Фронтмен Procol Harum не только создал один из главных хитов "Лета любви", но и сотрудничал с Эриком Клэптоном, Ринго Старром, Кейт Буш и многими другими.
В 2017 году, за пять лет до своей смерти, Гари Брукер выпустил новый альбом Procol Harum и антологию лучших песен к 50-летию группы. Вспомним интервью с маэстро, в котором он рассказал о своей музыкальной карьере.
В 1966 году группа The Paramounts из Саутенда распалась. Их кавер на песню "Poison Ivy" стал хитом в 1964-м, но дальше — тишина. Тогда вокалист и пианист группы, Гари Брукер, решил попробовать себя в написании песен.
В соавторстве с поэтом Китом Ридом и органистом Мэтью Фишером он создает нечто невероятное — песню "A Whiter Shade Of Pale", которая в одночасье становится гимном "Лета любви" и одной из ключевых композиций психоделического рока.
Так на музыкальной карте появляется группа Procol Harum.
Рождение хита
— "A Whiter Shade Of Pale" стала саундтреком к "Лету любви". Какая атмосфера царила тогда в музыкальном мире?
— Это было время экспериментов. Британские музыканты внезапно осознали, что им все позволено. Границы стерлись. Мы тоже хотели сделать что-то необычное, не похожее ни на что другое. Изначально песня была длиннее, около семи минут. Кто-то сказал мне, что по радио не крутят песни длиннее 2:47. Но это было не так. Публика жаждала перемен.
— Ваш дебютный сингл возглавил британские чарты. Ощущали ли вы давление после такого успеха?
— Конечно! "A Whiter Shade Of Pale" стала мировым хитом, и все ждали от нас чего-то подобного. Но повторить такой успех было практически невозможно. Эта песня словно затронула какую-то неизвестную струну в душах слушателей. До сих пор не знаю, как нам это удалось.
Эксперименты со звуком
— Питер Хэммилл говорил, что 17-минутная "In Held ‘Twas In I" с вашего альбома "Shine On Brightly" сильно повлияла на него. Он внезапно понял, что можно писать такие длинные и амбициозные композиции. Как родилась эта песня?
— Тогда у музыкантов было больше свободы. Конечно, это была смелая идея, но она не казалась чем-то из ряда вон выходящим. Кстати, Пит Таунсенд как-то сказал нам, что именно эта композиция натолкнула его на мысль о рок-опере "Tommy".
"In Held ‘Twas In I" сложно назвать поп-песней или даже рок-композицией. Единственный жанр, к которому мы когда-либо принадлежали, — это Procol Harum.
В этой песне мы соединили несколько фрагментов в единое целое. Она начинается с истории сотворения мира, в ней есть буддийские мотивы, она затрагивает тему наркомании и заканчивается в раю.
— Альбом "A Salty Dog" 1969 года многие считают квинтэссенцией вашего стиля этакого сочетания блюзовой приземленности с театральной эпичностью.
— Да, этот альбом закрепил наш стиль. Мы использовали струнные, что тогда было не в новинку, но нам удалось органично вплести оркестровое звучание в песенный формат. Заглавный трек с этого альбома до сих пор вызывает у публики не меньший восторг, чем "A Whiter Shade Of Pale".
Вдохновение — в соул-музыке
— Говоря о корнях прогрессивного рока, мало кто вспоминает о влиянии ритм-н-блюза и соула, хотя многие музыканты выросли на этой музыке. В вашем творчестве это влияние очевидно.
— Согласен. Для меня музыка — это способ передать эмоции, а этим эмоциям меня научили Рэй Чарльз, Литтл Ричард и Сэм Кук. Эта нить проходит через все мое творчество, хотя ее не всегда замечают. Кстати, многим прог-рок группам не хватает хороших вокалистов. Они могут создавать сложные аранжировки, но вокал — слабое звено. В Traffic этой проблемы не было, потому что Стив Уинвуд рос на той же музыке, что и я.
Сотрудничество и распад
— На вашем альбоме "Broken Barricades" 1971 года много гитарных соло Робина Троуэра. Это был его последний альбом с Procol Harum перед началом сольной карьеры. Он специально старался произвести впечатление?
— Нет, все произошло естественным образом. "A Salty Dog" мы записывали под руководством Мэтью Фишера, он тогда выступал в роли продюсера. Потом он ушел, и, если вслушаться, на "Broken Barricades" практически нет органа. Освободившееся пространство и заполнил Троуэр.
Он прекрасный гитарист, но на первых трех альбомах ему приходилось подстраиваться под мой музыкальный материал. Это были не те песни, где можно просто взять и сыграть блюзовое соло. Когда он не мог разобраться с аккордами, то просто находил какую-нибудь низкую ноту и выжимал из нее максимум. Брайан Мэй постоянно так делает в Queen, но изобрел этот прием именно Троуэр.
— Ваш бывший менеджер Крис Райт утверждал, что живой альбом с Эдмонтонским симфоническим оркестром, выпущенный в 1972 году, "полностью возродил" вашу карьеру. Это так?
— В целом, да. В то время наши альбомы хорошо продавались в Америке, но не на родине. В Великобритании мы потеряли часть аудитории после выхода "Shine On Brightly". Мы дали один концерт с оркестром и хором в Канаде. Исполнили всего пару песен — "In Held ‘Twas In I" и "A Salty Dog", — но публика была в восторге. Нас заметили и пригласили выступить с Эдмонтонским симфоническим оркестром.
Мы с радостью согласились. Это было новое слово в нашей карьере.
"Гранд-отель" и другие
— Альбом "Grand Hotel" 1973 года продолжил эксперименты с оркестровым звучанием.
— У меня было много идей. Большинство песен на "Grand Hotel" — это сложные композиции с резкими сменами настроения. Каждая песня — как две разные песни в одной. Мы использовали разные инструменты, пригласили французскую джазовую импровизаторшу Кристиан Легран для записи песни "Fires (Which Burn Brightly)". Но после этого альбома мы решили вернуться к формату классического квинтета.
— Как вышло, что вы работали с легендарным дуэтом продюсеров — Джерри Лейбером и Майком Столлером — над альбомом "Procol’s Ninth"?
— Мы всегда восхищались Лейбером и Столлером. Кроме того, они только что спродюсировали альбом Stealers Wheel, и мы подумали, что они могли бы поработать и с нами. В первый же день записи Майк и Джерри заявили, что уходят ужинать, и больше не вернулись. Мы были в шоке! Обычно мы работали в студии до четырех утра.
Потом выяснилось, что у них была куча песен, которые они хотели нам подсунуть. В итоге, мы записали всего одну их песню — "I Keep Forgettin". Но нужно отдать им должное, они сделали отличную аранжировку для нашей "Pandora’s Box". Эта песня даже стала хитом.
— Вы говорили, что удивлены тем, что ваш последний альбом 70-х, "Something Magic", вообще увидел свет.
— Мы не хотели снова работать с Лейбером и Столлером. "Something Magic" мы записывали в Майами с другими продюсерами — братьями Роном и Хауи Альбертами. Они тогда были на пике популярности.
Мы прилетели из Лондона и сыграли им песен 15. Они послушали и сказали: "Слушай, Гари, ты можешь обмазать дерьмо шоколадом, но от этого оно не станет вкуснее".
Мы были в шоке. Потом выяснилось, что у них сломалась яхта, и им просто некуда было деваться.
В итоге, альбом мы доделали, но это было сложно. Мы словно вернулись на 10 лет назад — снова длинные, сложные композиции… Посмотрев вокруг, мы поняли, что отстаем от жизни. В 1977 году мы съездили в прощадный тур по Америке, и на этом все закончилось.
Жизнь вне Procol Harum
— Помимо Procol Harum, вы выпустили несколько сольных альбомов, играли на записи "All Things Must Pass" Джорджа Харрисона и "Aerial" Кейт Буш, участвовали в сессиях Билла Уаймана и Ринго Старра и даже снялись в фильме "Эвита" в 1996 году. Какой момент вне Procol Harum запомнился вам больше всего?
— Я сразу же после распада группы начал заниматься тем, на что раньше не хватало времени. Вы забыли упомянуть альбом Кейт Буш "The Red Shoes" — я тоже принимал участие в его записи, а еще спел одну песню для The Alan Parsons Project. Я играл с множеством музыкантов. И это было здорово!
Я с удовольствием вспоминаю работу с Эриком Клэптоном. Играть, когда он рядом импровизирует на гитаре, — это незабываемо. А группа Билла Уаймана! Мы играли с лучшими британскими музыкантами — Джорджи Фэймом, Альбертом Ли. Три года я провел в Ringo’s All-Starrs, играл с Джеком Брюсом, Тоддом Рундгреном, Питером Фрэмптоном, Саймоном Кирком и, конечно же, с Ринго. Каждый опыт был уникальным.
Воссоединение и новые горизонты
— Тексты Кита Рида всегда были важной частью звучания Procol Harum. Случалось ли так, что вам приходилось использовать какой-то текст только потому, что он уже написан?
— Нет, конечно. У меня всегда была кипа текстов Рида, которые так и не стали песнями. Иногда идея казалась слишком сырой, иногда в тексте встречались слова, которые я просто не мог спеть.
— Ваш последний на сегодняшний день альбом, "Novum" 2017 года, стал первым, написанным не в соавторстве с Ридом. Почему?
— Предыдущий альбом, "The Well’s On Fire", вышел в 2003 году. Это огромный перерыв. Было много всего — личные проблемы, болезни, суды… Не самая благоприятная почва для творчества. Думаю, Рид потерял интерес к группе уже давно.
А с Питом Брауном мы давно знакомы. Он видел Cream в деле! Пару лет назад Пит сказал мне: "Если соберешься что-нибудь записывать, дай мне знать. Я бы с радостью поучаствовал". Он знает и ценит творчество Кита Рида и понимает, какими должны быть тексты для Procol Harum.
— Вы могли бы продолжить сольную карьеру, но решили возродить Procol Harum. Почему?
— Procol Harum — это особенная история. Мы не просто пять парней, которые собрались поиграть музыку. Мы — Procol Harum, и это главное. Запись "Novum" прошла на одном дыхании, и мы захотели еще.
— В Запретbook запустили кампанию за включение Procol Harum в Зал славы рок-н-ролла. Насколько это важно для вас?
— Честно говоря, не задумывался об этом. Если нас включат в Зал славы, я скажу: "Ну и что?" или "Давно пора было".
Не знаю, что нужно сделать, чтобы попасть в этот зал. Мне кажется, если ты 50 лет занимаешься любимым делом и не теряешь энтузиазма, то это уже достойно уважения. Сейчас я пою лучше, чем 50 лет назад. Недавно мы выпустили альбом, которым я горжусь. Так что я сделал все, что мог.
