сознательности, проявления волевых качеств наряду с ответственностью за своих товарищей. Но про эту кузницу настоящих моряков по форме напоминающее суровое факультативное занятие будет рассказано несколько позднее». Простите, что сам себя цитирую. Но, видать пришло время вновь упомянуть камбузный наряд. Камбузный наряд – это совсем иное занятное времяпрепровождение. Ранее уже описывал про то, как палуба уходит из-под ног, а ты идешь со стопкой тарелок. Как летают каши и компоты вперемешку с первым блюдом. А потом всё это сдабривается особой не пищевой приправой свежей морской воды, если кто-то из камбузного наряда от духоты и укачивания решается отдраить иллюминатор и в помещение вместе со свежим ветром врывается тонна разбушевавшейся влаги. И это всё надо успеть замыть, затереть и высушить до прихода товарищей в столовую на приём пищи.
Повторяться не стану. Вспомнилось одно происшествие на камбузе, свидетелем которого Вашему покорному слугу, увы, стать не довелось, но слухи и кулинарные запахи по продольникам и прочим внутренним помещениям нашего учебного корабля ещё долгое время тревожно витали в воздухе. Дело было не в столовой, где принимают пищу все моряки. И не в посудомоечной, где производится помывка всего камбузного хозяйства и столовой посуды, а на камбузе, где готовится пища. Что такое камбуз в курсантской столовой почти в самом центре славного города Калининграда? Это эпически огромное сооружение площадью с волейбольную площадку, высокими стенами с бесчисленными вкраплениями стеклянных блоков для естественной иллюминации и белоснежным потолком высотой аж за десять метров. Ну и, конечно же с мощной системой вентиляции и освещения. В варочном цеху (или цехе?) располагалось с десяток варочных (пардон за тавтологию) котлов высокого давления, где варили щи, борщи, рассольники и супы на первое, и всякие картошки, бигусы и каши – на второе. Да! В свободных котлах готовилось самое безотходные и вкусные блюда – чай или компот. Особое место занимали электро-сковороды, напоминающие собой столы для настольного тенниса с особыми крышками такой же площадью, снаряжёнными хитрой системой гидравлики и противовесов. Ну, и конечно же, духовые шкафы – предтеча буржуинским микроволновкам – похожих на огромные шкафы с широкими, но невысокими глубокими полками. За все пять лет курсанты заметили, что эти шкафы использовались лишь для… сушки макаронных изделий. Зачем? Да фиг их знает. Может с паразитами боролись или ещё там с чем-то. Но перед тем, как макаронные изделия отправить в варочный котёл, их почему-то аккуратно высыпали из огромных двадцатикилограммовых бумажных мешков на широкие противни и отправляли на некоторое время в духовки. Спустя некоторое время подрумяненные макарошки отправлялись в котёл на варку. Правда, иногда поварихи (а у нас на камбузе в училище в варочном цехе всегда командовали женщины, непременно упитанные и сочные) зазевавшись, забывали вовремя вынуть макароны из духовки, и они принимали неприятный коричневый оттенок. Но перемешав с остальной – более светлой партией – пережаренные макароны как-то терялись на общем фоне. Правда, дотошные и зловредные курсанты всё равно, обнаружив в своих тарелках такую пережаренную макаронину, откладывали её на край своей тарелки и жаловались начальству, что, мол, подсовывают просроченный и тухлый продукт. Но начальство оставалось глухим к этим курсантских воззваниям. Всё равно рано или поздно, находясь в камбузном наряде ранимый жалобщик собственными глазами увидит истинную причину появления в бачках со вторым тех самых «просроченных» макарошек и отныне перестанет расстраиваться. А ещё рядом с варочным цехом есть несколько цехов. Ну, цех – это флотский максимализм. На самом деле это несколько вспомогательных небольших помещений для разделки рыбы, чистки овощей и корнеплодов. Всё чётко и стерильно. Особенно в цеху-цехе, где в огромных количествах на огромных мясорубках шинкуются овощи и в первую очередь – репчатый лук. Вот где можно было нарыдаться всласть, не боясь быть пристыженным своими собратьями. Вообще-то специями и приправами, как и разделкой рыбы, по инструкции должны были заниматься женщины-поварихи, но на эти редуты бросались курсанты камбузного наряда, влекомые исключительно обыкновенным юношеским голодом. За их доблесть поварихи готовили офигенную сковородищу (того самого размера с теннисный стол) жаренной картошки с луком. Кстати, каждую ночь со вторника на среду на этих сковородах готовилось особое курсантское лакомство – жирные и толстые пончики, похожие на огромные бублики. На каждого курсанта – по одному бублику – итого, в активе чуть более двух тысяч бубликов за ночь. Так что, курсантский камбуз – это своеобразный комбинат по безостановочному приготовлению пищи (сейчас не будем уточнять – съедобной или нет) аж для двух тысяч вечно голодных ртов. Про училищные камбузные наряды даже написана особая повесть «Великое княжество камбузецкое». ЧАСТЬ 1 и Часть 2. Почитайте, и получите особое гастрономически-эстетичное удовольствие.
А вы знаете, что такое корабельный камбуз? Нет? Вот и курсанты до этого первого в жизни дальнего похода даже не догадывались о сём удивительном и таинственном месте. В варочном отсеке стояло три котла, точно таких же, как и в курсантской столовой и такая же мега-электро-сковородка. Каждый котёл для отдельного блюда. Кроме корабельных коков, курсантского камбузного наряда и различной мелкой посуды с шанцевым инструментом со шкафами с продуктами и специями, на камбузе водились и таракашки. Но они были сытыми и дисциплинированными, и появлялись только по ночам, чтобы полакомиться позабытыми случайно крошками, да попить водички из влажных тряпок, развешенных для просушки. Естественный отбор на камбузе был жесточайшим и поэтому все тупые и недисциплинированные насекомые давно уже были умерщвлены самым беспощадным образом. Приготовлением пищи занимались матросы по призыву, но имевшие кулинарное образование и прошедшие специальные гастрономические курсы в учебке. Курсанты же в камбузном наряде были базисом под камбузной надстройкой и находились на самой низшей ступени кулинарной иерархии корабля, исполняя роли официантов, чистильщиков, уборщиков, мойщиков посуды и прочих подсобных рабочих.
И вот как-то решили корабельные кудесники сковородок и кастрюль порадовать всех жителей корабля своим фирменным и излюбленным блюдом – макароны по-флотски. А что? Особых кулинарных спецнавыков при готовке не требуется. Разве что – усердие и желание.
Кроме обыкновенных коротеньких и ребристых кривых макарошек, да лапши в толстых бумажных мешках на корабль почему-то загрузили некоторое количество очень длинных макарон, согнутых вдвое – этакие советские спагетти, только потолще. Помните, в детском фильме «Приключения Буратино» смешной персонаж Дуремар поглощал их в неимоверном количестве всё приговаривая: «Клянусь пиявками, спагетти прекрасны!»
Вот именно такими «спагеттями» и решили «мастера-повара-коки-наки» побаловать экипаж деликатесом а-ля «спагетти болоньезе». Правда из приправы к ним были включены лишь консервированное тушёное мясо, да репчатый лук, в неприличном изобилии водившимся на корабле. Банки с тушенкой беспощадно вскрывались и мясо тут же отправлялось на раскалённую огромную электросковороду, залитой ароматным нерафинированным подсолнечным маслом. Лук, так доблестно очищенный и нарезанный курсантами, тоже был отправлен вдогон туда же. По камбузу, а потом и по всему кораблю пополз приятный головокружительный аромат. Блин! Полцарства за такое отдать не жалко. Макароны – такие длинные и толстенькие, с любовью и нежностью отправленные в кипящую подсоленную воду, уже подошли и были готовы с радостью и без стыда присоединиться к мясу с луком прямо на огнедышащей сковороде. Немаловажно отметить, что вся эта гастрономическая алхимия проводилась в экстремальных условиях сильной качки, и хотя камбуз находился строго посреди корабля, где, как известно качка наименее ощутима, но в штормовых условиях эта аксиома функционировала чисто условно. Привыкшие к грубым и жёстким макаронным изделиям «совпищепрома», камбузные кудесники не учли, что спагетти, какими они ни были всё же является продуктом понежнее да ранимее, и требует к себе более деликатного отношения. Открыв крышку котла, они с ужасом заметили, что спагетти уже давно сварились и теперь были готовы слипнуться в гастрономическом экстазе. Надо срочно спасать блюдо, ведь на сковороде уже томилось в нетерпении мясо с ароматным луком. Прямо на кафельную палубу через специальную трубу по-аварийному из котла слили кипящую воду, которая тут же шипя и булькая устремилась к шпигату, обдавая всех стоящих поблизости приятным ароматным паром. Спасение будущему блюду пришло в виде холодной воды из опреснителей прямо в пышущий домашним теплом котёл с постепенно слипающимся спагетти. Кажись, ура! У коков появилась надежда, что макароны не превратятся в общую клейкую массу – в макаронный кисель. Но не тут то было.
Холодная вода тут же стала тёплой и процесс макаронного брожения предательски продолжился. Всю общую партию разом остудить не удаётся. Вот, чёрт! Что делать? Камбузного позора и дальнейшего бунта не избежать. И тут же было принято решение спасать ужин небольшими порциями в позволительных объёмах. Все принялись дружно вычерпывать и вылавливать спагетти всеми возможными инструментами: шумовками, деревянными веслами, чумичками и даже просто голыми руками, когда температура немного снизилась до терпимой. Тут же выловленное из котла отправлялось прямиком в лагун, наполовину наполненный холодной водой. Через пару минут содержимое лагуна процеживалось над другим пустым лагуном через огромный пятиведёрный дуршлаг. О! Это было ещё то занятное развлечение. Чтобы дуршлаг не ухнулся в нижний лагун, его надо было вдвоём удерживать на весу, пока два других помощника опрокидывали в него макарошки из первого лагуна. Это и в спокойных условиях непросто сделать. А во время качки надо было умудриться обездвижить не только самого себя, но и прочие сопутствующие предметы камбузного быта, короче - законтрить буквально всё: и себя с дуршлагом, и нижний лагун, чтобы не ползал по палубе. Поэтому курсанты отошли от котла немного поодаль, чтобы не мешать остальным вычерпывать очередную партию спагетти в пустой лагун. Один из «дуршлаговщиков», державший в мускулистых руках длинную ручку дуршлага, остроумно упёрся спиной в дверь и одной ногой - в стоящий на палубе нижний лагун. Второй, царапаясь и завывая от боли, своими пальцами и всеми оставшимися когтями удерживал противоположную сторону дуршлага. Стоящие сбоку двое - выливали спасенные макароны. Фуу! Первая партия спасена! Вторая… третья. И вот последняя. На сковороде уже приятно шкворчали подрумянившиеся спагетти первых эшелонов, постепенно превращаясь в морскую болоньезу. Ура! Ещё одно усилие и в дуршлаг полилась последняя партия оставшихся искромсанных и переваренных спагетти, похожих на непоседливую стайку из мелкой кильки…
Дежурный по камбузу, весьма ответственный мичман, как раз решил проверить, как там обстоят дела с ужином, тем более по всему кораблю распространился такой пьянящий и приятный аромат, напоминавший о далеком доме, о любимой жене, детях и приятном ужине, под который не грех пропустить пару стопочек для пущего аппетита. Проходя по продольному коридору, он невольно ускорил шаг к той самой двери, из-за которой доносились волшебные ароматы и непонятная торжествующая возня. Открыл дверь и… ему под ноги спиной вперёд выпал курсант камбузного наряда, одетый во всё белое. Картина, прямо сказать, абсолютно неожиданная, но ещё большей неожиданностью стала та самая стайка из килек-макарон, брызнувшая горячей оплеухой прямо в лицо дежурному. У дежурного аж свет померк перед глазами, затем окружающее вдруг стало темно-серым и, что удивительно, в мелкую светлую крапинку. Ещё мгновение и нормальная картинка корабельного интерьера вернулась обратно, правда, под грохот пустого дуршлага, вопли упавшего курсанта и сдавленный хохот из варочного зала. Дежурный хотел было высказать своё неудовольствие в привычной словесной тираде с применением обсценной лексики, но не успел. Очередная набежавшая на корабль волна заставила его немедленно потерять равновесие на скользких макаронах и хлопнуться на спину… кожаные тропические тапочки с дырочками юркими рыбками дорадами, тихо всхлипнув, подлетели по самого подволока и юркнули вдоль по коридору в кормовую сторону. О, Боги! В тот день курсанты из камбузного наряда не только начисто отдраили палубу, переборки и даже подволок в продольнике и варочном отсеке от макарон, но и значительно пополнили свой обсценный словарный запас. Ответственный дежурный по камбузу в тот раз был чрезвычайно словоохотлив, но постепенно успокоился, особенно когда получил особую сердечную благодарность от командира корабля, за прекрасные спагетти по-флотски.
Видать, спагетти и в самом деле оказались прекрасными, клянусь всеми самыми страшными и ужасными морскими пиявками!
Шоколадность не состоялась.
После такого морального потрясения, а также после помывки посуды после обеда и подготовки к предстоящему ужину, весь камбузный наряд растратил все свои последние силы. Силы стал терять и шторм. Погода уже давно наладилась. Небо полностью освободилось от туч и облаков. Ветер приуныл и теперь только слегка, лишь для проформы, слегка посвистывал в вантах, среди лееров и антенн, путаясь в железных фермах обеих мачт корабля. Но волны. Волны были всё такими же высокими, весёлыми и пенистыми. Укачиваться уже не было сил. Всем хотелось просто швырнуть свои кости в люлечки и отрубится хоть на сотню-другую минут. Но, спустившись вниз в своё подпалубное помещение, курсанты наткнулись на горячий воздух кубрика, словно на стену. Духота, качка и кулинарно-посудомоечные миазмы, исходившие от белой спецодежды, отбивали сон и напрочь портили настроение. Первые десять минут все молча лежали, осторожно прислушиваясь к забортной воде и к своим ощущениям. Пот потёк по всему телу, становилось трудно дышать и хотелось неистово чесаться.
Вдруг кто-то сделал неосторожное предположение:
- Вот сейчас, корабль небось ещё закупорен по штормовому. Так?
- Наверное.
- А волны уже не такие уж и большие. Так?
- Ну да!
- И точно не достают до восьмой астрономической. Так?
- Логично!
- А погода стоит ясная!
- Ну и?
- Вот я и думаю, а что если сейчас взять с собой матрацы с одеялами и подняться на астрономическую палубу. Позагорать в середине октября под настоящим средиземноморским солнышком – кто ещё сможет похвастаться таким шиком? Представляете себе такую картину: мы входим в Балтийск в ноябре. Нас встречают все такие бледно-серые, а мы такие шоколадные и оморяченные сходим с корабля, и гордо так заявляем, мол – средиземноморский загар – это вам не балтийская морось.
- А что? В этом есть резон, - со всех сторон посыпались одобрительные возгласы, - действительно, чего ради нам тут париться? Свежий воздух, солнышко! Солнце, воздух и вода – наша лучшая еда!…
- А ветер? – кто-то предусмотрительно поделился своими сомнениями.
- Там же в метр фальшборт по периметру – на палубе полный штиль. Не боись, не сдует.
- А нас не прогонят оттуда?
- А кто? Ведь корабль полностью закупорен. А мы по внешним палубам да трапам – фьють, и уже – на пляже! Да и нас потом здесь не найдут, если что-то кому-то приспичит на камбузе.
Сказано-сделано! В одном бородатом анекдоте сказано, что бегущий в военное время военнослужащий вызывает панику, а в мирное – смех. На корабле всё иначе. Это вяло перебирающий по палубе своими присосками моряк заставляет всех насторожиться, а бегущий по палубе, да ещё и с сосредоточенным лицом, вызывает у начальства спокойствие и уверенность, что он исполняет чьё-то распоряжение. А что могли подумать невольные свидетели того, как по верхней палубе да по трапам наверх бегут курсанты в количестве немногим более двух десятков душ, да ещё в белом одеянии и с матрасами да одеялами подмышками? Да всё что угодно!
Палуба и в самом деле встретила «камбузников» ярким солнцем, горячим деревянным настилом, едва пахнущей разогретой октябрьскими лучами смолой. Ну, прям, как на деревянном фрегате «Паллада» петровских времён. Сплошной кайф и романтизм. Расстелили и улеглись. Пока расстилали – были насквозь продуты ветром, который хотя и был тёплым, но всё равно неприятным и пронизывающим. Зато как было приятно, улечься в одних фиолетовых труселях, закатанных на «плавочный» манер, на мягкий поролоновый матрас и предаться неге под приятным октябрьским солнышком, осознавая себя в районе самого центра загадочного средиземноморья. Защищённая по всему периметру высоким фальшбортом восьмая астрономическая палуба стала идеальным пристанищем и лежбищем морских котиков, черепашек, кабанчиков и ленивцев. Чем не очередное бескорыстное удовольствие? Но, как известно, за любое удовольствие надо платить. Расплата наступила буквально через десять минут, когда уже не было сил терпеть острый и беспощадный солнечный жар, и приходилось вскакивать на ноги, чтобы ветер хоть немного освежил тело. Пару минут, и ты, посиневший от сквозняка, опять плюхаешься на матрас, дрожа всем телом, подставляя солнечным лучам свои косточки и мослы. Ни о каком сне и речи не могло быть. Спустя несколько таких упражнений пришлось включить курсантскую смекалку и вот уже, заново надев на себя робишки, курсанты отползли в тень, падавшую на палубу от мачты и от фальшборта, и там уже спокойно задремали. Но такая идиллия длилась совсем недолго. Руководители штурманской практикой тоже заметили яростную перемену в погоде, отдраили двери штурманских классов и выгнали курсантов на верхнюю палубу с секстанами для продолжения тренировок по местоопределению корабля при помощи солнца. Выйдя на восьмую астрономическую они застали вполне себе развратную по военно-морским понятиям картину – беспорядочное и циничное лежбище камбузного наряда. Тут же старпому корабля был задан резонный вопрос:
- А что? Так можно было?
Старпом не стал философствовать на данную тему, а быстро взлетев на восьмую палубу, простыми пинками и убедительными выражениями загнал расплавленный словно воск камбузный наряд опять под пайолы. Так что средиземноморская шоколадность у нас не состоялась. Но чуточку пляжного удовольствия мы всё-таки сорвать успели.
Друг познается в биде.
А не поговорить ли нам немножко о некотором интиме. Да, на боевых кораблях он тоже встречается, причём, гораздо чаще, чем это может показаться на первый неискушённый взгляд. Но, прежде всего хотелось бы спросить: а что такое – «гальюн»? Нет, это сейчас оно обозначает отхожее место на корабле или судне. А откуда же изначально появилось это слово и что оно обозначает. В наш флотский обиход это слово, как и множество других корабельных терминов, пришло из Голландии. Слово «galjoen» в буквальном переводе означает «нос корабля». И действительно, первоначальное значение этого слова - свес на носу парусного судна для установки там носового украшения в виде топлессообразной русалки или иной густогривой красавицы непременно с пышным жизнеутверждающим бюстом. Вот именно на этом же свесе – между верхней части водореза, называемом «княвдигетом», и бортами корабля – как раз за спиной бушпритной красавицы и устанавливали отхожие места для экипажа.
Обыкновенные деревянные ящики с круглой дыркой посредине – ну, совсем как в дачном или деревенском сортире. Но иногда там устанавливалась обыкновенная деревянная решётка или натягивалась прочная сетка, сплетённая из канатов. Вот туда-то матросы парусного флота и бегали справлять свои естественные потребности. То ещё удовольствие даже в штилевую погоду, а если во время шторма приспичит, то из занятного это дело превращается в весьма экстремальное и местами даже опасное. Только представьте себе, перебрался ты по сетке поближе к бурлящей стихии, присел, судорожно ухватившись дрожащими от холода и страха за канаты сетки, и только задумался о сущности бытия, и тут снизу тебе каааак наддаст морской волной, особенно, когда корабль с волны вниз носом ныряет. Ну, вот заодно и помылся, и подмылся. Представляете, а если не удержался? То смоет нафиг за борт, вот и сходил, что называется, «до ветру». Опасно? Не то слово. Поэтому позднее на кораблях устанавливали туалеты подальше от форштевня – в самой глубине металлического корпуса корабля. Правда, на кораблях ВМФ устанавливаются не унитазы, а так называемые «очки», вмонтированные в пол небольшого возвышения (правильное ударение на буковку «о», придающей слову особый – даже откровенный смысл). Правда ещё это устройство антично-романтично называют «чашей Генуя» в память о том, что именно в этом городе человечество впервые завело себе общественный туалет.
Водосливная система устроена немного хитрее, нежели в обыкновенном сливном бачке - с обратным принципом слива. В обыкновенном, вода наполняется в бачок, и простое коромысло на поплавке перекрывает доступ воды, чтобы не было перелива. На корабле, где забортной воды – целый Мировой океан – гигиена является основой здоровой жизни экипажа. Поэтому слив воды происходит в особом режиме: периодически-постоянном. Не понятно? Ну, так это запросто объяснить! В углу под самым подволоком находится огромный металлический короб – этак литров на сто. В него при помощи постоянно действующих насосов поступает вода почти до самого верха. Дойдя до критической отметки, открывается специальный клапан, и вода несётся по трубам до тех самых генуэзских чашечек с большим напором, смывая всё и всех на своём пути. Короб опустошается. Вода прекращает течь и цикл повторяется через каждые пять минут. Так что чистота в корабельных гальюнах всегда в наличии. Из этих чашек всё ненужное выливается прямо за борт через особую толстую трубу – напрямую. Но это в открытом море. А при стоянке корабля в порту всё сливается в специальную цистерну для так называемых льяльных вод, чтобы не загрязнять местную акваторию. Потом корабль выходит в море и продувает все свои цистерны, освобождаясь от нечистот на радость местному планктону и прочим морским гадам. И вот в открытом море, во время сильного шторма, сами понимаете во что превращается корабельные гальюны (а их несколько) учебного корабля – в самый настоящий Йеллоустоунский национальный парк со множеством гейзеров, бьющих толстыми солёными столбами и струями в самый подволок и жуткой загазованностью помещения, ибо тут только что побывал матрос-дезинфектор с баком, полным лизола, и опрыснул всё помещение так, что без противогаза пользоваться данным помещением невозможно. А если учесть, что двумя днями ранее во время шторма в люмике разлетелось вдребезги стекло, и теперь броняшка надежно задраена, то на свежий воздух можно уповать лишь после шторма. Чтобы гейзеры в гальюне не особо бушевали, в очки этих генуэзских чашек вставлялись такие тяжелые чугунные заглушки с ручками, очень похожие на гимнастические гири, только размером, да и весом поменьше. Во время шторма поход курсанта в гальюн был сопряжён с не меньшими удовольствиями, нежели бегство лопоухого юнги в районе бушприта на парусном корабле. Порой, когда волна била в борт корабля, то сквозь заглушки забортная вода прорывалась вовнутрь пушистыми, похожими на веер или опахало брызгами. Тут главное, если уж приспичило, то дождаться, когда корабль станет носом на волну, тогда есть возможность выйти из гальюна сухим – в прямом смысле слова. Хотя и при глубокой носовой качке вода может захлестнуть в очко. И вот, сидишь ты в гордой позе отважного коршуна, хладнокровно свесившего свой хвост в самую пропасть и, так сказать, только приступил к интимной процедуре избавления от всего самого дурного, что было в тебе за последний день, но корабль с предательским садизмом ныряет с волны вниз. И вода стремится уже по всем трубам фановой системы корабля и пробивает тебе своё печальное пенальти прямо в задние ворота. От неожиданности перехватывает дыхание, появляются досада и злость на всех и вся, и ты весь пропитанный морской свежестью, вернув на место (назад или на зад) свои штаны, радостно выбегаешь из гальюна с одной только мыслью, что друг познаётся в биде. И, хотя, в те недалекие времена, курсанты ещё не ведали от таком необычном и чуждом советскому быту предмету интимной гигиены, но практически каждый уже ощутил на себе принцип его функционирования. Кстати, заглушки эти вынимались специальным приспособлением – черенком от обыкновенной штыковой лопаты – воткнул в петельку и вынимай её. А после целевого использования генуэзской чаши точно таким же образом заглушка возвращается на своё штатное место. Всё продумано, всё учтено жестоким ураганом.
Супротив супостата
На корабле было ещё одно занятное дело – это противодиверсионная вахта. Неслась она ежедневно и в любую погоду. От обыкновенного курсанта специально назначенного «противодиверсанта» отличала особая экипировка. В любое время суток он должен был быть облачённым не только в морской бушлат с пилоткой на голове, но и в надетый поверх него спасательный жилет из крепкой желтоватой пробки-пенопласта. Кроме того, он вооружался длинным и гладким черенком от лопаты, чтобы при первых же поползновениях НАТОвских подлецов на борт, оглушить врага дубинкой, связать и привести к местному особисту для пристрастного допроса. Ну, а в случае ожесточённого сопротивления – воткнуть этот осиновый кол прямо в его империалистическую впалую грудину. Ещё, что отличает нашего «противодиверсанта» от повседневных курсантов, так это длинный белый линь, которым он привязан намертво к лееру, чтобы во время вахты его не скинул за борт коварный враг или не смыло его княжной за борт «в набежавшую волну». Во время прогулки по кораблю в хорошую погоду и если повезёт, то можно обнаружить с пяток таких «противодиверсантов» одновременно. Во время непогоды «противодивесанты» тщательно маскируются и мимикрируют, хамелеонами сливаясь с шаровой краской надстроек и борта корабля. Так что вероятность заметить их на палубе во время шторма точно такая же, как встретить на улице города обыкновенного тираннозавра – не более пятидесяти процентов: можно встретить, а можно и нет. Правда, нам так и не удалось понять, каким образом потенциальный противник сможет на полом ходу нашего корабля подняться к нам на борт, а тем более - в бурную штормовую погоду. Но советский «антидиверсант» подобен японскому самураю, у которого нет цели, а есть лишь путь. Путь к вечности...
Душ имени товарища Шарко
«Отдохнешь часок-другой, выходи на смену,
После баньки моряку море по колено».
Это песенка из мультфильма «Приключения капитана Врунгеля» про моряцкую баньку. Правда, то, с чем столкнулись курсанты в походе впервые было весьма трудно найти хоть каких-то аналогий с традиционной баней, тем более – корабельной. Баня на кораблях первого ранга всегда существовала, существует и будет существовать, если не вечно, то по крайней мере до тех пор, пока на планете Земля не высохнут моря и океаны. Но корабельные бани обычно предназначены для мичманов и офицеров, а для всего остального личного состава вполне достаточно обыкновенной душевой. Тем более для матросов и старшин из состава экипажа корабля были созданы вполне благоприятные условия в плане помывки и умывания. У них в умывальнике в кранах была постоянно пресная вода, и не только холодная. Так что помыться матросу можно было в любое удобное время. Это и понятно. Ребята находятся на настоящей службе и обеспечивают жизнедеятельность корабля. А курсанты, как ни крути и не поверни, хоть брось - хоть положи, но всё же гости и туристы на этом корабле, пускай и с очень военизированным уклоном. И поэтому очень даже справедливо было помещать курсантов в суровые реальности корабельной жизни. То есть познать все удовольствия и прелести корабельного быта.
На корабле была душевая для помывки личного и курсантского состава. Раз в неделю это было определено уставом корабельной службы и здравым рассудком. Но первый поход в ту душевую тоже был впечатляющим и от того – незабываемым экстремальным развлечением. Ведь мылись мы впервые во время качки. Когда палуба жутко скользкая. Тапочки в мыльной воде – словно горные лыжи австрийской фирмы «Атомик» - вечно норовили выскользнуть из-под тебя и сорваться с ног в самостоятельное плавание. Почему плавание, да потому, что по всем корабельным законам именно в душевых шпигаты хуже всего справлялись со своими функциональными обязанностями, и поэтому палуба была по щиколотку в мутной мыльной воде. Вода в душевые кабинки подавалась почему-то сепаратно. То есть либо горячая, либо холодная и обязательно под жутким таким напором, сдирающим кожу, словно на автомобильной мойке, через форсунку. Так что каждый на собственной шкуре ощутил, что такое душ Шарко. Мы тоже поняли, что на корабле во время помывки метод имени французского невропатолога Жана Шарко активно применялся не только для массажа, гидротерапии, но и для лечения центральной нервной системы. После посещения душа, после поиска в мутной водичке упавшего на качающуюся палубу куска мыла, да после всеобщего повального скольжения от одной стенки душевой кабинки к другой, появляется особый задор и необычное осмысление всего происходящего во Вселенной. Царапины, порезы и легкие ушибы с невинными кровоподтёками являлись верными признаками, что данный военный индивидуум точно недавно посещал помывочное помещение с определенными гигиеническими целями. И поэтому, при обходе корабельным врачом курсантских кубриков он безошибочно вычислял каждого «грязнулю» по отсутствию легких телесных повреждений и отправлял их в чистилище. После первого посещения душевой во время шторма, курсанты вполне оправданно считали, что в жизни, полной приключений и неожиданностей, они уже многое повидали. Да и в самом деле, последующие две помывки проходили с куда наименьшими потерями и неприятностями. Но курсанты второго взвода даже и не догадывались, какую каверзу насчет корабельной бани им уготовила судьба всего двумя годами позднее на корабельной практике на гидрографическом судне «Курс».
© Алексей Сафронкин 2024
Понравилась история? Ставьте лайк и делитесь ссылкой с друзьями и знакомыми. Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить новые публикации. Их ещё есть у меня.
Отдельная благодарность мои друзьям-однокашникам, которые поделились своими воспоминаниями и фотографиями из личных архивов.
Описание всех книг канала находится здесь.
Текст в публикации является интеллектуальной собственностью автора (ст.1229 ГК РФ). Любое копирование, перепечатка или размещение в различных соцсетях этого текста разрешены только с личного согласия автора.
