Глава II
Мы ехали по городу, вовсе не похожему на страшные образы из новостей. Все было тихо. Жизнь, казалось, шла своим чередом. Никаких колонн бронетехники, никаких воронок от взрывов.
Последний раз вышли покурить и поболтать. Вот он – мой новый родной город. Гор-лов-ка. У нас так могли назвать разве что деревню. А города никогда не назывались на -ка. В основном – на -ск, на -ов. Или что-нибудь оригинальное, например, – Москва. А Горловка…
– Ну, друзья, давайте, загружаемся – и последний рывок, – Александр, добродушный мужик, всю дорогу рассказывавший нам разные интересные подробности истории украинской государственности, видимо спешил.
Последние несколько сот метров мы почти ничего не говорили. Я всматривался в этот небольшой по моим меркам населенный пункт. Изрытые дождями дороги, серые дома и спешащие куда-то люди. Автопарк попроще, автобусы постарее… Но в целом – типичный русский провинциальный город средней полосы с индустриальным уклоном.
Мы проехали трамвайные пути и лихо развернулись. Моему взору предстала величественная цитадель сепаратизма. Импровизированная крепостная стена из бетонных блоков, обложенная десятками, а может быть, и сотнями покрышек и буквально облепленная всевозможными агитплакатами, отгораживала от мира типовое для середины прошлого века здание УВД. Многие стекла – выбиты, красные объемные и, по задумке, светящиеся в ночи буквы, гласящие «Горлiвське МУ ГУ МВС Украiни в Донецькiй Областi», – изрядно покоцаны, а некоторых и вовсе не было. Над проходом в стене, назвать который воротами или даже калиткой у меня не повернется язык, гордо реяло сразу три флага: российский, одного из подразделений ополченцев под названием Русская Православная армия и народного ополчения Донбасса. На козырьке самого здания висел еще один российский флаг, а под самой крышей на стене по центру был прилажен самый большой – флаг республики. Весь этот пейзаж дополняли типичные советские ели, которые так любят расти рядом со всеми, по-моему, учреждениями, начиная от детских садов и заканчивая администрациями.
Машина остановилась. Я вышел, достал из багажника свои пожитки и посылку для Димы. Мы подошли к КПП, где дверями служили алюминиевые милицейские щиты. Нас встретили дежурные ополченцы, тепло поздоровались с каждым и даже со мной. В небольшой будочке, которая и являла собой КПП, сидело три человека с оружием. Все были веселы. Вдруг, по-отечески раздвинув дежурных, перед нами вырос огромных размеров мужчина. Обнявшись с моими спутниками и пожав мне руку, он представился:
– Дмитрий. Большой.
Я представился в ответ и вздохнул с облегчением: тяжеленные подарки для Димы не придется тащить самому. Большой взял у меня бронежилет и начал его оценивающе рассматривать. Разгрузке и паре коробок с медикаментами внимания не уделил.
Он был полным, но, с учетом его роста, это не слишком бросалось в глаза. Толстые сильные руки, красное, большое лицо с крупным носом. У него косил левый глаз, что придавало его взгляду некую неопределенность. Казалось, что он постоянно во что-то вглядывается. Бандана защитного цвета, камуфляжные штаны и футболка дополняли образ.
– Ну шо, пойдем? Познакомишься со всеми! – я про себя отметил его голос. Глубокий, мужественный, с хрипотцой, сопоставимый, в общем, с Диминой внешностью, но что-то в нем было не то, какие-то высоковатые ноты.
Пришла пора прощаться с моими новыми друзьями. Обнялись, пообещав друг другу еще обязательно увидеться. Потом я крепко пожал руку нашему молодому шоферу по имени Валерий и надел свой огромный рюкзак. Повернувшись, обнаружил, что Большого уже и след простыл.
Нагнал я его уже во дворе. Он с кем-то оживленно беседовал. Нехотя переключив на меня внимание, жестом пригласил следовать за ним. Во дворе я увидел оборонительные сооружения из мешков с песком, образующие извилистый коридор. Мы вошли внутрь УВД. Я впервые оказался в подобном месте. Совсем не похоже на воинскую часть. Ополченцы одеты, кто во что горазд, никакой унифицированной формы: разномастные камуфляжи или гражданская одежда. У многих – оружие. Посреди фойе стоял большой телевизор, перед ним – стол и десяток стульев. Люди смотрели российские телеканалы. Дым стоял коромыслом: курили практически все.
Стены были облеплены детскими рисунками, агитплакатами, фотографиями разыскиваемых преступников и бог весть чем еще. У дальней стены справа располагался медпункт. Небольшая будка из глухих стеклопакетов тоже пестрела всевозможными объявлениями, номерами телефонов и рисунками. Казалось, каждый мог высказаться, добавить собственный штрих в оформление этого некогда холодного официозного помещения. В дежурке сидел комендант УВД, которого так и называли – Комендант. Высокий и кудрявый, в тельнике без рукавов, он исподлобья посматривал по сторонам. Рядом с ним за столом расположился молодой сержант милиции в старой серой форме. Надо отметить, немало милиционеров перешли на сторону народа во время штурма УВД местными жителями.
В правом углу, со стороны входной двери, была столовая. Но Большой решительно двинулся куда-то вглубь вестибюля, и я поспешил за ним. Мы повернули налево и оказались перед лестницей. Дима шагал по ступенькам довольно быстро для человека его веса, хотя и едва заметно переваливался. Мы поднялись на третий этаж. Перекинувшись парой слов с дежурным по этажу, сидящим прямо напротив входа, Большой повернулся ко мне
– Короче, третья дверь отсюда, скажешь, что новобранец. Но тебя там и так ждут. Бывай.
И, хлопнув меня по плечу, пошел по коридору направо. Я же двинулся в противоположном направлении, аккуратно ступая по битому стеклу, обходя выстроенные в шахматном порядке громоздкие, советских времен сейфы, расставленные здесь как последний безнадежный рубеж обороны. Дверной проем был плотно занавешен бежевой шторой. Я вошел и чуть не натолкнулся на лысоватого мужчину лет сорока пяти. Он сидел прямо у входа, сложив руки на животе, и смотрел телевизор. Ноги с удобством вытянул на соседний стул. Горела настольная лампа. На маленькой тумбочке, аккурат у него под правым боком, стояли тарелки, стаканы и электрический чайник. С другой ее стороны находился второй человек. Он тоже смотрел телевизор, слегка наклонившись вперед и уперев локти в колени.
Он первый поднял на меня взгляд. Коротко и тихо представился:
– Монах.
Ему не составило бы никакого труда сыграть на детском празднике Бабу-Ягу. Крючковатый нос, изрезанный морщинами лоб, глубоко посаженные пронзительные серые глаза. Он был невысок и тщедушен, но, вместе с тем, излучал глубинное спокойствие и уверенность. У него, как и у многих здесь, не хватало зубов. И голос его звучал подобно сквозняку.
– Киса, – протянул мне руку первый. Этот был, напротив, высок и от природы худощав, но с возрастом стал обладателем пивного живота. Улыбка, похоже, была самым естественным украшением его лица. Вкрадчивый, впрочем, приятный голос, аккуратно постриженные седеющие усы, длинный нос и золотой зуб – отец русской демократии, как я мгновенно подумал. Да, внешне он не слишком походил на своего тезку из книжки, и, как выяснится позже, характер у него тоже совершенно иной, но ассоциация прижилась в моем сознании навсегда.
Я пожал протянутую руку Кисы и, войдя в комнату, поздоровался с Монахом.
– Ну, вот так и живем, – Монах кивнул на стоящие у заставленного мешками с песком окна два РПК, – располагайся.
Я присел на стоящую у противоположной стены кровать. Вернее, это была не кровать, а дверь, лежавшая на двух стульях, выполнявшая функции кровати.
– Привет!
Я обернулся.
Из небольшой коморки, отделенной от комнаты стеной из гипсокартона, вышел парень.
– Джонни. Можно Дима, – он протянул мне ладонь, – как добрался?
– Нормально, думал, гораздо сложнее будет. Дима, говоришь?
– Ну да. Ты же все привез?
Тут я понял, что Дим здесь, оказывается, несколько больше, чем я рассчитывал. И рассказал ему историю про бронежилет. Извергая проклятья, мой новый товарищ бросился восстанавливать справедливость, а я принялся распаковывать рюкзак и расспрашивать мужиков об обстановке. Монах, несмотря на то, что был молчаливым и задумчивым, иногда говорил больше Кисы. Он рассказывал, как оказался здесь и почему:
– Я пришел сюда воевать. У меня есть опыт, знания. Но я сижу перед телеком. Понимаю, что здесь от меня толку никакого, но ни до кого не достучишься. Сказали – сижу. В случае чего, мы – пулеметный расчет. Ну и ты теперь тоже. Готовься к тому, что ничего интересного не случится. Мы тут уже два месяца. Как УВД взяли, так и сидим. У меня жена и двое детей, я из-за них сюда пришел. Ни одна сука не причинит им вреда, пока я здесь. Как-то так.
– А я не мог больше смотреть со стороны. Ведь здесь наши. Я не понимаю, как большинство может, потягивая пиво, таращиться в телевизор, а потом спокойно его выключать и, уснув, не видеть ночных кошмаров. Вот и приехал…
Мужики одобрительно закивали.
Я раскладывал на кровати все, что привез с собой, не прерывая беседы. Киса уже начал рассказывать какую-то историю из мирной жизни, а Монах снова погрузился в мысли, уперев глаза в небольшой экран. Киса был строителем. И вот сейчас он вспоминал случай, когда какой-то пацан у них на стройке шлепнулся в незастывший цемент.
Содержимое своей аптечки я скинул в общак, одежду развесил на вешалке возле двери, а всевозможные аккумуляторы и зарядные устройства положил в верхний ящик тумбочки к остальным таким же мелочам.
Искоса наблюдавший за мной Киса отличался невероятной аккуратностью и бережливостью, что не раз сослужит нам добрую службу. Ведь, в отличие от большинства других, в нашей комнате было все необходимое и даже сверх того. Киса жил по принципу «кашу маслом не испортишь» и тащил к нам все, что только мог достать.
Обустроить свое спальное место я решил в маленькой комнате, прямо под окном. Достать матрас оказалось сложнее, чем я думал. Юркий и хитрющий Славик, который служил у нас кем-то вроде завхоза и жил в одной из комнат по соседству, оказался крепким орешком. Как и у любого нормального кладовщика у него ровным счетом ничего не было. Но после недолгого разговора со мной и пары глотков хорошего коньяка, которым я его угостил, кое-что, все-таки, нашлось. Я кинул матрас в угол коморки, прямо на пол, и накрыл плащ-палаткой.
Переоделся. Отцовский китель, новенькие черные армейские ботинки, камуфляжные штаны, портупея и футболка защитного цвета. Аккуратно развесив гражданскую одежду и наведя порядок на новом месте, я нацепил на пояс армейскую флагу в чехле и отправился на разведку.
– Ты, это, на довольствие сразу встань у Коменданта, – посоветовал Киса.
Я кивнул и вышел в коридор. Берцы поначалу казались невероятно неудобными. Я спустился вниз. На первом этаже под лестницей располагался вход в подвал. Напротив с каменным лицом восседал на офисном стуле часовой с автоматом. В подвале держали всевозможных алкоголиков, хулиганов, дебоширов и прочий мелкоуголовный люд. Здесь же была дверь, ведущая во внутренний дворик. Я держался непринужденно и никто не обращал на меня никакого внимания. Вышел наружу, к еще одной фортификации из мешков с песком. На лавке сидели стайкой девчонки, и о чем-то увлеченно курили. Страшно хотелось есть. Вернувшись в фойе, я пошел в столовую. Там на раздаче уже стоял в очереди Джонни. Мы взяли себе замечательной домашней еды и сели за стол. Гречка с колбасой и тарелка настоящего украинского борща – о чем еще можно мечтать?
– Ну, нашел свои шмотки? Ты уж прости, мне сказали: передай Диме. Я и передал.
– Да, все нормально. Большой у нас такой, клювом щелкать не будет. Ты как добрался? Где границу переходил?
– Неподалеку от Изварино, где ж еще. Контрабандное сердце Луганщины. Потом огородами, потом уже по трассе ехали. Столько людей помогло, и никто ни копейки не попросил…
– Здесь так. Жаль, ты Беса не застал. Раньше он в УВД сидел. Сейчас в ОБОПе они.
– Беса?
– Наш главный, Игорь Безлер. Всю Горловку держит. При нем здесь такой порядок железный был, офигеть можно. А сейчас…
– А что сейчас?
– Ну, колхоз. Неужели сам не видишь?
– Да я еще двух часов тут не провел, откуда ж мне знать?
– Твоя правда. Давай, ешь уже и погуляем. Покажу тебе, что да как.
И мы продолжили трапезу в тишине.
Уже свечерело, когда мы с Джонни вышли во внутренний двор. Он что-то мне рассказывал, но я без особого интереса поддерживал беседу. Мы зашли в стоявшее особняком здание, где располагался спортивный зал. В тот вечер играли в баскетбол. Побродив еще немного, я сослался на усталость и отправился спать.
Жесткий, неудобный матрас показался мне в ту ночь царской пуховой периной. Я засыпал и все думал и думал о войне. Обратного пути нет. Где-то на задворках покрывающегося сном рассудка билась пойманной в силок птицей тревога. Тихо бубнил телевизор за стенкой, мерно, присвистывая, храпел Монах. Что же привело меня сюда на самом деле? Нет, не патриотизм и не желание защитить что-то свое. Моего не было не то, что здесь: его не было вовсе.
Продолжение следует...
Автор: Камиль Гремио
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого.