Глава 9.
Осень-зима 1897 года
- Вот растолкуй ты мне, Силантий, как так вышло, что Клашка получила свой надел и капитал? — с досадой сказал Филимон, опускаясь на ворох палой листвы.
В осеннем воздухе, чистом и прозрачном до звона, летали последние паутинки, где-то цвинькали синицы, эхом отдавался далекий брёх бестолкового щенка Барбоски. Вспаханные делянки жирно чернели на фоне многовековой нетронутой целины.
- Клашка вдова Тихона Потапыча, вот и унаследовала его долю, - улыбнулся Силантий, усаживаясь рядом и доставая кисет с табаком.
- Это я слыхал уже сотню раз, а всё одно в толк взять не могу!
- А что тут брать в толк! — сплюнул Силантий, облизав край самокрутки. — При Тихоне бумаги были, с которыми его семейство в Сибирь направлялось. Когда мы сюда прибыли, Фрол этим бумагам ход дал, вроде как Тихон своим хозяйством обзаводиться хочет. Уж не знаю, сам ли покорыстоваться хотел, или в самом деле для Тихона старался, только старику по закону полагались и надел, и подъемный капитал.
- Понятно мне теперя, отчего он за Тихоном как за родным отцом ходил! — криво усмехнулся Филька. — А то все его чуть ли не святым благодетелем считают!
- Окстись, Филимон! — одёрнул его Силантий. — Бумаги все и так в руках Фрола были, и ублажать старика ради них нужды не было. А уж когда с Клавдией его обвенчал, то и вовсе мог его к Крупенкиным отправить. Ан нет, смотрел за ним, больным, а когда тот помер, то и упокоил его достойно, и помянул богато. Шутка ли — в монастыре сорокоуст заказывал!
- Ну ладно, Тихону надел полагался, а Клашка каким боком?
- Клавдия законная жена старика, все права ей перешли. Тут уж, говорят, Устин подсуетился, всё как надо сделал.
- Погоди, когда мы сюда селились, Клашка уже за сыном евойным замужем была!
- Успел Устин наследство Тихоново на неё отписать, - Силантий затянулся табачным дымом, помолчал. - Отчего, думаешь, он столько времени с венчанием тянул? Семён своими ногами ходил, мог и до церкви дойти. Только покуда бумаги готовы не были, Устин и думать об этом не хотел.
- Ещё один благодетель… - зло сказал Филимон.
- А нам-то какая разница! — засмеялся Силантий. — Наши наделы из-за Клавдии меньше не стали. Зато погляди, какая здесь земля! И место для деревни хорошее. Кто знает, куда бы нас чиновники отправили, в какое болото или глушь беспросветную! А Устин для внука старается. Самолучшее местечко для него нашел!
- Как это чиновники позволили нам в таком месте заселяться! - удивлённо воскликнул Филимон, оглядываясь на полувспаханное поле, на деревню, сиявшую вдалеке свежим деревом, на темневшие за рекой холмы.
- А они и не видали этого места! Устин назначенному чиновнику наплёл, что дороги-де сюда нет, что волки да медведи здесь бродят, магарыч поставил, в карман что-то дал, вот землемер этот и выдал бумаги не глядя!
- Хитёр казак, ох, хитёр… - с досадой в голосе сказал Филимон.
- Не прост. Только нам от этого вреда покуда не было, один прибыток.
Филимон промолчал, посидел ещё немного, глядя на солнечные звенящие дали, потом поднялся. Недопаханное поле не оставляло ему времени для праздного созерцания красот.
Разногласия между товарищами начались сразу после первого посещения Соловьиного лога. Строить дома, подобные тем, в которых они жили в Шёнервальде, согласились братья Гордеевы да Митрофан Татанкин. Филимону же непременно захотелось поставить высокий светлый дом с крыльцом и подклетью, с крытым двором и стаей хозяйственных построек. Напрасно убеждали его мужики не тратить капитал на столь непрактичное для здешних мест жилище, Филька стоял на своём. Силантий же, напротив, решил построить самую простую землянку, сэкономив деньги для покупки хорошего семенного зерна. А Крупенкиных эти заботы и вовсе не коснулись, потому что за них хлопотал Устин. Нанятые им рабочие за неделю поставили крепкий казачий курень на кирпичном основании и все необходимые хозяйственные постройки, а заодно возвели рядом дом попроще — как будто бы Клашкин, чтобы ни один ревизор не мог придраться. Хотя какие там ревизоры! Кому захочется ехать по бездорожью в медвежью глухомань! Но уж лучше построить, чтобы быть спокойным. К тому же Лёньке уже пятнадцать, того и гляди женится, будет, куда молодых поселить.
Разногласия были и потом, когда решали, держать ли землю в общем пользовании и каждую весну раздавать делянки по жребию, или передать её членам общины в вечное пользование. Двое Гордеевых, Крупенкины да Клавдия — четверо против троих. Перешла землица мужикам в собственность.
- Фролу-то как свезло, - с завистью говорил Митрофан. — Самый жирный участок ему достался!
- А я и не сомневался, что так выйдет! — со значением отвечал ему Филька.
- Да брось ты, Филимон! Спички для жребия ты самолично ломал, а доставал малолетний сынок мой. Не было здесь никакого обмана, не бери греха на душу!
- Выходит, одно везенье? Отчего же нам с тобою так не повезло?
- Филимон! Земли вокруг полным-полно. Если тебе твоя кажется тощей, то распаши любой приглянувшийся участок рядом, никто не осудит! — сказал Силантий. — Я, пожалуй, когда немного на ноги станем, так и сделаю!
- Как Устин? Отхватил делянку вдвое шире положенного!
- Не злись, Филимон. И не говори о своем поле дурное. Слава Богу, земля добрая, дома-то о такой и не мечтали!
- Добрая… Только у кого-то добрее!
- Ах ты, Господи, Филимон! Вечно ты язвишь, вечно ты недоволен! Как твоя Полина с тобой живёт-то!
Поставили дома в один ряд над рекою, у самой воды бани срубили, а между ними огороды задумали. Лёнька из леса дикой малины притащил, прикопал несколько корневищ — пускай будет! Улица получилась не такая красивая, как у немцев — красавец-теремок Филимона никак не вязался с убогой землянкой Силантия и крепкими, основательными постройками Гордеевых, да тут уж каждый сам себе хозяин.
Зима наступила внезапно — однажды, в конце октября, лёг на землю снег и больше уже не таял. Ребятишки резвились на пологом склоне реки, катались на санках — носились с восторженными визгами от самого верха и почти до кромки льда.
И вдруг однажды:
- Оооой!!! Беда! Беда! Зойка! Держите Зойку!
Лёнька бросил топор, которым рубил дрова для бани, кинулся к галдящим ребятишкам, а там уже две беды. Колька, старший Силантьев сын, пытаясь спасти сестру, сам провалился в воду. Чернели в провале головы, затаскивало их под лёд, ещё чуть-чуть, и будет поздно.
- А ну, держи! — кинул Лёнька жердину. — Держитесь за неё, я вытягивать буду!
Колька вцепился в шест, а у Зойки уж и сил нет. Смотрит на Лёньку огромными глазищами, а в них — и ужас, и прощание, и непонимание, отчего такое с ней случилось.
- А ну, ребятишки! Тяните понемногу жердь! — крикнул Лёнька, передавая мальчишкам конец деревяшки.
А сам скинул с себя мешавшую одежду да валенки, распластался на краю льда и пополз тихонько к девчонке. Не о себе думал, о глазах Зойкиных думал, о страхе её. Где полз, где с боку на бок перекатывался. Добрался до края полыньи, ухватил девчонку за воротник — уже хорошо, уже не отдаст он её течению. Господи, даруй мне Благодати Твоей! — понемногу отползать начал к берегу. Край льда сначала ломался, а потом принял на себя девчоночий вес. Вот и слава Тебе, Господи!
А когда на берег вытянул, схватил Зойку на руки, помня о судьбе дедушки Тихона, и помчался, не одеваясь, к дому. Успел краем глаза заметить, что и парнишка уже в безопасности, да крикнуть:
- Колька, скорее в избу! Потом одёжу искать будешь!
Зойка после того и не хворала даже. Отогрелась на печке, взваров малиновых попила, мать для порядку её молитвами полечила. А у Лёньки в памяти всё взгляд Зойкин стоял — испуганный, непонимающий. Лёнька потом к Рябковым несколько раз забегал, вроде о здоровье спасённой справиться, а на самом деле ещё раз глаза девичьи увидеть. Мать Зойкина, Марфа, в душе радовалась, вот и жених для дочери нашёлся. Оно, конечно, думать об этом рано, девке покуда тринадцать лет, да ведь время быстро летит! Шутка ли, в такой глуши хорошего мужа для дочери сыскать, а тут вот — сам пришёл. Да ведь какой! Спокойный, работящий. С ребятишками ласковый. Вот только Лёнька сам ещё в себе не разобрался, сам не понял, что стала Зойка ему дороже всех на свете.
Правда, нравилась девчонка и Прохору Татанкину, а Прошка был гораздо более бойким и пронырливым, чем Лёнька, Прошка твёрдо решил, что не отдаст Зойку никому. Эх, жаль, что в тот день не было его у реки, он бы непременно сам полез в реку спасать утопающих! Не повезло. Ну ничего, время ещё покажет, что и он способен на геройские поступки.
Ближе к Рождеству появились в Соловьином логу вол ки. Заходили они ночами, выли тоскливо, а однажды разгребли крышу хлева у Филимона Кузьмина и вытащили козочку.
- Ах ты, Господи! — причитал Филька. — Опять мне наказанье! За что? В чём мой грех? Ни у Фрола, ни у Стёпки не раскопали, а у меня!
- Так у Фрола и Степана крыши с умом сделаны, прочно! — отвечал ему Силантий, думая о своих не слишком прочных постройках. — А ты за красой погнался, дранкой сараюшки прикрыл.
- А у тебя соломой крыты, однако же к тебе не пришли! — съязвил Филька.
- Не пришли, - согласился Силантий. — Да у меня всё впереди, Филимон. Придут и ко мне ещё.
Вот тут и придумал Прошка, как удаль свою показать:
- Дядька Силантий, а давай я попробую вол ка изловить!
- Да как же ты его изловишь? — изумился Силантий.
- А в силки его поймаю!
- Это вол ка-то?! Ты, поди, его с зайцем спутал!
- Не, я же не на бечёвку его брать буду! Крепкие верёвки да сыромятные ремни сгодятся. Как только он сунется под крышу, так сразу и попадёт в ловушку.
- Да нешто ты знаешь, в каком месте з верь крышу разбирать зачнёт? — рассмеялся Силантий.
- А ты не спрашивай! Просто позволь мне!
- Нет, Прохор. Я лучше скотину в свою землянку заберу, так и она целее будет, и з верям меньше соблазна.
- Забирай, дядька Силантий! Только всё-таки позволь мне в хлеву твоём ловушку устроить.
- А! — махнул рукой тот. — Устраивай!
К вечеру Рябковы перевели своих коз и кур в землянку, служившую им домом, а в сараюшке захлопотал Прошка. Зойка с интересом смотрела на парнишку, подвязывавшего какие-то верёвки, громоздящего деревяшки в едва освещённой лампой внутренности хлева.
- Прохор! Ты куда козленка тащишь?! А ну, верни на место! — заголосила вдруг Ефросинья, Прошкина Мать.
- Ма, ничего ему не сделается! Поверь мне, ма! — Прошка бегом мчался к сараю Рябковых, таща на верёвке блеющего козлика.
- Верни, сказала! — неслась за ним Ефросинья.
- Ма! Ему ничего не сделается, ей Богу! — вопил Прошка.
- Ишшо божится он! Я вот тебе задам! Верни козла!
Скоро несчастное животное было возвращено на место, и Ефросинья, грозясь и ругаясь, ушла в дом.
- Ну что ж, Барбоска, придётся тебе стать приманкой для вол ков! — сказал Прошка, выуживая из-под крыльца щенка. — Да ты не бойся, я такое придумал, что вол ку не до тебя будет! Останешься цел и невредим! Да разве я дам тебя в обиду!
Ночью стая снова пришла в деревню. Их манил тёплый запах скотины в хлевах, будоражил с трах замерших в темноте коз и овец. З вери шныряли рядом в попытке поживиться, однако крепкие крыши и толстые стены не давали им шансов. Разорённый Филькин сарайбыл пуст, попасть можно было только в крытый соломой хлев Силантия, откуда чувствовался запах живого существа. Правда, существом этим был всего-навсего полугодовалый щенок, но в такую пору годился и он.
… Фрол не спал. Его тревожили эти ночные визиты. В Шёнервальде стаю отпугивали Оденбахи, стрелявшие в воздух с порога своего дома, но здесь стрелять было некому. Как прогнать з веря? Что делать?
Фрол поднялся, подошёл к окну. Ружьё… Нужно покупать ружьё! А средства? Оторвать от тех денег, что отложены на покупку семенного зерна? Жалко, очень жалко… Однако, если з вери задерут деревенскую скотину, то расходов будет гораздо больше. Решено, завтра же нужно ехать в уезд!
С улицы раздался шум. Какой-то крик, визги — то ли собачьи, то ли вол чьи, грохот. Фрол схватил кочергу и чугунную приставную дверцу с печи, выскочил из дома, что есть мочи колотя кочергой по дверце. Последовали его примеру и другие мужики, и скоро стая была изгнана из деревни. Однако в Силантьевой сараюшке продолжался грохот и вой. Каково же было всеобщее изумление, когда оказалось, что шум этот производит… попавшая в ловушку собака Татанкиных.
- Что?! — не верил своим глазам Прошка. — Да ведь я западню для вол ка делал!
- А попалась ваша Жучка! — захохотал Филимон.
- Откуда она здесь взялась? — едва не плакал Прошка. — Сюда должен был попасться вол к!
- Так ты щенка её здесь спрятал, - ласково сказал Силантий. — Она, сердешная, почуяла его да на крышу забралась. А когда стая зашла, она от страха спрятаться захотела, зарыться в солому, вот и угодила в твою ловушку.
- Не огорчайся, Прохор! — Фрол положил руку на плечо мальчишки. — Такими силками вол ка и в самом деле не поймать. Сильный он з верь. Наберись терпения, ты ещё добудешь своего. А пока… я обещаю тебе, что стая больше в деревню не войдёт.
Прошка молча побрёл к своему дому. Надо же, как не повезло… Слёзы набегали на глаза мальчишки. Под ногами крутился Барбоска, подпрыгивал, старался лизнуть руку своего юного товарища.
- Ну и ладно. Зато ты жив и здоров, Барбоска! — сказал Прохор, обнимая пса.
Продолжение следует... (Главы выходят раз в неделю, обычно по воскресеньям)
Предыдущие главы: 1) В пути 8) Соловьиный лог
Если по каким-то причинам (надеемся, этого не случится!) канал будет удалён, то продолжение повести ищите на сайте одноклассники в группе Горница https://ok.ru/gornit
Если вам понравилась история, ставьте лайк, подписывайтесь на наш канал, чтобы не пропустить новые публикации!
