Рабство было обычным социальным явлением во время формирования евреев, как народа, появления их национального государства и после его разрушения. Поэтому иудаизм, как, впрочем, и другие авраамические религии, не запрещает рабовладения. Но ввиду свой общей гуманистической направленности старается его ограничивать и регулировать.
История исхода из Египта значительно повлияла на еврейский менталитет. Она повествует об опыте пребывания израильтян в рабстве, Божьем обещании освободить их от этой участи и их бегстве из страны пирамид. Ветхозаветная легенда привела к переосмыслению данного общественного института в пользу усиления прав рабов и уменьшения прав хозяев вплоть до полного исчезновения практики владения другим человеком раньше, чем это случилось у иных народов.
В целом, законы иудейской религии рассматривали рабство не как форму господства одного человека над другим по каким-то природным причинам. То есть, не было отношения, как у греков и римлян, считавших, что цивилизованные народы должны править варварами. Чисто теоретически все сводилось к добровольному рабству, вызванным экономическими причинами. Иудаизм вообще отрицает восприятие раба только как движимого имущества, своего рода, «говорящего орудия».
В иудейских священных книгах есть два свода правил, относящихся к рабам еврейского и нееврейского происхождения. Первые имели определенные льготы – это объяснялось тем, что Господь не желал, чтобы избранный им народ вновь был порабощен после выхода из египетского рабства. Но нельзя сказать, что положение вторых было таким уж тяжелым.
Независимо от национальности, рабский статус приобретался по причине невозможности выплатить долг, совершения определенного преступления, самопродажи, захвата в плен на войне или покупки раба. Уже в Ветхом завете появилось правило, что хозяину следует освобождать принадлежащих ему израильтян после шести лет работы. Или же, когда раз в 50 лет наступал юбилейный год (от ивритского слова «йовель» – «бараний рог») – год свободы.
Рабы-неевреи теоретически могли содержаться в рабстве пожизненно и передавать этот статус своим детям. Однако, хозяину было предписано после покупки предложить им обратиться в иудаизм. А в случае отказа – повторять это предложение ежегодно. И когда оно все-таки было принято, на них распространялось то же самое правило об освобождении через шесть лет.
Таким образом, рабство в иудаизме было патриархальным и часто домашним. И никогда не становилось фундаментом экономики. Еврейские рабы вообще рассматривались, как временные крепостные. Но и к невольникам иного происхождения религия предписывала относиться с состраданием. Тора даже запрещала выдачу на родину тех рабов, которые бежали в землю Израиля и объясняла, что к ним следует относиться, как обычным иностранцам. Это уникальный закон для Древнего Востока.
В течение первых веков нашей эры еврейское государство было разрушено и присутствие детей Сиона на своей исторической родине постепенно прекратилось. Израильтяне отныне стали жить в диаспорах, основав различного размера общины в тех или иных странах. Стремление сохранить свою идентичность стало причиной желания провести четкое различие между евреями и другими народами. Так в конечном счете появился талмудический раввинский иудаизм, который сильно отличался от ветхозаветного.
Правила рабовладения были расширены и кодифицированы, статус еврейских и нееврейских рабов постепенно сближался. Позднее содержание в рабстве израильтян было запрещено, хотя известно, что это правило не всегда соблюдалось. Это сделало детей Сиона менее склонными держать рабов, поскольку их освобождение считалось религиозным долгом.
Так как процесс освобождения раба-иностранца был привязан к его обращению в иудаизм, данная практика постепенно уходила в прошлое. В христианских странах иудеям было запрещено владеть христианами, в мусульманских – мусульманами. Хоть сохранялась черная работорговля, по расовым причинам мало кто хотел предлагать стать иудеями неграм.
Но в те или иные периоды времени всегда существовали богатые евреи, которые держали много рабов. И некоторые из них приняли участие в трансатлантической работорговле. Но, по сравнению с европейцами, в небольших масштабах.
