Жалко молящее о пощаде тело отгрузили в подвал, и оно уже оттуда продолжило вещать о том, насколько искренне и сердечно поддерживает молодую республику, как оно водило всю семью на референдум о независимости, как оно бросит пить, и никогда больше не будет нарушать общественный порядок. На душе было мерзко, и я впервые задал себе вопрос: «Куда я попал?». Что за, мать его, скотный двор? Как оно умудрилось нажраться, когда военное положение по городу, комендантский час? Мои представления о войне бились об отвратительную, пахнущую дешевой водкой реальность этого вечера. Мои новенькие армейские ботинки с ненавистью обрушивались на ступеньки, когда мы поднимались обратно в кабинет комбата. Виду я, конечно, не подавал. Сославшись на усталость, поплелся к себе в комнату, договорившись с командиром приступить к ведению новостного ресурса в Интернете на следующее утро. Разрази меня гром, если я когда-нибудь смогу сказать что-то, кроме: «когда я вошел в комнату, Киса смотрел телевизор».
– …А еще можно проводить политпросвет среди личного состава… И даже среди наших алкашей – пусть перевоспитываются. Ведь очень важно, на мой взгляд, чтобы люди четко представляли себе, за что они воюют. Благородная ярость должна вскипать правильными волнами, – процитировал я одного писателя. – А без хорошей политической подготовки с этим, рано или поздно, могут возникнуть проблемы. Так же готов выступать в роли фотокорреспондента и освещать в сетях все аспекты нашей сепаратистской деятельности.
– Борисовна, соседняя – свободна? – Утром Майор слушал меня внимательно.
– Ой, кажется – да, – рыжая ассистентка нашего комбата, закусив тонкую губу, осознанно кивнула несколько раз, повернувшись к Майору.
– Отлично, – продолжил он, обращаясь ко мне. – Значит, сейчас идешь завтракать, а потом осваиваешь рабочее место. Соседняя комната – твоя. Компьютер мы тебе выделим, ну а остальное – твои проблемы. Материалы вот, с Таней, – он кивком указал на ассистентку, – согласовывай и Бог, как говорится, в помощь.
На том и порешили. От вчерашней досады и тошнотворной безысходности не осталось и следа. Закрыв за собой дверь, я деловито направился вниз по лестнице. Утро ловко пробивалось сквозь толстые, покрытые бетонной крошкой стекла в окнах лестничных пролетов, а ступеньки, впрочем, никак не поменявшиеся со вчерашней ночи, звонко отщелкивали мои уверенные шаги. Заскочив к Коменданту за полагающейся мне пачкой диковинных сигарет, я триумфально прошествовал в столовую. Киса, задумчиво ковырявший вилкой салат из свежих овощей, оторвал взгляд от тарелки, подмигнул мне.
Сев с ним рядом и приступив к еде, я поделился новостями.
– Поэт, а там шо с Интернетом, все нормально?
– Не знаю. Пока вообще там не был.
– Ясно, ну расскажи потом, хорошо?
– Не вопрос. Слушай, а что у нас тут в Горловке есть интересного? Ну, поснимать.
– Да ничего, ей-богу. Хотя, это как посмотреть… – Киса, прищурив левый глаз и, поглаживая подбородок, глядел куда-то в потолок, прикидывая, что в городе могло бы меня заинтересовать.
– Хм. Ну, ладно, тогда. Первое время перебьемся общими фразами, а там, глядишь, что и появится.
– Эт ты верно мыслишь, – он вдумчиво жевал кусок говядины. – Ты мне вот что скажи: а как у вас там дела с прекрасным полом обстоят? В твоем городе.
– Ну, ты придумал, что спросить, конечно. Да как, как? Как везде, наверное.
Вторым по важности занятием для Кисы, после просмотра телепередач, было самозабвенное изучение картинок в мобильном телефоне. Я, наивная душа, полагал, что он сидит в Интернете, но, как выяснилось позже, у него там была невероятно обширная коллекция фотографий. Разумеется, женских. Причем от абсолютно невинных сессий в бикини до вполне откровенной порнографии. Надо заметить, что Киса был эстетом в хорошем понимании этого слова и держал и пополнял свою коллекцию исключительно из философских побуждений. Говорю это без доли иронии, так и было на самом деле. А обнаружил я это сегодня утром: перед сном отдал товарищу свой планшетный компьютер, и в разделе загрузок чудесным образом появилось больше сотни фотографий, которые потом, по всей видимости, были перекачаны в его телефон. Мне стало понятно, зачем Киса интересовался наличием хорошей линии связи, и я сразу же его на эту тему подколол:
– Как с сетью разберусь – скажу. Ты обращайся – синематографа тебе накачаем!
– Ой, скажете тоже, сударь!
Я сходил до кулера за стаканом воды. Никогда не любил чай или кофе, всегда предпочитал воду.
– Так, надо не забыть набрать полную флягу.
Киса уже не реагировал. С напускным видом оскорбленного носителя высокого художественного вкуса продолжил есть.
Мой кабинет оказался даже, наверное, больше, чем у комбата. Или это была иллюзия, которая возникала вследствие того, что в комнате практически ничего не было. Посредине стоял письменный стол, в углу – невысокая пузатая тумбочка офисного цвета и справа за дверью – худощавый платяной шкаф. На стене висела красивая, объемная карта Донецкой области и первое, что я сделал – это залепил на ней украинский флаг красивой наклейкой в виде флага республики. Наклейки считались ценным ресурсом, но юркий Славик, тем не менее, подогнал мне аж целых две. Вторую я наклеил на обратную сторону своего нового блокнота.
День я провел, общаясь со Славиком. Ох, и шустрый же это был парнишка. Несмотря на то, что ему, как выяснилось с его слов, было далеко за тридцать, я бы не смог дать ему на глаз больше двадцати лет. Маленький, худенький, смуглый, жилистый. Он был невероятно разговорчивым и живым. Ярко вычерченные скулы, бойкие глаза с какими-то хроническими синяками вокруг, черные короткие растрепанные волосы под видавшей виды песочного цвета советской пилоткой с маленькой красной звездочкой. Он как будто был выдернут войной откуда-то из навсегда оставшихся в памяти моего поколения «Неуловимых мстителей». В его комнатке было столько всякого барахла, что у меня разбежались глаза, когда мы туда вошли. Пробитая немецкая каска времен Великой Отечественной, бита, ножи, патроны от всего, что только стреляет на свете, какие-то журналы и книги… Славик был из тех людей, которые своего не упустят. От окончательного впадения в терминальную стадию плюшкинства его спасала, видимо, только невероятная тяга к приключениям. На койке лежал небольшой револьвер в кобуре. Сходу плюхнувшись на стоящий рядом с кроватью стул, он бережно взял его и стал вертеть в руках. Я присел на тумбочку напротив, и мы проговорили с ним весь день. Я малость опешил от такого словесного напора: он сыпал и какими-то безумными идеями, касающимися военной стратегии, и историческими справками о временах гражданской войны и белого движения, и рассказами о том, как он участвовал в штурме этого самого нашего здания УВД. Я слушал, и мне было даже интересно.
И вот я ждал, когда придет Славик. Мы с ним договорились встретиться через пару часов у меня в кабинете и вместе создать в социальной сети страничку для нашего батальона.
– Привет! – Дверь с шумом распахнулась, и в комнату деловито вошел мой новый приятель. Бегло окинув наметанным оценивающим взглядом обстановку, Славик подсел к столу и быстро закурил сигарету из лежавшей на клавиатуре пачки. – Ну, что, товарищ рейхсминистр пропаганды, приступим?
– Х…истр! – обиделся я на это, отнюдь в наше время не модное, и даже оскорбительное сравнение.
– Та забей, все путем. Давай название придумаем нормальное.
– Тут и думать нечего. Просто пишем «Батальон Витязи Донбасса». И все.
– Какой ты скучный, сил нет!
– Какой уж есть, – слегка раздраженно протянул я.
Славик предпочитал играть на чужом поле и всегда говорил на опережение, вторгаясь в святая святых – мое личное пространство.
– Давай я сейчас в контакт быстренько вылезу, надо кое-что посмотреть.
Я неохотно уступил ему свое место. Явно не друживший с компьютером, он медленно вбивал в безразлично мерцавшее окно свои данные. Мгновенно перебравшись из вкладки с сообщениями в какую-то браузерную игрушку, он выдал-таки, наконец, свои истинные намерения. «Ну и жук!» – улыбнулся я про себя. Раздражение прошло, уступив место желанию найти с ним общий язык.
Примерно с час мы лазили в Интернете и смотрели всевозможные видеоролики про войну. Выбрали титульное изображение для страницы, которое я слегка подфотошопил, и написали вступительное слово. На плавно развивающемся триколоре Донецкой республики красовался двуглавый орел. И под ним я золотистыми буквами пропечатал «Город Горловка», потому что до сих пор не мог привыкнуть к названию на «-ка» и подсознательно чувствовал потребность в том, чтобы дополнительно придать Горловке статус города.
Дверь открылась, и на пороге возник Большой, стоя в пол-оборота к нам, и о чем-то беседуя со стоящим в коридоре Майором. Пройдя внутрь и не обращая на нас никакого внимания, они стали изучать карту.
– Командир, вот здесь – объездная, – водил пальцем по карте Дима, – пока что идут по этой. Надо встречать.
– Нет, встретить-то мы встретим, не вопрос, но вот где?
– Ну, они сейчас под Артемовском стоят. Сколько – точно не знаю. Если на нас попрут, то будут идти через МБП. Или огородами.
– Местных, скажи, чтобы чаще опрашивали. Пусть при малейшем подозрении сразу сообщают.
– Понял. Если шо, я уже на блок отзвонился, там в курсах.
– Добро, давай ща еще съездим на Глубокую, посмотрим.
И они вышли. Через пару минут за окном послышался кашель стартера. Мы выглянули во двор и увидели, как выезжает за ворота сиреневый «Шевроле Ланос» с мигалками на крыше.
Раздался стук в дверь.
– Войдите, не заперто! – Славик явно обживался.
На пороге появился мой вчерашний знакомец. Протрезвев и проведя ночь в подвале, он излучал библейское смирение и с ведром воды и шваброй в руках выглядел как-то уж совсем обреченно. На глазах исправляющийся тунеядец начал скованно водить шваброй по полу. На какое-то время мы снова погрузились в виртуальный мир.
– Разрешите, я под столом протру, – он уже вымыл почти всю комнату, и теперь мы ему мешали.
– Завтра утром домой пойдешь. Еще раз попадешься пьяным – две недели будешь полы драить, ясно? – сказал Славик, вставая и отходя в сторону.
– Да ясно, – протянул он в ответ, продолжая натирать полы.
– А у нас много этих? – мне стало интересно, сколько таких вот доходяг сидит сейчас в подвале.
– Одиннадцать.
– Ничего себе. И все – алкаши?
– Да. Ну, максимум – хулиганы. Тяжелых тут у нас нет.
– А где они есть?
Но ответить Славик не успел, потому что наш новый сотрудник отрапортовал о завершении мытья полов.
– Так, швабру в сортир поставь и иди в подвал. Я спущусь ща, пожрать вам принесу. И ведро тоже туда же. Ну, в сортир.
Тот покорно вышел.
– Ладно, министр, я пойду, завтра увидимся! – он протянул мне щуплую руку в перчатке с обрезанными пальцами.
Вечерело. Здесь ночь ложилась на землю очень быстро, и как только солнце спотыкалось о терриконы и падало за горизонт, все вокруг становилось темно-синим. В домах один за другим, как по команде, загорались огоньки. Подойдя к окну, я закурил. Окна этого кабинета тоже выходили во внутренний двор.
Я курил, держа сигарету еще из привезенного с собой запаса между средним и указательным пальцами, не отодвигая руки от лица. Набирая полный рот мятного дыма, и не пуская его в легкие, я разжимал губы и втягивал его носом, а затем выдыхал ртом и наблюдал, как быстро меняется узор в окружающем меня трехмерном пространстве. Затяжки иногда сопровождались потрескиванием. Я когда-то давно слышал байку о том, что это прогорают остатки насекомых, которые попали на завод вместе с табаком. И, дескать, этот звук – косвенное доказательство того, что табак был выращен на поле, а не в теплице.
Остаток вечера я провел в переписке с ней. Жалкий интернетовский формат не вмещал в себя всех моих переживаний за последние нескольких дней. Я пытался разбавлять сухой омерзительный текст фотографиями, чтобы хоть как-то раскрасить стену из кирпичей слов. Но фотографий было так мало, а воспоминаний – так много…
Вот я вошел в поезд и сфотографировал откидной столик типового плацкартного вагона. За окном – вокзал. Раннее утро. Там осталась дорога, по которой неспешно сползало с горки дешевое такси. Еще дальше – двор. Качели, песочница, черные от ночи деревья. И никого нет. Мы встречали этот последний рассвет на пустых улицах того, моего, далекого города. Самое главное, за что я ей был в ту ночь благодарен, – она не отговаривала меня. Она попросила разрешения попытаться отговорить, и согласилась, получив отказ. Это дорогого стоит, на самом деле, – уважать человека до такой степени, чтобы принять в ущерб себе и, более того, в ущерб ему самому, какое-то важное для него решение. И вот эта фотография разрезала острым клинком паутину времени, и мы снова оказались в такси на сонном утреннем вокзале. А вот я еду по огромной России. Поезд продирается сквозь бескрайние пустынные локации. Я сижу на нижней полке, в руке – пластиковый стакан с минералкой. Напротив меня – пожилая женщина.
– Вы далеко едете?
– В Ростов, – поддеваю ногой лямку стоящего рядом пузатого рюкзака, подтаскиваю его к себе, раскрываю и показываю старушке кусочек отцовского полевого кителя.
– У меня внук в Луганске. Ужасы рассказывает. Дай тебе бог.
– Спасибо вам.
Я хотел попасть в Луганск, но все было уже решено без моего участия. Я не вникал, а просто ехал вместе с поездом в центральный вальгалльский областной роддом, где совсем недавно источила свои первые детские крики новорожденная война. Вот мимо нас уже проплывает Самара с ее необъятными реками Волгой и пива, вот проплывает ночь, полная звезд и соловьев, вот снова бесконечная, прекрасная, волнующая меня степь.
Дон разливается зеленоватыми метастазами по прекрасным своей серостью пейзажам. Июнь уже вовсю властвует над миром. Ростовский железнодорожный вокзал встречает меня ласковыми кондиционерами. Вот я уже еду куда-то в старый город, сидя на переднем сидении конвейерного «Хендая» и добрый светловолосый парень рассказывает мне обо всех возможных опасностях, которые непременно будут подстерегать меня.
– Тебя там могут убить, ты понимаешь?
Я всегда терялся, когда мне задавали идиотские вопросы. Просто сказать «да» – значило признать, что вопрос уместен и не продемонстрировать здесь и сейчас свое глубочайшее видение мировых процессов. Нет, блин, конечно, не понимаю. А чо, могут, да? Все эти детские типовые ответы на идиотские вопросы послушно выстроились в две шеренги на плацу моего сознания. Я осматривал их, прохаживаясь вдоль стройного ряда, и вдруг понял, что им давно пора на дембель. Да и не пользовался я ими уже много лет, хотя идиотских вопросов мне, как и любому, пожалуй, человеку, задавалось просто неприличное количество.
– Да. – Я сказал это так, что других идиотских вопросов не последовало. Наверное, прикоснулся к краешку мантии мудрости.
Потом провел ночь в забавном хостеле и проснулся в четыре часа утра от долбящего соседским отбойным молотком мерзкого скрежета на улице. Какая-то сволочь решила с утра пораньше устроить ремонт дороги. Да чхать мне было. Сволочь – и все. А вот я уже перегружаюсь из «Хендая» в «Патриот» где-то на окраинах российского Донецка и обнимаю на прощание своего нового светловолосого товарища. Мы едем какими-то богом забытыми тропами, колеями, кладбищами, а потом и вовсе – полями. Остановившись у рва, видимо, служившего защитой от контрабандистов, делаю фотографию. Какой-то там километр российско-украинской границы. Прохiд заборонен или что-то типа того. Я отправил ей эту фотографию.
Вот с той стороны рва подъехал кадавр УАЗика. Перегружаюсь во второй раз. Помимо моих вещей, туго утрамбованных в рюкзак, нужно было еще везти кое-какой гуманитарный груз для российского добровольца Димы, который сейчас находился в какой-то Горловке, куда я тоже был должен попасть. Мы спускаемся с холма в огромную долину, конца и края которой я разглядеть не смог. Под нами стелется одноэтажное Изварино, а сзади остается Россия. Вот я уже сижу на какой-то базе, и болтаю о всяком с мужичками.
Я не понимал происходившего. Из-за меня одного, что ли, такие движения? Я уже сменил три автомобиля, а до пункта назначения пешком я бы точно не добрался, следовательно, будет еще. Вот на территорию базы заехал черный праворульный японец. А сейчас я ловлю в открытое окно свежий ветер и свежее украинское солнце. Мы заезжаем в какой-то там –гвардейск. Меня с неподдельной радостью встречают добродушный, интеллигентного вида бородач в очках и жилетке и суровый дядька в камуфляже. Мы садимся уже в другую, пятую по счету, машину и выезжаем на трассу…
Мы переписывались очень долго. Но я по-прежнему не мог перепрыгнуть сумасшедшее расстояние между нами. Будь ты проклят, Интернет.
Продолжение следует...
Автор: Камиль Гремио
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого.
